Второй (СИ) - Соль Вероника. Страница 4

— «Лось форштевня».

— Что?

— Кабак. На острове.

Судя по выражению лица, единственная достопримечательность её не слишком воодушевила.

— На острове — это где деревня со стационарным порталом?

— Да, Шанн-эй. Других тут нет. Там портал, кабак, какие-то лавочки.

— Звучит… — она закусила губу, мучительно подбирая эпитет, — …многообещающе.

Джейсон снова уставился в книгу.

— Добро пожаловать.

========== 1.2 ==========

— Ого, да у нас тут повелитель воздуха!

Высокая женщина в белых одеждах скорбно качает головой.

— Вырождение стихии видеть ещё больнее, чем полную бездарность, — говорит она голосом преподавательницы преобразования энергии. — Бросай его к остальным, вот и посмотрим. Если он хоть чего-то стоит, то выберется.

К остальным?..

Плотный дым забивается в горло. Ноги лишаются опоры, он не понимает, где верх, где низ, но где-то рядом — смерть, и его несёт туда, как в водоворот. Он отчаянно молотит по воздуху руками и ногами, не зная, поможет ли это вырваться. Магия — нужно использовать магию! Но он понятия не имеет как. Он может только махать руками, как сумасшедший пловец, в неистовых попытках отбросить себя подальше от опасности.

Вдруг всё прекращается. Неужели получилось? Он на твёрдой земле, смерть где-то позади, ещё близко, но слишком далеко, чтобы достать.

Он поднимает глаза и умирает от ужаса. Чёрная тень стоит прямо перед ним, дышит морозом и ненавистью.

Дождь льётся за шиворот, пронзает кожу миллионом иголок, пробирает холодом до самых костей, пригвождает к земле, лишая способности двигаться. Зря он не дал бросить себя в огонь. Лучше было сразу умереть. Лучше было…

Тень поднимает единственную руку. Он не знает, что именно произойдёт, но это страшнее всего на свете.

Записывать скучную лекцию не было никакого настроения. С силой нажимая на ручку, Альберт густыми штрихами закрашивал левую половину тетрадного листа, представляя, что перечёркивает то зловещую чёрную фигуру, то худое лицо женщины в белых одеждах. Женщину он однажды нарисовал, думал так избавиться от навязчивого образа. Он не мог сказать, похоже получилось или нет, потому что не помнил черты — только длинное белое одеяние, прямые тёмные волосы и исходящую от неё злобу. Вот это ему неплохо удалось передать. Страх, вместо того, чтобы уйти, обрёл физическое воплощение, и листок пришлось сначала порвать, а потом сжечь. С тех пор он не рисовал то, чего боялся.

— И пятого августа пятьсот восемьдесят второго года, — бесцветным голосом вещал господин Дженкинс, — был подписан мирный договор. Условия. За Иннсдерре остаётся территория от Северного моря до Понны на юге…

К доске была прилеплена обычная бумажная карта, один уголок отогнулся. Альберт закрасил уже половину листа.

Как можно было додуматься поставить историю первым уроком в первый учебный день сентября? Хотя ему в любой день было жалко тратить время на немагические предметы. Он чуть не с начала летних каникул уже ждал четвёртого курса, когда у них будет наконец боевая магия и другие интересные вещи. И что вместо этого? Увидев вчера в расписании историю первым уроком, Альберт решил её проспать, пожертвовав даже завтраком, лишь бы начать год сразу с чего-нибудь более захватывающего. Но кошмар заставил проснуться ещё до будильника, так что проще было пойти на историю, чем искать себе другое занятие на утро.

Сначала он развлекал себя тем, что разглядывал однокурсников, которые днём раньше вернулись с каникул. Он, как всегда, отказался от участия в традиционной пьянке в честь начала учебного года, поэтому вчера толком ни с кем не пообщался. Его соседи по комнате, Бренги Тэйг и Леоф Уителл, на пьянке были, и их плану проспать историю ничто не помешало. Неразлучные подружки Уна и Лотта тоже не пришли. Оставалось всего пять человек, не считая самого Альберта.

Томар Хостин загорел, Ве коротко подстригся, оставив только тонкую косичку над шеей, Ян Левин отпустил щетину — может, просто поздно встал сегодня. Черноволосая смуглая Зоя, кажется, никогда не менялась. У Марты Айдер волосы стали заметно длиннее, она частично сколола их на затылке, а дальше они спадали золотисто-рыжими волнами почти до середины спины.

Свежих впечатлений хватило на первые две минуты урока, а дальше пришлось марать тетрадь, пытаясь выдавить из головы уродливые картинки.

— В период с пятьсот восемьдесят второго по пятьсот девяносто девятый годы, — Дженкинс всегда говорил тихо и с паузами, которые иногда были сигналом, что озвученное надо законспектировать, а иногда нет, — мир заключили все остальные страны запада материка и Каэлидские острова. Запишите даты. Тринадцатое октября восемьдесят второго — Сах и Треанс…

Сам Дженкинс ему нравился ничуть не больше, чем его предмет. Он повергал в уныние одним своим видом, даже без лекции о мирных договорах. Вялый и какой-то весь лишённый цвета, одетый всегда одинаково — в чёрные джинсы и чёрную футболку или чёрный свитер зимой. Из-за этого некоторые подозревали, что он из Теней Второго: хотя тёмные секты уже сто лет не преследовали, представители всех прочих конфессий, и особенно низшие, обычно старались избежать недоразумений и выбирали другие цвета в одежде. Но Ян со знанием дела разъяснил, что Тени, как и все тайные общества, обязательно носят особые амулеты, которые служат одновременно опознавательным знаком и способом быстрой связи. Дженкинс вообще не носил никаких артефактов. А ещё никто не видел, чтобы он использовал хотя бы простейшие бытовые заклинания, хотя другие учителя-низшие — Горак по литературе, Коллен по географии, да даже физкультурник — не упускали случая показать, что они тоже кое-что умеют. Альберт не мог представить, как чувствовали себя низшие маги в школе для высших, — наверное, не очень комфортно, потому и старались почаще применять простые заклинания для всяких мелочей: зажечь свет, раскрыть книгу, поднять упавшую ручку. Но Дженкинсу, который ещё и жил в школе постоянно, в отличие от Горак и Коллена, казалось, не было дела до своего авторитета.

Единственное, что нарушало его образ сушёной мухи на подоконнике, — это глаза самого светлого оттенка серого, почти бесцветные, которые необъяснимо жутко контрастировали с чёрной одеждой и падающими на лоб тёмными волосами. Хотя большую часть времени взгляд у него был отсутствующий, но иногда по ходу лекции Дженкинс неожиданно спрашивал что-нибудь вроде: «Новый закон вступал в противоречие с Мейтским эдиктом… какого года?» — а все молчали, потому что, впав в сонное оцепенение, даже не замечали вопроса, и тогда он как будто включался в происходящее, взгляд фокусировался и становился таким нечеловеческим, что Альберта пробирала дрожь. «Мейтский эдикт, — тихо повторял учитель. — Год», — и смотрел своими прозрачными глазами, а зрачки как наточенные карандашные грифели втыкались в каждого по очереди. Но потом Ян или Марта наконец называли нужную дату, и Дженкинс тут же возвращался в свой транс.

Сейчас было почти смешно вспомнить, как Альберт испугался его на первом курсе. Из-за снов. Из-за Лихлинна. Потом-то, конечно, стало очевидно, что это не он, не чёрный призрак отмщения, преследовавший Альберта в кошмарах. Сходство-то и было только в чёрной одежде. По правде говоря, больше ничего во внешности человека из Лихлинна Альберт просто не запомнил. Но это точно был высший маг, боевой, скорее всего — стихийный. И он, наверное, убил бы Альберта при следующей встрече — если бы только узнал его. Первые месяцы в приюте госпожи Инген Альберт буквально каждый день ждал, что по его душу явится чёрная тень. Просыпался и ждал, засыпал и надеялся, что тень милосердно убьёт его во сне. Но никто не приходил ему мстить, и со временем Альберт думал об этом всё реже. Поступление в школу должно было ещё сильнее оторвать его от прошлого — и вдруг эта чёрная фигура учителя истории. Глупость, но как он тогда перепугался! Но и к этому оказалось возможно привыкнуть. Цвет как цвет, и нечего обмирать при каждой встрече в коридоре.