Лучший друг девушки - Кауи Вера. Страница 15

Когда дело идет о выборе одежды, подумала Миллисент, суждения Ливи безошибочны. Когда же дело идет о выборе мужчины...

Нет, ничего предосудительного Билли не сотворил. Наоборот, старался всех очаровать, всем польстить, всех перетянуть на свою сторону. Вел он себя как человек, знавший себе цену, но и отдававший себе отчет, какое сокровище приобретал. Даже Миллисент признала, что выбранное им для Ливи кольцо отличалось не только изысканностью, но и обладало редчайшим качеством. Камень в нем был не алмаз и не изумруд, а кабошон [4] падпарадшах, или розовый сапфир великолепного густоабрикосового цвета. Он был настолько необычным, что мгновенно сделался предметом завистливых разговоров, особенно после того, как в придачу к кольцу Билли подарил ожерелье из таких же камней, нанизанных вперемежку с безупречной формы жемчужинами.

О, у Билли несомненно был хороший вкус, но вот откуда он взялся? Чтобы его приобрести, требовался опыт многих поколений. Он же не скрывал, что отец его был обыкновенным портным у Уайтчепеле, правда, особо об этом он и не распространялся – Миллисент была уверена, что он бы не возражал, если бы в обществе знали об этом как можно меньше, как, впрочем, и о великом множестве других фактов, думала она, и незнание того, какие это факты, весьма тревожило ее.

Она увидела наконец его сыновей. Оба они присутствовали у нее на приеме, устроенном в честь помолвки дочери. Они не были близнецами в полном смысле этого слова, а были двойняшками, тем не менее очень похожими. Вежливые, прекрасно воспитанные девятнадцатилетние юноши, открывавшие рот только тогда, когда их спрашивали о чем-либо, но делали они это, как и все остальное, с непременной оглядкой на отца. Тони мгновенно окрестила их Траляля и Труляля [5] или сокращенно Тра и Тру. Руперт и Джереми, мысленно фыркнула Миллисент. Сугубо аристократические имена, следовательно, Билли давно спланировал свой путь наверх, в высшие слои общества. Как у него было спланировано и все остальное, с беспокойством думала она. Ничего не упущено. Ливи, видимо, тоже укладывается в этот план, разработанный до мельчайших деталей. Да, размышляла она, какой холодный, расчетливый, безжалостный человек. На какое-то мгновение ей стало жарко, тело ее покрылось испариной. Господи, подумала она в порыве безотчетного страха, с кем же это столкнула судьба мою Ливи?

– Да... так уже лучше, – сказала в этот момент Ливи, критически оглядывая себя в зеркалах, дававших ей полный круговой обзор.

Ее тотчас извлекли из платья, которое затем с благоговейным почтением было отнесено на доделку, и Ливи, оставшись в кружевной комбинации, стала ждать, когда принесут на примерку выходной костюм. У него был мягкий стоячий воротничок, посадка которого требовала адского терпения и умения, и Ливи искоса наблюдала, как маленький портной, всегда надзиравший за ее примеркой, срывал идущие по краю стежки, чтобы затем тут же перекроить муслиновую подкладку, – когда воротничок был вновь приколот к жакету, он абсолютно точно сел на место.

– Чудесно, – улыбнулась Ливи. – Просто замечательно.

Затем наступил черед юбки; ее пришлось чуть-чуть убрать в талии, а длину (наиболее существенный элемент в сочетании юбки с жакетом) подогнать, установив ее в определенной точке чуть пониже колена – и раньше и теперь Ливи не носила юбок выше этой точки, хотя ей и было что показать, – после чего, повернувшись перед зеркалом так, что замысловатая тройная плиссировка сзади, обеспечивавшая полную свободу движения, зашуршав, обольстительно заструилась, она удовлетворенно проворковала:

– Отлично... именно то, чего я добивалась.

– А цвет просто великолепный, – заметил один из подмастерьев, помогавших портному в примерочной, он имел в виду темно-лиловый цвет костюма, подбитого изнутри сиреневой шелковой подкладкой. – И очень вам к лицу, госпожа Рэндольф.

– Спасибо, – довольно улыбнулась Ливи.

Вскоре была завершена и остальная примерка: трех вечерних платьев и еще одного костюма, на этот раз светло-синего, одного из любимых ее цветов, под который она планировала надеть полосатую красно-бело-голубую шифоновую блузку с бантом «а-ля кошечка» у шеи.

– Что еще? – спросила Миллисент, когда они вышли на Пятую авеню.

– Нижнее белье, которое я заказала у графини Ческа... но если ты устала, тебе необязательно идти со мной.

– Хорошо, я не пойду, но давай лучше зайдем к Румпельмейеру и немного посидим...

– У меня времени в обрез, мама. Иначе выбьюсь из графика.

– Чьего графика? – проворчала Миллисент.

– У меня в шесть встреча с Билли, и к этому времени я хочу все сделать. Ты знаешь, он ненавидит ждать.

– Если мужчина влюблен, может и подождать, – не без ехидства заметила Миллисент.

– Просто Билли любит, чтобы все шло без сучка без задоринки.

– А вдруг что-нибудь пойдет не так? Что он сделает? В угол тебя поставит, что ли?

Ливи рассмеялась.

– Не говори глупостей, мама.

Но Миллисент было не до смеха. Ослепленная блестящей перспективой стать леди Банкрофт, Ливи явно не замечала главного. Миллисент уже не раз пыталась показать ей, как все это смотрится со стороны, так сказать, вдали от света рампы, но Ливи видела только то, что хотела видеть.

– И все из-за того, что он намного старше меня, ведь так? – бросилась она в атаку. – Потому что мне только тридцать, а ему уже сорок пять и у него два девятнадцатилетних сына! Но у меня нет проблем ни с Рупертом, ни с Джереми, а Билли отлично ладит с Розалиндой и Джонни-младшим.

– С Джонни, может быть, и ладит, но Розалинда явно его недолюбливает, и нет смысла утверждать обратное.

– Розалинда всегда была папиной дочкой, – бросила Ливи. – Но к тому времени как я выйду замуж за Билли, пройдет больше года со смерти Джонни, не могу же я носить траур по нему целую вечность, даже если этого хочется Розалинде. – И уже с оттенком злости, стремясь оградить Билли от нападок матери, спросила: – Это потому, что он еврей, да? Ты к нему явно пристрастна. Тебе не нравится, что я лишаюсь статуса госпожи Рэндольф и становлюсь второй женой человека, который в твоих глазах вообще не имеет никакого статуса!

– Не стану скрывать, у меня есть кое-какие сомнения...

– Сомнения расиста, который только и делает, что печется о чистоте англосаксонской расы! – В отчаянии, так как хотела, чтобы второй ее брак был принят матерью так же тепло, как и первый, Ливи выдвинула новый аргумент: – Церемония гражданского бракосочетания состоится в твоем собственном доме, который находится рядом с поместьем Делии, проведет его судья, коллега нашего папы по Верховному суду! Чего тебе не хватает?

– Я хочу, чтобы ты была счастлива, – ответила мать. Затем с упрямством, рожденным от уверенности в своей правоте, добавила: – Но с ним ты никогда не будешь счастлива.

Ливи набрала в грудь побольше воздуха и подумала: «Теперь или никогда!» Никогда раньше не смела она выступать против воли матери. Но сейчас слишком много было поставлено на карту: ее будущая жизнь, например.

– Ты сама не знаешь, что говоришь, – холодно бросила она Миллисент, повернулась и пошла к огромному черному «роллс-ройсу», в котором по настоянию Билли она разъезжала по Нью-Йорку. Шофер уже стоял наготове у открытой задней дверцы и, едва Ливи оказалась внутри машины, быстро захлопнул за ней дверцу, сел за руль и тотчас отъехал от обочины, оставив Миллисент стоять там, где она стояла.

Ливи боялась обернуться. Знала, что стоит ей это сделать, увидеть мать столь бесцеремонно и недвусмысленно покинутую, – и она пропала. Одно дело – бросить Миллисент Гэйлорд открытый вызов, другое – переспорить ее.

– Что мне с ней делать, Тони? – вечером в отчаянии пожаловалась она сестре, в то время как по другую сторону кофейного столика Билли и молодой Стэндиш обсуждали преимущества «роллс-ройса» по сравнению с «бентли». – Она буквально на дух не переносит Билли и не желает изменить своего отношения, что бы я ни говорила и ни делала.