Дракон с королевским клеймом (СИ) - Штерн Оливия. Страница 50

Вот он моется — быстро, на скорую руку, в большом тазу. Жесткая губка оставляет на коже красные полосы, но это лучше, чем вонючая грязь, которой он, кажется, пропитался за время пребывания в королевских подземельях.

Вот кое-как натягивает мундир королевского гвардейца. Темно-зеленый и немного узкий в плечах. Золотистые глаза Тени понимающе мерцают во тьме.

— Попроси у госпожи вытяжку из мартовской травки, — голос охрип от волнения. Но разве можно волноваться? Нельзя, иначе не будет сил. А они, силы, ещё пригодятся.

Потом они неслышно, через черный ход, покидают дом королевской фаворитки. Дом, где Итан наконец встретился с матерью. И, хоть встреча эта произошла совсем не так, как он мечтал, она оставляет золотисто-светлую, точно солнечный луч, полоску среди корчащихся теней воспоминаний. Шагая в ночи по булыжной мостовой, Итан механически ощупывает карман, куда насыпал пилюлей.

— Так, — инструктирует Тень, — пароль у них — «здравия королю». По крайней мере, так они тебя спокойно пропустят внутрь… А дальше уж… Как получится. Я вряд ли смогу помочь. Госпожа не велела вмешиваться.

— Я понял, — Итан кивает, — думаю, управлюсь. Я найду Вельмину, а потом превращусь в дракона, и мы улетим. Больше в Аривьене нас не будет.

— Не зарекайся, — хмыкает Тень, — Старица может такое выплести, что и не придумаешь.

— Согласен, — Итан даже улыбается.

Здесь трудно не согласиться.

Где-то через полчаса они уже близки к окраине города. Здесь меньше фонарей, больше липкой тьмы и вязкой грязи под ногами, недавно прошел дождь. Тень замедляет шаг, указывая на двухэтажный дом с большим чердачным окном. В двух нижних окнах горит свет, но они завешены плотными шторами.

— Сколько их там, не знаешь?

— Не знаю. Но, думаю, Боги на твоей стороне… Тебя ведь там не ждут.

Воспоминания ложатся, точно хлопья пепла от пожара. И вот уже Тень растворилась в густом мраке, и сам Итан поднялся по ступенькам и стучится в запертую дверь. Он сперва разыщет Вельмину, чтобы ничто не угрожало ее жизни, а потом… И рука тянется к карману с катализатором.

— Кого принесло? — раздается из-за двери голос.

— Здравия королю, — отвечает Итан, чувствуя, как невольно сжимаются кулаки.

Раздается скрежет ключа в замке, дверь открывается — на пороге стоит молодой тщедушный гвардеец. Вернее, переодетый гвардеец, потому что все здесь присутствующие — люди его высочества Пакриона. Однако, в одном Тень права: его здесь не ждали, и это — залог успеха.

— Высочество прислал? — тощий парень отступает вглубь дома, пропуская Итана.

— Прислал.

Он осматривается, видит, что в ближайшей комнате горит свет, но при этом пока что ни следа Вельмины. Откуда-то доносится хохот и мужские голоса.

— Ха, высочество что, думает, что нас мало? Ну, проходи. Пятым будешь. Мы-то с малышкой уже поигрались. Даже руки связать пришлось, царапалась как кошка.

Итан замирает. И даже не сразу понимает, что перед глазами стремительно темнеет. А в ушах все еще звучит так небрежно оброненное — даже руки пришлось связать.

И в этот миг в груди рождается острая, но такая знакомая боль. Это ведь уже было с ним, много раз… Только раньше для этого требовался катализатор. А теперь он не нужен, хватило того жгучего страха за Вельмину, перевитого яростью и сумасшедшей злостью.

Погружаясь в багровый мрак, Итан успевает лишь заметить, что его рук больше нет. На их месте — жуткие черные лапы, покрытые мелкой чешуей. Ногти… их тоже нет больше. Вместо них — длинные черные лезвия, которые совсем немного напоминают драконьи когти.

ГЛАВА 11. Топь

В темноте было хорошо. Можно было раствориться в ней и представить себе, что уже умерла, и все, что составляло жизнь — свет, краски, вкус — уже перестало существовать. Правда, полное исчезновение всего не получалось: во рту оставался железисто-соленый привкус крови, потому что губы разбили. И боль — та ноющая, стыдная боль, угнездившаяся в промежности — постоянно напоминала о том, что было все эти несколько дней по вечерам. И тусклый фонарь, оставленный у двери на полу… он тоже мешал.

Вельмина вздохнула, подтянула колени к груди и замерла, лежа на боку. Так странно это было — чувствовать себя совершенно мертвой, но при этом оставаться живой.

Она лежала на дощатом полу, скорчившись, обхватив руками колени. В комнате, куда ее бросили, не было ничего, кроме ночного горшка, пустой миски и жестяной кружки. У кружки не было ручки, потому что… После того, как королевские гвардейцы по очереди сделали с ней это, она умудрилась отковырять довольно мягкую оловянную полоску и попыталась вскрыть себе вены. К сожалению Вельмины, ее трюк не прошел незамеченным, ручку отобрали. Да и вены вскрывать она умела отвратительно плохо. Не умела вообще.

Тут, конечно, стоило подумать, почему все случилось так, как случилось.

Она ведь боялась Ариньи — ха! — теперь так глупо даже вспоминать об этом. Ариньи увел ее из полицейского управления в этот же дом и оставил со своими людьми. И как раз они ее не трогали, «потому что хозяин приказал». Потом Ариньи куда-то пропал, он не пришел ни разу. Вельмина видела, что его люди беспокоились, но — раз хозяин приказал — продолжали ее добросовестно охранять. А потом, спустя еще несколько дней, произошло странное: дверь в комнату Вельмины открылась с грохотом, на пороге был королевский гвардеец, в зеленой форме Аривьена. Она так обрадовалась, думала, что ее освободят… Ох, какая наивная дурочка. Бросилась к ним со своими благодарностями… Но никто ее не освободил и не выпустил. Через несколько часов они пришли к ней в комнату, все четверо. Сперва держали, потом и вовсе руки связали. И все по очереди сделали то, что у Вельмины было только раз с ее покойным мужем. Под конец она потеряла сознание, а когда очнулась, руки все же были свободны. Тогда, блуждая взглядом по скудно освещенной пустой комнате, Вельмина и увидела заветную кружку, и ручку, так заманчиво поблескивающую в свете догорающей свечи.

Да, стоило подумать, почему все получилось именно так. Кто играл ею, зачем, и главное — за что.

Но Вельмина не могла думать. Мысли разбредались в разные стороны, как сонные лошади на лугу. Темные лошади в тумане, расплывчатые силуэты, прорехи в пространстве, ведущие в абсолютную пустоту — вот что напоминали ее мысли.

Она с сожалением посмотрела ещё раз на кружку без ручки и вяло размышляла, что могла бы разбить стекло в том единственном маленьком оконце, и все же воспользоваться осколком. Но его предусмотрительно забили досками изнутри. Забили, потому что попытка с ручкой от кружки оказалась неудачной. Вельмина потерлась щекой о грязные бинты, которыми все еще были замотаны ее запястья. Темные лошади в тумане бродили туда-сюда, медленно и сонно.

И вдруг в густом тумане вспыхнула искра. Гвоздь! Ну конечно же, гвоздь! Она могла бы, наверное, воспользоваться кружкой и попробовать ее бортиком поддеть шляпку одного из гвоздей, если, конечно, найдется какой-нибудь, что сидит некрепко. А потом, потом… Если проткнуть себе шею достаточно глубоко, то можно достать сонную артерию. Ну, или если не так, то можно еще раз попытаться расковырять вены…

На миг ей стало страшно, потому что именно сейчас, как никогда раньше, она ощутила присутствие рядом своей собственной смерти. Но Вельмина вдохнула поглубже, выдохнула. Другого выхода просто не было. Ее и так убьют, рано или поздно, но будут делать это с удовольствием. А она, ускользнув к Богам, лишит их этой радости, и уже в этом был какой-то смысл.

Кряхтя, Вельмина поднялась, сперва на четвереньки, затем во весь рост. Ее затошнило от отвращения к самой себе, такой мерзкой и грязной, но желудок был совершенно пуст — и потому стошнило желчью, совсем чуть-чуть. Она постояла-постояла, шатаясь и держась за стенку, потом все же двинулась к окну. Сквозь узкие щели между досками в комнату сочилась ночь. И, пожалуй, самой нырнуть и раствориться в этой вечной ночи было лучшим решением из всех возможных.