Наследницы - Кауи Вера. Страница 122

Был сделан перерыв на ленч, объем торгов был так велик, что справиться с ним за одно утро нечего было и думать. Напитки продавались в шатре рядом; на составленных раскладных столах была разложена еда. Можно было купить что-либо и расположиться на газоне. Солнце сияло, руины сгоревшего дома представляли собой живописный контраст всему происходящему, местный оркестр играл популярные мелодии. Завсегдатаи аукционов удивленно отмечали, что этот аукцион ни в малейшей степени не напоминал чинные торги на Арлингтон-стрит.

Вечером Агата заявила, что все это больше походит на прием гостей в саду, чем на аукцион.

На следующий день на торги были выставлены фарфор и стекло, на третий — серебро и бронза, на четвертый — ковры и гобелены с утра, драгоценности и золото вечером. В последний день должны были продаваться картины, рисунки, наброски знаменитых художников.

К этому времени Кейт была окончательно вымотана.

Под тентом было жарко. Свет, телевизионные камеры, — аукцион демонстрировался каждый вечер в специальном выпуске новостей, кроме того, велась съемка для интервидения, — напряжение и сосредоточенность дались ей нелегко.

Блэз с волнением следил за ней. Кейт осунулась и похудела на несколько фунтов. Как всегда, когда волновалась, она ничего не ела. Слава Богу, сегодня последний день. Она просто могла больше не выдержать. Ей нужен мир и покой, тишина и отдых, и Блэз ломал голову над тем, как лучше устроить ей отдых.

Но в Кейт таились скрытые резервы, ее вела решимость перекрыть все рекорды своей сводной сестры.

И когда цена первого же рисунка, набросок работы Дюрера, за полминуты взлетела с 50 тысяч до 700 тысяч фунтов, Кейт поняла, что она победила Доминик!

Каждый вечер после аукциона она подводила итоги дня; каждый вечер цифры убеждали ее в том, что она опередила Доминик дю Вивье.

Аплодисменты, которыми публика встречала появление каждой вещи, жаркий торг и прекрасно организованный аукцион устанавливали новые правила. И новые цены. Кейт писала исходную цену цифрами, а не кодом, как обычно, — настолько она была уверена в успехе.

Снова и снова она перечеркивала цифры и писала последнюю цену, и уже уставшая рука выводила цифры нетвердо.

Возбужденные зрители начали вскакивать с мест, от гула голосов, казалось, становилось все жарче. Когда Кейт объявила — «миллион фунтов» за шедевр кисти Досси, художника эпохи Возрождения, наступила тишина. Молчали и оба конкурента, сражавшихся за картину, — нью-йоркский дилер с внешностью Франклина Д. Рузвельта и элегантный француз, который, как было известно, покупал вещи по поручению греческого судовладельца-миллиардера. Кейт казалась удивленной.

— Ну так как же, джентльмены? Это все? — спросила она с наигранным удивлением, словно была поражена тем, что два эксперта могут так «невысоко» оценить вещь исключительных достоинств. Тент задрожал от смеха и аплодисментов.

А когда, наконец, стукнул молоточек и картина перешла в собственность француза за 1200 тысяч, все присутствующие поднялись, чтобы аплодисментами и одобрительными возгласами выразить свое восхищение не только Кейт, но и самим удивительным аукционом, приковавшим к себе внимание публики на целых пять дней.

Овация длилась несколько минут.

Кейт покинула кафедру совершенно ошеломленной, но Блэз тут же оказался рядом, служа ей защитой, отодвигая плечом тех, кто стремился оказаться рядом с нею, не замечая ее бледности, отсутствующей улыбки, механических приветственных слов. Кейт слишком устала, она не могла даже разговаривать. Блэз решительно протащил ее сквозь толпу, обнимая за плечи, поддерживая, когда она спотыкалась. Он привел Кейт в ее импровизированный кабинет, заставил, несмотря на сопротивление, выпить бренди. А потом они вместе сели в поджидавший автомобиль. И уехали, оставив Найджела Марша, Джаспера Джонса и других сотрудников «Деспардс» наслаждаться поздравлениями, похвалами, восторгами. К тому времени, как они очутились в гостинице, Кейт буквально валилась с ног. Поднимаясь по лестнице, Блэз заметил:

— Один раз это все уже с нами было, помнишь?

Кейт ответила ему слабой улыбкой. И как тогда, в Гонконге, Блэз раздел ее и уложил в постель, но в этот раз он поцеловал ее.

— Ты все сделала замечательно, любовь моя, — сказал он. — Просто великолепно.

Тяжелые веки Кейт затрепетали.

— Правда? — полусонным голосом спросила она.

— Что? Что все замечательно?

— Что я — твоя любовь?

— Да, моя единственная и только моя. Я люблю тебя.

Кейт удовлетворенно вздохнула.

— Я тоже… — и с этими словами она заснула.

Отклики на аукцион появились в прессе многих стран. А британская пресса расточала щедрые похвалы, посвящая ему целые разделы в ежедневных газетах и цветные приложения к воскресным выпускам.

Общая сумма выручки достигла 23 490 тысяч фунтов, что составляло мировой рекорд для аукционов подобного типа. Но главное, о чем говорили и продолжали говорить еще не одну неделю, — это стиль аукциона.

— Хотя, конечно, — утверждали некоторые, — удивляться тут нечему, ведь Кейт Деспард наполовину француженка.

— Что же тогда сказать о ее сводной сестре? Ведь эта женщина француженка на все сто процентов, и что же?!

О Доминик не было ни слуху ни духу со времени ее ссоры с Блэзом. О ней не напоминала ни пресса, ни реклама. Через день после аукциона Кейт, Блэз и Герцогиня со всем своим сопровождением перебрались в город, и в тот же вечер Кейт устроила прием в «Клариджес» Шампанское лилось рекой, а Кейт в чудесном платье из тонкой золотистой ткани, с летящими рыжими волосами была душою вечера. Здесь была и Шарлотта в бледно-голубом шифоновом платье, и Лэрри Коул, и все сотрудники «Деспардс», вплоть до посыльных. Кейт пригласила сторожей, пожарных и полицейских, так же как и представителей страховой компании, осчастливившей Николаев Чивли. А сам он, вдохновленный причитающимися ему пятью процентами, пел дифирамбы Кейт Деспард, «аукционистке века». Герцогиня, вся в ослепительном сверкании драгоценностей и в шелковом одеянии с золотым шитьем, отбивала ритм музыки, с удовольствием наблюдая за своим внуком и дорогой своей Кейт.

— Я так и знала, что это случится, если я буду сталкивать их друг с другом достаточно часто, — самодовольно сообщила она Минин, вызывавшей всеобщее любопытство своим светло-кремовым одеянием с бахромой и экзотической национальной вышивкой. — Теперь все, что нам надо сделать, это заставить ту, другую, убраться с дороги. Иначе в один момент все может рухнуть.

Допивая уже второй бокал шампанского, Герцогиня не заметила появления «той, другой». И не замечала до тех пор, пока Минни не дотронулась до ее руки. Поглядев туда, куда кивком головы указала Минни, Герцогиня увидела в дверях Доминик в алом платье с блестками, отливавшими, как чешуя. Ее знаменитые сапфиры в ушах горели, как два луча света.

Ее появление, казалось, повергло всех в оцепенение.

Разговоры утихли, танцы прервались, оркестр сыграл еще несколько тактов и замолк. Кейт, танцевавшая с Николасом Чивли, высвободилась из его рук и в развевающемся золотом платье решительно двинулась навстречу своей сводной сестре.

— Доминик, — вежливо приветствовала ее Кейт, осознавая ее красоту, присутствие духа, блеск и в первый раз сознавая свою собственную силу и красоту.

— Кейт, — кивнула Доминик ей в ответ с легкой улыбкой.

Они не прижались друг к другу щеками, не пожали рук, вообще не коснулись одна другой.

— Что здесь нужно этой шлюхе? — пробормотала Агата, ища глазами своего внука. Она увидела, как он неподвижно стоит в дальнем конце зала, не отрывая взгляда от двух женщин.

— Поздравляю, — холодно сказала Доминик.

— Благодарю, — ответила Кейт, выдерживая взгляд внимательно разглядывавших ее необыкновенных глаз.

— Успех вам к лицу, — продолжала ее сводная сестра.

— Я собираюсь теперь не расставаться с ним, — улыбнулась Кейт.

Сейчас только Доминик поняла, что Кейт неуязвима.