Кальдур Живой Доспех (СИ) - Толбери Рост. Страница 10

Он осёкся, а она вырвалась и отвернулась.

– Слишком много крови на этих руках… – тихо сказал он. – Прошу тебя, уходи. Ты очень хорошая и добрая, но тебе не нужно спасать меня. Спаси тех, кто достоин этого. Тех, кого ты сможешь спасти. А лучше уходи дальше от всего этого. Далеко на запад и юг, за Солас, туда, где Явор разбивается на водопады и исчезает в скалах. Туда, где живут истинно-свободные люди, до которых руки правителей и жрецов просто не дотягиваются. Живи для себя. Найди мужа. Роди ему детей. Помоги построить хороший дом. Проживи жизнь, которую заслуживаешь. Забудь обо всём этом, как о страшном сне. Пожалуйста.

– Нет, – отрезала она.

– Тогда я уйду от тебя ночью. Тихо. Ты не заметишь. И не сможешь меня найти. Я не хочу поступать так, не хочу расставаться с тобой так, но ты меня вынудишь.

Она сжала кулаки, опустила плечи и голову, постояла так минуту, пошмыгала носом, развернулась резко и зашагала прочь. Кальдур нашёл в себе силы и улыбнулся ей вслед.

Это он здорово придумал. В храме о ней позаботятся, накормят, оденут, предоставят укрытие и кров. Не выдадут, если кто будет спрашивать. Кому нужна мелкая девчонка, у которой за душой ничего нет, кроме доброты и глупости? Её искать не будут, никто даже не вспомнит, что она была рядом с ним. Никто этого не видел. В таком большом городе много людей. Легко потеряться. И начать новую жизнь.

Эта мысль успокоила его разум, а вот его живот при упоминании корма вдруг зарычал и обиделся.

– Что? Отвык переносить голод, псина? – ухмыльнулся Кальдур и похлопал ладошкой старого приятеля. – Жалование нам в это путешествие, увы, не выдали. Но в таком большом городе должно найтись немного еды для нас с тобой. Видимо, придётся проверить… сохранилось ли во мне хотя бы толика той юркости, с которой я таскал себе пропитание в Драконьем Чертоге. Жаль, я уже не такой маленький и незаметный.

Кальдур огляделся и оценил обстановку. Центральная улица, где они разминулись с Анижей, была заполнена торговыми лотками и толпами народа. Укрываясь капюшоном, он оглядел лавочников, стоящих рядом. Те были наготове, кричали о своих товарах, улыбались, одним глазом выискивали клиента, за которого можно зацепится, а вторым приглядывали за товаром. Внимательно и напряжённо. Даже с какой-то угрозой.

Живя в деревне так долго, Кальдур как-то и отвык от подобных взглядов и напряжения внутри людей. Тут своих не было, не было соседей, не было сородичей. Каждый сам за себя искал место под солнцем в большом городе. Стоит привыкнуть к этому и быть осторожным с людьми.

Между лавочникоми и Кальдуром, как из неоткуда, вдруг возник юнец с веснушками, бесстыжими и жестокими глазами и шрамами на обритой голове. Он недобро посмотрел на Кальдура и покачал головой, предупреждая, что тут ему не рады. Кальдур пробежался удивлёнными глазами по площади и заметил ещё с десяток шпанцов помельче, неотрывно следящих за ним с разных точек улицы.

Вор вора видит издалека. Как-то Кальдур не подумал, что у него и тут будет конкуренция. И похоже, весь его вид сразу же выдал намеренья. И не только банде оборванцев, но и лавочникам, которые не то что, будут глядеть за ним в оба, а скорее всего, предпочтут подпустить поближе и ткнуть его куда-нибудь ножичком, чтоб больше не рыпался на чужое.

Кальдур примеряющее улыбнулся рыжему, поднял руки, показывая, что сдаётся, убедился, что мелкие бандиты уловили смысл его послания, развернулся и пошёл прочь. Дела в городе идут не очень хорошо, раз кучка детей готова драться с ним за еду среди бела дня. Кальдур не был дураком, чтобы ввязываться в такое противостояние. Физическая сила и его габариты ничего не решали, мелкой худой ручки вполне хватит, чтобы засадить ему заточку в спину или в ляжку. А если таких ручонок будет много, он ничего не сможет сделать. Слишком обидная смерть.

Опыт Кальдура подсказывал, что помимо рынка в этом городишке было полно не таких очевидных мест, где можно было попытать счастья в вопросе набивания пуза. Он не стал идти далеко. Обогнул центральную улочку, протиснулся по переулкам, прошёл по набережной рядом с портом и вдохнул речной воздух доков.

У забитой пристани мирно покачивались лодки и судёнышки всех размеров и мастей. Это был один из тех суровых годов, когда даже величественная Явор попала под власть льда и вынуждена была покорно ждать, пока солнце не освободит её из плена. Перевозчикам и торговцам предстояло ждать ещё недели две или три, пока риск столкновения с острой глыбой не исчезнет полностью. А пока в порту было пусто и малолюдно. Лишь несколько работяг латали паруса, проверяли вёсла, чинили и конопатили борта своих судёнышек.

Куда больше Кальдура интересовали рыбаки, они уже давно должны были начать рыбачить. Для начала сезона им нужна была всего лишь лодка, снасти, да пара весёл. Под прикрытием прибрежной косы из песка и скал, что стояла перед городом, и которой был знаменит Лукат, их предприятие выглядело абсолютно безопасным.

Кальдур изо всех сил сделал вид, что является частью этого порта, знает его как свои пять пальцев, что он свой человек и просто идёт по делам, как делал это уже сотню раз. Внимания на него, вроде как, не обращали, не косились и не провожали взглядом. И уже ближе к концу порта, ему улыбнулась удача.

Удачливый рыбак и его напарник, только-только пришвартовали громадную лодку и выбросили с её борта несколько сетей, полных бьющейся рыбы. Он услышал их радостную речь издалека, результат рыбалки впечатлил их самих, и они скрылись в прибрежной биндюшке то ли покурить трубку, то ли употребить чего покрепче, прежде чем освобождать сети и разбираться с уловом.

Стараясь не делать резких движений, Кальдур спокойно прошёл рядом, скрыл свой силуэт за грудой ящиков и нагнулся к сетям.

– Что-то потерял? Э? – окликнули его со стороны биндюшки.

Рыбаки не собирались делать перерыв. Они пошли за инструментом. Один из нз держал вёдра, а второй стискивал в кулаках тесак и острый нож для шкуры. Кальдур чертыхнулся, поднялся, на ходу выдумывая, чтобы соврать и прикидывая, не стоит ли ему уже прямо сейчас начинать бежать.

– Это не он потерял, это я потеряла, – знакомый голосок прервал виноватое мычание Кальдура.

Анижа подбежала к вышедшим из биндюшки крепким рыбакам с перекошенными от злобы лицами и ткнула в них значком со своей шеи – солнцем с четырьмя большими навершиями по сторонам света.

– Простите, пожалуйста, если Дур-Дур успел сделать что-то непотребное или неприличное. Не успела уследить за ним, он как ребёнок, ну умественно-отсталенький у нас. Настоятельница послала нас за рыбой, сказала самой свежей, чтоб взяли. Он должен был только тащить кадку, на большее скудного ума его не хватит. А он отчего-то решил дать волю своей придури и побежал к реке. Может, самую свежую искал, как настоятельница сказала. Еле догнала его.

Моряки недоверчиво переглянулись, посмотрели на Кальдура и на невинные и наивные глаза Анижи. Снова переглянулись.

– И давно он такой? – кивнул один из них.

– С рождения, господин. Отдали его нам в монастырь, так как родители не хотели… ну такого. Вот мы за ним и присматриваем, юродивым. Бывает, конечно, натворит делов. А мне потом красней за него.

Рыбаки отошли, всё ещё поглядывая на Кальдура, пошептались и вернулись.

– Хорошая ты девчонка, – улыбнулся один из них. – И красивая. Жаль обет взяла. Тётя Мо… ой, ну… настоятельница меня самого растила. Батька на войне сгинул. Мать пропала почти сразу. Десять мне было, когда мне койку дали на чердаке и кормить начали, как родного. Эх. Давно я к ней не захаживал, аж стыдно стало. Не надо вам на рынок идти, мы вам рыбы так дадим. Она, и правда, самая свежая.

Он раскинул сети, выбрал рыб поживей, что ещё бились, да потолще, выкинул из старой корзинки мусор, нагреб туда улов и плотно закрыл крышкой.

– Вот, держи. Настоятельнице только не говори, что меня видела. Я к ней зайду скоро. Проведаю. Здоровье-то ещё при ней? Хотя не говори. Сам зайду.