Девушка в белом кимоно - Джонс Ана. Страница 62
Я киваю с вымученной улыбкой и сосредотачиваюсь на кормлении своего ребенка, но в моей голове уже появляются самые разнообразные сценарии событий. Матушка Сато потеряла деньги не только за мое содержание и обслуживание, но и за Сору и Хатсу, так что неудивительно, что она будет нас искать.
Если только у нее не пропала необходимость это делать.
Когда Сора входит в комнату, она почему-то прячет от меня глаза. Я холодею. Что-то случилось.
— Здравствуй, дитя, — сестра Сакура смотрит поверх очков на нее, а потом снова на меня.
— Можно нам с Сорой поговорить наедине, всего одну минутку? — я смотрю на сестру Сакуру, потом на Хису.
Хиса встает, но я не хочу, чтобы она выходила вместе с моей девочкой.
— Нет, я возьму ее. Все хорошо, я продолжу кормить ее, как только она проснется, — мои руки тянутся к малютке при мысли о том, что Матушка может уже быть где-то рядом.
Хиса осторожно передает мне ребенка, с любопытством поглядывая на Сору.
— Я скажу настоятелю, что вы обе здесь, — сестра Сакура касается моей руки.
Я киваю и двигаюсь на футоне, освобождая для Соры место.
— Сора, пожалуйста, садись. Расскажи, что ты узнала.
Она садится, ее губы плотно сжаты.
Но я должна добиться, чтобы они раскрылись и поведали мне свои секреты.
— Сора, ты нашла мою соседку Маико? — в ожидании ее ответа мое сердце чуть не выпрыгивает из горла.
Ее там не было, — плечи Соры со вздохом опускаются.
— А ее дочь была дома? Она присматривает за младшим братом, — в моей памяти всплывает чумазое хорошенькое личико Татсу с большими глазами, длинными ресницами. Я двигаюсь к Соре еще ближе, отчего моя девочка ворочается во сне. — Сора?
— Нет, — качает она головой. — Там никого не было. Дом был пустым.
— Пустым? А ты точно пришла в нужный дом? — сердце бешено колотится. — А в мой ты заходила?
Ее глаза наконец взглянули в мои, полные отчаяния. И я отвечаю на ее взгляд, так сильно прикусив губу, что чувствую вкус крови. Незнание плохих новостей от них не спасает.
— Сора, расскажи мне все. Я выдержу, — киваю я.
Она делает глубокий вдох.
— Старушка, которая называет себя бабушкой Фумико...
— Да! — знакомое имя возвращает мне надежду. — Она тоже помогала мне готовиться к свадьбе.
— Она сказала, что семья Маико переехала в другую деревню.
— Ох, — я киваю. — Ну хорошо, ладно. Наверное, так принято у эта... — и я спотыкаюсь о слово «эта». Эти люди переселяются туда, где есть работа. Я просто никогда об этом не задумывалась.
А она не говорила, куда именно? А Хаджиме она видела? — лихорадочные мысли заставляют меня засыпать Сору вопросами.
Она опускает взгляд на свои руки.
— Сора?
Она поднимает глаза и наклоняется ко мне еще ближе.
— Он... ну... — она крутит свои пальцы. — Наоко, Хаджиме не возвращался, — ее лицо опускается. — Мне очень жаль.
— Не возвращался? Совсем? — сердце истекает кровью от боли. Я не понимаю. Он давал слово. Я тянусь к ее руке и трясу ее. — А писем в доме не было?
— Твой дом пустовал, и поэтому туда въехала другая семья. Так что никаких писем там не было.
Не было.
Я убираю пальцы с ее рукава.
Когда судно Хаджиме задержали, я стала беспокоиться, как бы мы не потеряли дом. Так что это известие меня не удивило. Но я ожидала от него известий. И надеялась, что семья Маико сможет принять меня на некоторое время. Бабушка Фумико уже живет с другой семьей. Я смотрю на своего ребенка, пытаясь не поддаваться панике, но она рвется наружу.
— И что теперь?
Сора берет мою дрожащую руку.
Я поднимаю глаза.
— Сотни раз я представляла себе возвращение Хаджиме, — мои плечи поникли, и голос звучит не громче шепота. — Как он разыскивает меня, отчаянно стремясь узнать, где я и что со мной. Я даже представляла, как он едет на поезде в Дзуси, бежит вверх, на холм, где стоит мой дом, и выкрикивает мое имя.
И что происходит дальше? — Сора наклоняется и прижимается лбом к моему лбу, так что мы образовываем треугольник над моим ребенком.
Он кричит: «Наоко!» — и обаасан ковыляет к дверям с грозным видом, — я моргаю сквозь слезы. Она сжимает мне руку.
Хаджиме не верит ни единому ее слову и продолжает меня искать. А когда он меня находит, то заключает в крепкие объятия и говорит: «Я люблю тебя, Сверчок. Где наша маленькая птичка?» Понимаешь, в моих мечтах только бабушкина ложь или уловки отца могли удержать его вдали от меня, — я моргаю, чтобы избавиться от этих видений, и поднимаю глаза с мокрыми ресницами. — Мне даже в голову не приходило, что им не придется лгать, — я качаю головой, сжимая губы, чтобы остановить их дрожь.
Сора берет мое лицо в ладони.
— Может быть, он просто не смог вернуться и его письма остались без ответа? Может быть, он узнал, что в вашем доме теперь живут другие люди, и думает, что его возвращения никто не ждет?
А может быть, он просто меня бросил.
И я все-таки была слепой.
Малышка заворочалась, сморщила губки и тихо заплакала. Я заплакала громко, за нас обеих. Плечи ходили ходуном от несдерживаемых эмоций. Сора гладила меня по плечам, а я думала об обаасан. О своей семье. О Хаджиме.
О том, как много я потеряла.
Я плачу долго, потом, обессилев, больше ни о чем не могу думать.
Неужели все это было напрасно?
— Сора? Наоко? — в дверь заглянула Хиса. — Настоятель идет к вам.
Мы с Сорой обмениваемся испуганными взглядами. Что, если Матушка с ним уже связалась? Что, если она уже здесь? Что, если они хотят, чтобы мы ушли вместе с ней? Но мы не успели высказать свои подозрения, настоятель подошел к двери.
— Можно мне войти? — его одежда оказывается насыщенного цвета корицы и лишенной орнамента. Он не велик размером, но его влияние на людей и это место очень сильно.
Если настоятель воплощает плодородную землю, то сестры и монахи — его плоды. Воздух наполняют ароматы целого букета специй: карри, кумина, куркумы.
Сестра Сакура снимает очки и, протирая их краем своей одежды, быстро представляет нас друг другу.
Я же не слышу ничего, кроме биения своего сердца.
Что, больше никто не войдет? Мы с Сорой обмениваемся удивленными взглядами.
— Здравствуйте, девочки, и ты, новая жизнь, — говорит настоятель, глядя, как Хиса пытается накормить девочку из шприца. Его радостная улыбка освещает круглое лицо, а глаза щурятся, рассылая во все стороны морщинки-лучики. На такую улыбку невозможно не отозваться, но я не улыбаюсь. Как и Хиса, когда он спрашивает, кушает ли девочка. В ответ она лишь качает головой.
— Она обязательно начнет есть, — отвечаю я им обоим. — Пожалуйста, не прекращайте попыток.
Мы усаживаемся кругом: слева от меня сестра Сакура, сестра Момо, Сора и настоятель, который оказывается справа. Я все еще напряжена и в любую минуту готова выхватить у Хисы ребенка и броситься бежать.
— Я бы хотел, чтобы вы рассказали все с самого начала: как вы оказались у наших дверей, — настоятель складывает руки в широкие рукава своей туники и смотрит на меня.
Они добры к нам, но сумеют ли они нас понять?
— Мы были в Бамбуковом роддоме, здесь, ниже по дороге, — говорю я и замираю, жадно вглядываясь в них в ожидании реакции. Ничего не увидев, я продолжаю дальше:
— Моя мать только что умерла, я была дома и...
Малышка зашевелилась, давая мне повод остановиться и обдумать свои слова. Как мне им все объяснить?
— У меня были осложнения во время беременности. Мы забеспокоились, что я могу потерять ребенка, и бабушка вызвала на дом акушерку. Она сказала, что мне надо сдать анализы, поэтому меня отвезли в роддом, но... — я напряглась и опустила взгляд, не зная, как объяснить бабушкины намерения. — Как мне объяснить вам то, чего я не понимаю сама?
— Наоко, просто расскажи свою правду, — голос настоятеля был мягким и располагающим. Уголки его рта чуть приподнялись. — Иногда, чтобы выгнать змею, приходится ворошить самые глухие заросли.