Джентльмен с Харви-стрит (СИ) - Бергер Евгения Александровна. Страница 40

– И что это доказывает? – удивился лорд Юманс.

– Ваши близкие связи.

– О нет, что вы, граф, это так по-итальянски делать столь далеко идущие выводы, – взмахнул он рукой, – просто холмистый ландшафт шотландской глубинки напоминает принцу Альберту родную Тюрингию. Вот и все. Ни о каких связях не может быть речи!

– Подтверждаю: лорд прав, – улыбнулся им Кэмпбелл. – Я сам родом из Абердина, но несколько лет прожил в Испанской Гвинее. Вернулся недавно.

– Как интересно, и чем же вы там занимались? – спросил было граф, но лорд Юманс, все еще не закрыл для себя прошлую тему и потому перебил.

– Боже мой, уравнять Англию и Шотландию это как есть запеченные овощи салатной вилкой! – потешался он. – Однажды на званом обеде я так увлекся акцентом русской княгини, что именно это и сделал. Болван! Когда это заметили, все надо мной очень смеялись.

Джек, услышав про вилки, невольно напрягся, глянув, все ли в порядке с его собственной вилкой для мяса. Столовые тонкости этикета до сих пор доводили его до зубовного скрежета.

– В самом деле, смешно, – заметил Фальконе.

А лорд сразу же подхватил:

– Ну скажите же, да? У них ведь зубья разной длины.

«Зубья разной длины? Да он издевается!» Джек находил, что все эти вилки для мяса, салатов и овощей одинаковые, как близнецы, а потому проклятые вилки меняли в каждую перемену, чтобы никто, не дай Бог, не запутался.

Впрочем, таков мир богатых зазнаек, и он теперь в одном ряду с ними. Хочешь не хочешь, придется терпеть! Он стиснул зубы, мечтая, чтобы лорд Юманс прекратил нести чушь, ну или обед поскорее закончился.

В итоге им принесли на десерт пудинг с изюмом, потом – сыр, кофе, затем – бренди и, наконец, сигары для лорда. И только тогда, распрощавшись с новыми знакомыми, Джек с графом покинули клуб.

На Брэдфорд-сквер, едва переступив порог дома, они удивились, застав Джонсона и инспектора Ридли в компании мисс Харпер и незнакомой им девушки. Впрочем, долго недоумевать им не пришлось: рыжеволосую мисс представили Беатрис Харпер, сестрой компаньонки Фальконе, а сам Джонсон очень серьезно сказал:

– Нужно поговорить, господа. Дело де Моранвиллей открылось с неожиданной стороны...

И он начал рассказывать обо всем, что выяснил этим утром.

Эпизод тридцатый

Выйдя из комнаты экономки, Томазо Антуан Джонсон выдохнул так, словно вынырнул из-под толщи воды. Он бы, наверное, постоял, позволив себе систематизировать мысли, прийти немного в себя – отдышаться, по сути, но за дверью его встретила рыжая, и выказать слабость он себе не позволил.

– Я ведь сказала: она что-то знает – и вот... – Девушка замолчала, а Джонсон просто кивнул.

И пошел по коридору.

Очень хотелось просто выйти на воздух... Что это с ним? Сделался слишком ранимым?

Вот уж чего он хотел бы меньше всего.

Он услышал шаги за спиной, но даже не обернулся. Лишь когда мисс Харпер спросила: «Вы ведь меня подождете?», наконец, обернулся.

– Для чего? – осведомился недоуменно.

– Как для чего? – удивилась его собеседница. – Вы обещали отвезти меня к Розалин. К тому же, у нас еще есть дела...

– У нас?

– У нас, мистер Джонстон. А вы как хотели? – И поспешила добавить, пока он не стал возражать: – В свете новых событий нам просто необходимо переговорить с миледи де Моранвилль. Она – ключ ко всему.

– Вы так думаете?

– Конечно.

– Но она не в себе, если вы помните, и заперта в клинике для душевнобольных.

Девушка вскинула бровки.

– А вдруг это только притворство... – предположила она. – Вдруг миледи известно, что случилось тем вечером, и она нарочно таится...

– Покрывает супруга? Вы, действительно, верите, что отец способен убить собственного ребенка? А даже если и так, этой женщине тем более нету смысла покрывать убийцу своего сына. Нет, здесь что-то не сходится...

– Или вы слишком правильный, чтобы верить в самое худшее.

Джонсон хмыкнул, так удивившись тому, что его неожиданно сочли «правильным», что лишился на мгновение дара речи. Вот уж в чем его было бы сложно заподозрить, так это в правильности... Смешная девчушка!

И пока он молчал, гадая, не сделался ли он, в самом деле, чересчур мягкотелым, мисс Харпер велела, причем не терпящим возражения тоном:

– Ждите на улице. Я выйду через минуту!

Джонсон вышел и... принялся ждать. Ну не дурак ли? Зачем ему эта обуза?

А обуза выскочила из дома минут через пять с ридикюлем, зонтиком и перчатками.

– Остальное заберу позже, – сказала она, – все равно увольняюсь. Мне больше здесь нечего делать!

В кэбе до Бетлемской королевской больницы они хранили молчание, только раз мисс Харпер подняла взгляд от своих сцепленных рук и сказала:

– Благодарю, мистер Джонсон: вы сумели разговорить эту женщину и очистить имя сестры.

– Об этом еще говорить рано, мисс Харпер, – возразил он. – Пусть для начала миссис Поттер откроет правду полиции, а там будет видно.

Девушка, враз испугавшись, на него посмотрела:

– Но она ведь сделает это, расскажет правду полиции? – спросила она. И всполошившись: – Не сбежит прямо сейчас?

И Джонсону стало совестно, что он испугал своими словами бедную девушку. Он неловко похлопал ее по руке и уверенно произнес:

– Не волнуйтесь, мисс Харпер, даже если она и сбежит, я ее непременно найду. Из-под земли достану, если придется...

– Вы это можете?

Он снисходительно улыбнулся.

– Это моя профессия, мисс. – И весь остаток пути они ехали молча.

В больнице же Джонсону пришлось выдержать настоящую битву за встречу с главным врачом, мистером Оуэном Маккензи, тот, чрезмерно высокий, но нервный под стать своим пациентам, долго увиливал, не желая сказать, почему свидание с Грейс де Моранвилль в этот день (да и в ближайшее время) невозможно. Она-де отвратительно плохо переносит свидания с посетителями: потом неделями мается «возбужденным сознанием», головными болями и вообще, кто он такой, чтобы просить о свидании с леди.

Джонсон, пустивший в ход весь арсенал из увиливаний и правды, в конце концов пробил брешь докторской обороны, когда сказал, что миледи Стаффорд, мать пациентки, будет весьма недовольна, узнав о поведении доктора Маккензи. Ах, так вы знаете леди Стаффорд? Само собой. В таком случае, должен с прискорбием сообщить, что... Джонсон напрягся. С прискорбием? Что несет эта «водонапорная башня» под два метра ростом? … Что леди де Моранвилль этим утром пропала из своей комнаты. Как это вышло? Никто толком не знает: она будто в воздухе растворилась.

Джонсон вышел из клиники в еще более растрепанных чувствах, чем после общения с миссис Поттер. И растерялся: что теперь делать? Но поджидавшая его девушка, выслушав новость об исчезновении миледи де Моранвилль, сразу же заявила:

– Тогда едем к нотариусу на Флит-стрит. Узнаем, что именно обсуждала с ним миледи де Моранвилль!

Мысль была дельной, но вряд ли крючкотвора-нотариуса удалось бы уломать так же, как доктора Маккензи. А от одной мысли, выдержать еще одну битву, Джонсону как-то враз поплохело...

– Сначала поедем в полицию и заручимся поддержкой инспектора Ридли, – переиграл он план девушки. – Так выйдет быстрее и менее бестолково.

Мисс Харпер надулась, ей по всему не понравилось последнее слово, а еще она вовсе не жаждала снова встречаться с бывшим женихом Розалин. Он понял это, когда, выйдя из кабинета инспектора, представил ему Беатрис, дожидавшуюся в приемной у стойки дежурного констебля.

– Мисс Беатрис, – опешил инспектор. – Не думал встретить вас здесь.

– Поверьте, я тоже не особенно счастлива снова вас видеть. – Рыжие волосы всколыхнулись, когда девушка вскинула подбородок.

– Я вовсе не это имел в виду...

– А я это. Вы поверили лживым наветам, а не сестре, и за это я вас презираю!

Ридли сглотнул, сделавшись еще более мрачным, чем был.

– Ваше право, – отозвался нейтральным голосом и направился к выходу из участка.