Джентльмен с Харви-стрит (СИ) - Бергер Евгения Александровна. Страница 9

– Зря вы меня не послушали, граф, – выговаривал ему Джонсон, явившись тогда, после смерти племянницы, в его дом. – Привязались к мошеннику, ай-яй-яй, и это с вашим-то сердцем. Что теперь делать прикажете? Позволить ему вас обманывать? Пусть щенок потешается за вашей спиной?

– Да не потешается он! – возразил он докучливому собеседнику. – Сам посмотри: мальчишка не из таких.

– Знаем мы из каких он таких. Явился ограбить вас – дело ясное!

Они тогда долго спорили все в том же духе и сошлись, в конце концов, на решении испытать мнимого внука.

– Вот увидите, умыкнет он вашу графскую диадему, как пить дать, умыкнет, – стращал его Джонсон, качая осуждающе головой, но граф, сцепив зубы, стоял на своем.

И кто тогда прав оказался?

Не стал мальчик его обворовывать, еще и виновного в смерти Бьянки помог отыскать. Виновную... Старый граф, как обычно, вспомнив младшую из племянниц, вздохнул. А ведь он полагал на них все наследство переписать. Детям их все оставить... А оно вон как все вышло.

– Сеньор Фальконе, вам что-нибудь нужно? – На пороге появилась мисс Харпер. Бледная и осунувшаяся, она выглядела больной много хуже его самого.

Эх, может, зря он все это затеял?

– Благодарю, Розалин, все, что нужно, у меня под рукой, – сказал он, кивком головы указав на свежий номер газеты и чашечку чая на столике перед собой. – А вы отдыхайте, до вечера вы свободны.

Женщина замерла, не торопясь уходить – как будто хотела о чем-то заговорить – но в итоге просто кивнула и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Теперь мысли Фальконе потекли в другом русле: знал он, чувствовал сердцем, что у новой подручной есть некая тайна, вот только не знал, что такая. Бедная девочка! Они с Джонсоном, ясное дело, не только Джеку, но и ей ловушку устроили: стоило только увидеть, какими глазами она смотрела на инспектора Ридли, явившегося на виллу тем солнечным днем, как все сделалось ясно: фамилию девочка выбрала неспроста. В память о женихе, которого, по всему, страстно любила, но вынужденно покинула. Она тогда будто призрак увидела и в Джека вцепилась до побелевших суставов...

О чем они тогда с инспектором толковали в библиотеке, одному богу известно, но мисс Харпер после того сделалась совершенно несчастной. И замкнулась в себе еще больше...

Да и странный этот инспектор, которого мальчик почитал за отца, хотя, видит бог, для отца он был слишком молод, как на предвзятый взгляд графа, тоже сделался мрачным как туча.

Граф подловил его после того разговора на веранде с бокалом вина...

– Можно присесть? – спросил он, и мужчина кивнул.

– Вы в своем доме, граф, вам ли спрашивать разрешение? – отозвался мужчина.

– И все-таки я не хотел бы навязываться, инспектор.

– Просто Ридли, если вас не затруднит.

– Ничуть. Я и сам приверженец простоты обращений...

Ридли пригубил из фужера и усмехнулся.

– Так вот почему вы, сеньор, пригрели в своих стенах безродного паренька, демократичность взглядов пропагандируете?

Граф уловил не просто насмешку, но беспокойство, пусть и тщательно скрытое, а потому сказал честно:

– Сеньор Ридли, я старый, больной человек, переживший столько трагедий, что вам и не снилось. Мне ли играть какие-то роли? Я просто желаю быть нужным, и принятым. Мальчик нравится мне...

Ридли посмотрел на него, две пары глаз сошлись в немом диалоге и, кажется, вынесли нечто важное друг о друге.

– Джек – неплохой человек, – отозвался инспектор, снова глядя на сад, – в нем есть стержень, основа, но, к сожалению, он мечтатель, а это к доброму не приводит.

– Вы о его сердечной склонности к сеньорите Уорд? – уточнил собеседник. – Я слышал, она графская дочь, к тому, недавно счастливо овдовевшая.

На самом деле, через Джонсона старый граф знал о девушке все, сам до сих пор не будучи с ней знакомым. Она была молода и богата, и влюблена в простого констебля без роду и племени... Ситуация безнадежная, если подумать, но граф, как и было им сказано, к старости сделался сентиментальным и почел неожиданно своим долгом влюбленным помочь.

Ридли хмыкнул:

– «Счастливо овдовевшая»? Странная формулировка, но вы, по-своему, правы. Хотя, я полагаю, для Джека в том никакой радости нет: он погубит себя ради этой девицы.

– А она себя ради него?

– Что вы хотите сказать?

Граф, которому тоже подали вино, опустил фужер на столешницу.

– Девочка как ни крути, много больше теряет от связи с каким-то... плебеем, – произнес он с особым акцентом. И заметил, как вспыхнул его собеседник...

– Плебеем? Вот, значит, как вы думаете о нас? – Ридли поднялся на ноги.

Они снова смерились взглядами.

– Сядьте и успокойтесь, – понудил его Гаспаро Фальконе. – Я лишь хотел донести, что сеньорита Уорд теряет поболе простого мальчишки и все-таки хочет быть с ним.

– Откуда вам знать, чего хочет миссис Уорд?

– Я, в отличие от других, – опять с особым акцентом, – имею слушать, мой друг. И задавать правильные вопросы!

Желваки у его собеседника ходуном заходили.

– Она потешится с ним и забудет, – процедил Ридли с ожесточением. – Как поступают все женщины, независимо от их положения, знатности и богатства! Ей просто нравится преклонение, вот и все... А Джек... он именно преклоняется, обожает ее, по наивности полагая, что девицы в принципе способны любить.

– А они не способны? – с лукавством во взгляде осведомился Фальконе.

Ему показалось, что Ридли смутился, но быстро взял себя в руки.

– Сомневаюсь, что женская их натура к тому приспособлена.

Граф хмыкнул в кулак.

– В таком случае, вы, полагаю, не запретите мне провести маленький эксперимент?

Ридли невольно заинтересовался.

– Какой же?

– Я приглашу сеньориту Уорд пожить в своем доме и на собственном опыте убежусь в ее чувствах к нашему мальчику.

– Это плохая идея, сеньор. Вы все равно что масло в огонь подольете... Этим двоим не должно быть вместе. Сами знаете, что может случиться...

Граф отчего-то взбодрился, преисполнившись нетерпения поступить именно так, как сказал: пригласить в дом возлюбленную мальчишки и за ними понаблюдать. Он и сам толком не знал, зачем это делает: от скуки ли, от тоски или, может, от банальной сентиментальности – только кровь забурлила и ударила голову. В первый раз за последние годы...

– Знаю, был молод когда-то, пусть в это и сложно поверить. Но Джек, как вы думаете, сдержит слово, коли с него его взять?

– Сдержит. В этом могу за него поручиться!

Фальконе, полностью этим удовлетворенный и потому расцветший довольной улыбкой, произнес:

– Вот и славно. Все мне, старику, какое-то развлечение! Присмотрю за вашим подопечным, инспектор, а за одно и узнаю намерения сеньориты Уорд. Вы ведь позволите мне присмотреть за обоими? Или хотите, чтобы мальчишка с вами поехал? Если так, то прошу передумать: мне сейчас не с руки разбираться еще и с подлогом. Пусть себе поживет в моем доме в качестве внука... Я даже готов заплатить, коли придется.

– Странный вы человек, – откликнулся Ридли, в задумчивости покачав головой. – Приютили мальчишку без роду и племени, еще и платить ему собираетесь. Что вы задумали? Я не верю, простите, в подобную бескорыстность.

– Так разве я бескорыстен?! – Развел граф руками. – Мне либо признать, что с внуком меня обманули, либо... продлить на время аферу и лицо сохранить, по крайне мере, на период судебного разбирательства, которое скоро последует. И потом... в этом доме так скучно, сеньор. – Он отхлебнул из фужера. – И одиноко.

Ридли, внимательно его изучавший, наконец опустился в широкое кресло, из которого встал.

– То есть судьбы двух человек – для вас развлечение? – спросил он. – Мните себя Господом Богом?

– Отнюдь. Я лишь скромный слуга Его, вознамерившийся развлечься...

Несмотря на легкомысленный тон, намерения его были более, чем серьезны, и Ридли как будто интуитивно это учуял.

– Я поговорю с Джеком и расспрошу о его планах, – сказал он Фальконе. – Если он соберется вернуться со мной, отговаривать я не стану. Увольте. Если же вознамерится все же остаться... так и быть, проводите свой эксперимент. Но учтите, – он залпом допил остатки вина, – этот мальчик мне дорог и без присмотра я его не оставлю.