Последний реанорец. Том VIII (СИ) - Павлов Вел. Страница 47
‒ Скажи честно, ты прикончишь Габсбурга? ‒ в лоб спросил парень.
Сучья кровь! Опять начинается…
‒ Кто знает, ‒ расплылся я в садистской улыбке, пожимая плечами и вновь поворачиваясь к вратам. ‒ Время покажет. В данный момент моего отрезка жизни… он обязан быть достойным противником.
В следующий миг часы пробили одиннадцать часов, за спиной снова послышалось несколько порций звуков, а следом обоняние уловило знакомый девичий аромат.
Вот же дрянь. Просил же…
Однако смотреть на прибывших я не стал, а просто промолчал. Потому как их эмоции говорили сами за себя. Порой я даже не рад тому, что реанорская эмпатия работает чаще всего самопроизвольно.
‒ ПРОТИВНИКИ, НА АРЕНУ!!! ‒ раздался громкий бас Владимира с ристалища, и после выкрика Романова мне тотчас показалось, что арена словно погрузилась в небывалую ранее тишину, а каждый зритель на трибунах затаил дыхание.
Заледенелые врата стали медленно и со скрежетом отворяться, в лицо ударил свежий морозный воздух вкупе с пригоршней снега, а моё тело самопроизвольно двинулось вперед.
‒ Ни слова, ‒ протяжно выдыхая, вынуждено бросил я за спину, довольно хмыкнувшему Романову и прибывшим женам. ‒ Смотрите и наблюдайте…
Глава 20. Да начнется хольмганг! Да прольётся кровь! Да явит себя миру безжалостный Жнец Бездны...
С каждым моим шагом к центру арены тишина действительно казалась мёртвой, потому как единственное, что произвольно улавливали реанорские чувства, это были щелчки фотоаппаратов, зум бесчисленного количества камер, тихий хруст льда и снега под ногами, а также мерное дыхание Владимира Романова и тихое сопение Балинта.
В чем-то одежда Габсбурга была идентична моей, вот только вместо рубахи тот обошёлся обычной светлой футболкой, а вечно распущенные волосы оказались собраны на затылке в конский хвост.
Даже выбор оружия у нас оказался чем-то схож, два набора его метательных ножей были накрепко прикреплены к бёдрам, в то время как у меня перевязи игл крепились чуть выше лопаток. А в ножнах у него в данный момент покоились две запредельно модифицированные артефактные сабли. Боюсь такие я буду ломать своими джадами очень и очень долго.
Причем изрядно изумлял эмоциональный фон Австрийского. Тот был спокоен, невероятно собран и осторожен. Ни грамма преждевременной радости. Однако высокомерие, гордость и жуткое нетерпение из него прямо сейчас били родниковым ключом.
Сучья кровь! Ну надо же. Я честно считал, что меня вновь будут держать за говно. А тут что-то приблизительно пятьдесят на пятьдесят. Удивил, так и быть. А может он на пару с Кандеймом смог что-то обо мне разузнать? Скорее всего, накопал что-то о гидре. Ладно, похоже мозгов у отца больше, чем у никчёмного сына.
Остановились мы друг от друга метрах в двадцати под звенящую тишину «Вавилона», точнее перед нами вырос силуэт Романова, который намерено или же нет, козырнул мощной аурой и заставил нас остановиться.
‒ Правил объяснять не буду, но напомню, ‒ спокойно заговорил Владимир, глядя то влево на меня, то вправо на Балинта. ‒ Никакой химии. Никакого яда на клинках. Никакой брони. Никаких артефактов, кроме как на вооружении. Магия. Дух. Сталь. А также… никакой пощады! С арены сегодня уйдет только один. Таков судебный поединок. Таков хольмганг. Сказать есть что напоследок? ‒ спокойно осведомился отец Ростислава.
‒ Нет, Владимир, ‒ бесстрастно отрезал Габсбург. ‒ Всё что нужно я скажу ему без лишних ушей.
‒ Захар?
‒ Нет, ваше высочество, ‒ спокойно обронил я со слабой улыбкой.
‒ Коли так, то… В таком случае, государь скажет пару слов, ‒ спокойно заметил мужчина, а после повернувшись и подняв голову выше, взглянул на императора и учтиво кивнул.
На несколько секунд «Вавилон» вновь оказался под влиянием гнетущей тишины, но уже вдох спустя над ареной разнесся громкий баритон Всеволода.
‒ Моё почтение, дамы и господа. Приветствую как поданных Российской Империи, так и прибывших к нам издали гостей. Такое событие как хольмганг не часто проводится в нашем государстве, но как видите, бывают и такие исключения из правил как сегодня. Ни для кого не секрет, что на международной арене между многими землями происходят опасные трения. Но именно сегодня, благодаря этим двум храбрым столпам большая часть из нынешних бед будет улажена. Улажена с помощью крови, смерти и… жертвы! Великой жертвы! Как во времена наших далёких предков. Во времена наших дедов и прадедов. Ведь ничего в жизни человека нет важнее его крови и его наследия, ‒ Романов говорил резко и рублено, будто наносил удары секирой, мощь его силы разносилась далеко за пределы «Вавилона», а присутствующий люд слушал его затаив дыхание. ‒ Имена сегодняшних непримиримых соперников ни для кого не секрет. Каждый из этих уникумов по-своему известен в родном для себя государстве и каждый многого достиг. Будущий император Австро-Венгрии сойдется в поединке с молодым имперским князем Российской Империи. Вскоре весь мир узнает имя победителя и имя поверженного. Ведь судить данное противостояние будет… сама смерть! ‒ затихающим голосом молвил император. ‒ От себя же скажу, что победит сегодня сильнейший и… достойнейший!
После речи государя всё также некоторое время стояла гробовая тишина, правда, в следующий миг она была оглушена пронзительными аплодисментами и громким свистом. Всё же нельзя было отнять у Романова главного: он умел складно и располагающе говорить. Настоящий верховный оратор во всей красе.
Однако насколько громкими были рукоплескания людей, настолько же быстро весь «Вавилон» вновь погрузился в полнейшее молчание и обратил свои взоры на нас.
‒ По моей команде, ‒ буднично сообщил сегодняшний распорядитель. ‒ Как и сказал отец… Пусть победит сильнейший!
Кратко кивнув обоим, тот спокойно повернулся к нам спиной и неспешно зашагал за грань поприща. А переступив необходимую черту, дал молчаливую команду и более двух десятков артефакторов принялись за слаженную работу по возведению купола, потому как схватка между двумя уникумами ожидалась совсем не рядовой. Матово-призрачные барьеры наслаивались друг на друга подобно волнам, а глаза в этот самый момент самопроизвольно закрылись и всё реанорское естество провалилось куда-то вниз. В самый непроглядный мрак моей холодной и омерзительной души.
В данный момент не было ни путеводного света, ни какого-либо светлого зарева, ведь совсем скоро всё обагрится обжигающей кровью. Об этом явственно твердило сознание. Однако было что-то еще. Что-то на далёких задворках сознания. Что-то чужеродное, но и в то же время нечто родное и тёплое и прямо сейчас оно попросту сгорало в опаляющем пламени нетерпения. Вот только я сам ждал этого больше всех. Слишком долго я сдерживался. Слишком давно я терпел. Пора выпустить скопившееся напряжение…
Тем не менее, всё так же резко прекратилось, а моё сознание возвратилось обратно в реальность, и я медленно разлепил веки, потому как холодный и отрезвляющий голос Австрийского вывел меня из уютного небытия.
‒ Ты достоин сотен смертей, Лазарев, ‒ обыденно заговорил Балинт, с равнодушным видом наблюдая за стремительно формирующимся барьером. ‒ Ты столько раз вставлял нам палки в колёса. Убил столько магов и воителей. Мешал нашим планам. И честно сказать, совсем скоро многие выдохнут с облегчением. Ты даже представить себе не можешь, сколько врагов у тебя по всему миру. Амерская Империя. Моя Империя. Прусская Империя. Хунхузы. Святоши. Ты даже разозлил российскую знать. Тебе нет места среди живых. Надеюсь, мой сын услышит, либо увидит, как я прикончу тебя самым жестоким и низменных образом, оскверню твой труп всеми доступными методами! ‒ резко заключил Габсбург, а в глазах у того начали вспыхивать огни праведного гнева.
Ох, Бездна-матерь, сколько злобной экспрессии! Если бы слова либо взгляды могли умерщвлять, то я давно должен был сдохнуть в самых страшных страданиях несколько сотен тысяч раз.
Однако на все разглагольствования Балинта, я лишь тихо рассмеялся и вновь прикрыл глаза, неспешно начиная готовиться к схватке и концентрироваться.