Ненависть и ничего, кроме любви (СИ) - Романова Любовь Валерьевна. Страница 18
— Стерва, — произносит Марк презрительно, но при этом уголок его губ приподнимается в весьма неоднозначной улыбке.
— От тебя это звучит как комплимент, — тут же парирую я.
Марк не двигается с места, а я не могу отстраниться первой, поэтому терпеливо выжидаю его действий. А он, как на зло, уходить будто и не собирается: то ли хочет что-то ляпнуть, то ли сделать, но все же стоит и взглядом впивается. Но вот, наконец, он делает шаг назад, а потом молча разворачивается и уходит вверх по лестнице, а я, имею возможность восстановить дыхание.
Глава 11
Ирка возвращается в аудиторию практически в тот момент, когда приходит преподаватель, усаживается с краю, вынуждая меня продвинуться вглубь ряда, достает свою толстенную тетрадь, ручку, и делает все это настолько медленно и монотонно, будто действует на автомате, без осмысленности.
— Все в порядке? — тихонько уточняю я, на что получаю утвердительный кивок.
С небольшим опозданием, привлекая к себе максимально много внимания в аудиторию вваливается Мартынов и под неодобрительный скулеж преподавателя идет к центральной лестнице. А когда он проходит мимо нас, я не без удивления обнаруживаю на его физиономии несколько смачных бордовых борозд, которых, я уверена, не было еще несколько минут назад.
— Ира, это ты его что ли? — спрашиваю я, искренне посмеиваясь, но рыжую буквально прорывает:
— Черт, Вера, я не специально. Он вроде сначала говорил про то, что я ему не должна ничего, и, что тетради моей у него нет, даже извинялся за то, что потерял, а потом вдруг полез целоваться, ну я от неожиданности ему и заехала…
— Извинился? Мартынов? Постой, как это полез целоваться? — мое голодание напоминает о себе в момент, когда Иркины слова, попав в мою голову, начали лихорадочно разыскивать мозг.
— Ну кто там бубнит? — громко спрашивает препод, и мы с Ирой вынуждены замолчать на несколько секунд, пока он не вернулся к отмечанию присутствующих.
— Сама не знаю, — шепчет Ира, наклонившись к моему уху, — говорю же, не успела я сообразить. Вер…Как думаешь, это какой-то прикол?
— Не знаю даже, — искренне отвечаю я, к тому же мой мозг не способен анализировать ситуацию здраво, — нужно было у него узнать, а не морду ему полосовать — добавляю в шутку, но Ирку мои слова явно не порадовали.
— Вер, ну не смешно же, — обиженно тянет она, — что мне делать? Я не хочу ни с кем встречаться.
— Тебе еще никто и не предлагает, — замечаю я, на удивление отмечая, что голод логику пока не тронул, — успокойся. И вообще, не хочешь — не встречайся! У нас свободная страна.
— Легко тебе говорить… — тихонько бормочет Ира себе под нос, но я делаю вид, что не услышала.
Ну какой совет я могу ей дать, когда у меня самой тут нарисовалась старая-новая проблема? Со своим бы разобраться, а уж потом советы раздавать. А Ирка явно приуныла, даже конспект свой забросила, на обеде молчала, задумчиво жуя бутерброд с подветренной колбасой, а к последней паре и вовсе вдалась в скорбь, хотя ни Мартынов, ни Радецкий, ни их наблюдатель со стороны — Миша в наше поле зрения не попадали, разве что прошли всей своей троицей мимо, по традиции к последним партам.
Последней парой у нас идет статистический анализ с Еленой Борисовной, которую я за то недолгое время, которое ее знаю, признала очаровательной, хотя предмет ее ужасно скучный и через чур мудреный. Зато, задания, которые она раздала для парного выполнения, отвлекают Иру и вытягивают ее из того печального состояния, в которое она погрузилась.
— Посчитай интервал, — просит меня Ира, пока разносит данные по колонкам.
Я наклоняюсь к сумке, которую бросила на пол рядом с партой, и на ощупь ищу там телефон, когда чувствую невесомое касание к своей ладони, которое тут же перерастает в мелкую щекотку крохотных ножек — что-то ползет по моей руке!
— А!
Паника и отвращение накрывают меня так быстро, что тело переходит в режим автоматических действий. Я вскакиваю с места и судорожно трясу рукой, что-то падает на пол и резво уползает, а я с двойным ужасом различаю в насекомом огромного таракана с длиннющими усами!
— Воронова, что стряслось? — кричит опешившая и перепуганная Елена Борисовна, быстрым шагом направляясь ко мне. По дороге она едва не сносит задетую парту.
— У нее в сумке таракан, — отвечает за меня Ира, за что спасибо ей огромное, ведь я не в силах выдать хоть какую-то информацию.
— Ну что же так кричать-то! Воронова, берите свою сумку и идите в туалет вытряхните!
Я слышу ее, но захлестнувший меня страх блокирует любой сигнал мозга, я не могу сдвинуться с места, только стою и глупо хлопаю глазами, как сова. Еще больший страх меня одолевает в тот момент, когда я чувствую катящиеся по щекам бусинки слез — только этого мне не хватало! И оглушающая тишина обомлевших одногрупников давит на меня и мои сдавшие нервы все сильнее. Нет, только не это! Не снова!
— Скопцова, отведите Воронову, — говорит Елена Ирке.
Та мигом подрывается с места, подхватывает мою сумку, хватает меня за руку и выволакивает из кабинета. Все это происходит в оглушительном молчании.
Стоит мне оказаться за дверью, остаться без свидетелей моей истерики, как я начинаю приходить в себя: снова чувствую биение сердца, которое казалось замерло на несколько минут, слышу шум крови в ушах, у меня покалывают кончики пальцев и кажется, что волосы на макушке шевелятся. Ирка доводит меня до туалета, и я беру себя в руки: умываюсь, стирая любое упоминание о непрошенных слезах, мою руки, намыливая их по локти, лишь бы уничтожить невидимый след насекомого, который я чувствую кожей, и только после этого забираю из рук подруги сумку.
— Ты как? — опасливо спрашивает Ира, наблюдая за моими рваными действиями.
— Теперь нужно всю сумку вывернуть наизнанку, — говорю я вместо ответа.
Подойдя к подоконнику вытряхиваю все содержимое. На пол скатываются ручки, карандаш и блеск для губ, остальные вещи разлетаются по деревянной поверхности. Я даже сумку выворачиваю наизнанку и хорошенько трясу, убеждаясь, что никаких насекомых в ней больше нет, а затем, хоть это и выглядит бессмысленно и глупо, проверяю каждую вещицу прежде чем вернуть ее внутрь.
— Какой же он придурок! — говорю запальчиво.
— Кто? — я подпрыгиваю, когда слышу Ирку, про которую успела забыть.
— Радецкий, конечно! — раздраженно фыркаю на Ирку, которая не понимает очевидных вещей.
— Марк? Да брось, ты сумку вечно на пол бросаешь, а в столовой еще и не такое ползает — вот и заполз туда таракан.
— Говорю тебе: это он! — упрямо повторяю я, а в памяти всплывают старательно задвинутое в самый дальний угол, воспоминание:
— Ворона, лови жука! — кричит мне Радецкий, когда мы с другими девчонками передыхаем на газоне после спортивных упражнений. Жутких размеров хлебник противно жужжа приземляется мне на белую футболку.
Я неосознанно начинаю дико истерично визжать, махать руками и стряхивать с себя несчастное насекомое, так же, как и я пострадавшее от рук неугомонного пятнадцатилетнего мальчишки. Девчонки в один миг разбежались от меня в стороны, а мальчишки окружили и что есть сил гоготали над моей истерикой. Тогда я совершенно не контролировала себя, и, хотя сразу же стряхнула черного жука, еще долго терла пыльными ладонями белоснежную футболку, стряхивая несуществующие угрозы моему психологическому здоровью. На мой визг прибежал перепуганный учитель и только благодаря ему я смогла успокоиться.
Одноклассники еще долго подшучивали надо мной, тыкали пальцем куда-нибудь наугад и кричали, что ползет жук, а я каждый раз, как идиотка, велась на это. Даже тогда, когда уже понимала, что врут, что жестоко шутят, все равно неосознанно подрывалась с места и судорожно выискивала глазами несуществующее насекомое, ужасно забавляя своим поведением одноклассников.
Но окончательно меня добил случай, когда Радецкий подложил мне на парту самодельный конвертик, который я по глупости вскрыла. Стоит ли говорить, что внутри лежало два ужасно страшных дохлых таракана? А что этот его поступок довел меня до очередной истерики, после которой классная руководительница, ставшая свидетелем моего состояния, отвела меня в медпункт, а там уже заботливые медсестры позвонили родителям и настоятельно рекомендовали показать меня психологу?