Наследница Бабы-Яги (СИ) - Вериор Лика. Страница 33

— Мне — незачем.

— Это не ответ.

— А какой там был вопрос? — я влетела на крыльцо, впустила в дом Кота и зашла сама. Тут же пиликнул телефон.

«Ты уже, наверное, там. Ну, осторожнее будь, и дичи всякой без меня не вытворяй, я же тоже поучаствовать хочу,» — от Пети.

И:

«Я укатил в магаз один за городом, всё для наших променадов прикуплю,» — от него же.

«Всё для наших променадов», интересненько.

В ванной откисала недолго. Волосы оказались не такими спутанными, как могли быть, грязь, что ли, в озере волшебная. В любом случае, ожидаемая пытка оказалась не то чтобы пыткой.

Кот вопросов больше не задавал, сказал, какие книги прочитать нужно, и лёг на печь. Сидели в тишине: я читала, Кот — сопел.

В дверь постучали. Не отрываясь от книги, — а там какой-то научный деятель обозревал особенности Нави глазами жителя Яви — пошла открывать.

— Другая дверь.

С непониманием глянула на Кота. Он мотнул головой в сторону Двери, и я, наконец, отвлеклась от чтения. С той стороны ко мне ещё не стучались.

— Чего стоишь? Открывай. Была бы опасность, до двери бы не дошли.

— Ты не забывай, что этот ваш «защитный частокол» сейчас только одной черепушкой и десятком мелких зверят подпитывается, — буркнула, но к Двери пошла. Открыла.

Опешила.

— День добрый, госпожа ведьма, — проговорила волосатая волчья морда.

Чтобы разглядеть белоснежные зубы, влажный чёрный нос и чёрные жёсткие усы, особенно яркие на фоне персиково-серой шерсти, мне пришлось запрокинуть голову.

— День добрый, — проговорила. Одно дело представлять себе волка на задних лапах. Другое дело — видеть воочию. Это выглядит довольно… странно. И чего он огромный-то такой? Я думала, волки не сильно крупнее собак… Ещё и в штанах, а в лапищах — корзинка.

— Я, в общем-то, спасибо сказать пришёл… и там это… гуси ваши, порог оббивают. Стыдно, говорят, стучаться, меня попросили.

Рассмотреть двор за спиной Волка не представлялось возможным, так что пришлось поверить на слово.

— Гусям стыдиться нечего, рада была помочь. И тебе, Волк, тоже не за что.

— Мы тут стаей волчьих цветов насобирали, — Волк протянул корзинку, — ты же, госпожа, и щенку нашему помогла. Вот, держи, — когтистая лапа подцепила мою человечью, а у меня сердце похолодело. Корзинка оказалась в моих застывших руках. — Ядов там каких сваришь, в хозяйстве всегда надо.

— Да не стоило… — выдавила из себя. — Может, чаю?

— Да нет, госпожа, как я с такой мордой чай пить буду? Но за предложение спасибо. И от Катеньки тоже спасибо. Я со своими перетёр, говорят, если что, провожать её к вам будем, ежели с деревни пошлют её с вестью какой.

— Дело хорошее, — покивала.

— Ну, я пошёл, — Волк спустился с крыльца, и теперь я смогла разглядеть его странные, словно человечьи, голубые глаза. И столько в этих глазах, что сразу понятно — может, и смирился он со своей шкурой, как белки рассказывают, да только осталась надежда на ведьминскую силу. Одна проблема — я не ведьма. — Ты, госпожа, это — гусей успокой. Они, слышал, коллективное самосожжение обсуждали, мол, на такой позор род свой гусиный и хозяйку обрекли.

Огромные, мне по пояс, птицы, толпились у частокола. Они крутили гусиными головами на изящных длинных лебединых шеях, всем своим видом показывая собственное смятение и неуверенность. Стояли в основном спиной, но всё оборачивались, всматриваясь в меня чёрными бусинками.

— Да что тут все такие радикальные-то?.. Эй, гуси-лебеди! Что там с самосожжением?

Все головы одновременно повернулись в мою сторону. Я вздрогнула.

— Позвольте!

— Хотим! — наперебой запричитали гуси, разворачиваясь ко мне в лучших традициях хоррора. Стоит напомнить, что это не просто птички — это огромные птички, своими короткими, но быстрыми перепончатыми лапами направляющиеся в мою сторону.

— А ну стоять! — рявкнула. — Никаких самосожжений, харакири, сэппуку и чем вы там ещё увлекаетесь! Вы как Ягу без своей службы оставите? А?!

Гуси замерли, переглянулись.

— Никак!

— Никак! — снова запричитали они.

— Ну вот и живите себе на здоровье. А ты, Волк, ты тоже живи на здоровье. Может, ещё расколдуют тебя, а если не расколдуют — то и волком ты тоже хороший человек.

Волк от моих «успокаиваний» как-то даже окосел, передёрнулся весь и, медленно кивнув на прощание, пошёл в лес.

Вот я молодец, надо же оборотню такое сказануть. Ладно, тут гуси-лебеди, надо с ними решать.

— Вы как питаетесь?

— Охота!

Что-то мне не нравится это пространное «охота». Сразу и сказки вспоминаются, и младенцы краденные…

— На кого охотитесь?

— Мыши!

— Рыба!

— Овёс!

— Змеи!

— Дети!

Гуси разом посмотрели на одного из своих. Тот вытянул шею испугано, затем стыдливо опустил голову и совершенно человечьим голосом, без причитаний и дополнительных звуков, проговорил:

— С седьмого дня месяца урожая 7370-ого года от сотворения мира Ягой Лияной был официально утверждён и введён в полную силу манифест Яги Ефросинии о запрете людоедства без приказа верховной в настоящее время Яги, а также запрет на поедание разумных существ Яви и Нави. Введён новый абсолютный запрет на людоедство и поедание разумных существ даже в случае прямого приказа верховной в настоящий момент Яги, запрет утверждён навсегда через ритуал Блокирования. Запрет внесёт в Курной Кодекс и отмене не подлежит.

(Прим. автора: Курной Кодекс — от «курьи ножки» — то есть окуренные дымом. Яга живёт в избушке на курьих ножках, Кодекс Ягиный — окуренный дымом, как окуривают место погребения.)

С последним словом гуси разом отвернулись от своего товарища и повернулись ко мне.

— А сейчас год какой?

— 7530-ый!

— 7530… Так, ладно, хоть с этим разобрались, — пробормотала. — Ну, тогда гуляйте, отдыхайте, сил набирайтесь. Не знаю… Если надо что — стучите, люди выпендриваться начнут — с белками передайте. А вообще к людям лучше не суйтесь. Всё. Пока.

И я вернулась в дом, захлопнув дверь. Жуткие птички.

Хотела вернуться к книге, но в окне заметила непривычный пейзаж. Подошла — заброшенный задний двор, гуси ходят. Навь. Тряхнула головой, проморгалась.

Теперь Явь.

— Что за?.. — раньше окна Навь не показывали. Зажмурилась, настроилась… Открыла один глаз. Второй.

Гуси решили притоптать траву, чтобы лужайка посимпатичнее стала. Один в частокол головой долбится, с какой целью — не знаю. Видимо, дощечку на место ставит.

— Чего высматриваешь? — я вздрогнула, и картина Нави вновь переменилась на Явь. Обернулась на Кота.

— Да нет, ничего. Просто в окно смотрю. Снова, кажется, газон надо стричь, ты так не думаешь?

— Не думаю. Домовой Явь в порядке держит.

— Ну да, ты, наверное, прав… — покивала, перехватила книгу поудобнее и пошла на диван — от греха подальше.

Сказ девятнадцатый. Где незваных гостей незваными гостями вышибают

Озёрные камушки закончились. Сегодня снова белка, но теперь я совсем не переживала. Животные приходят сюда, чувствуя приближение естественной смерти, никто их, к счастью, не травит.

Набрав крупы и немного мяса, пошла к озеру. Кот лениво остался на печи, впрочем, он никогда не ходил со мной за галькой, в его ответственности только те самые три круга вокруг могилы — ритуал привязки души к частоколу.

Закат. Какое же озеро красивое во время заката! Прямо сердце замирает.

Сама не заметила, как оказалась сидящей на берегу. Пальцы утонули в гальке, прохладной и влажной в глубине.

Пахнет тиной, но совсем чуть-чуть, даже приятно. Утки крякают, им подпевают лягушки — уже привычный ансамбль. Должно же быть что-то неизменное в это жизни?

Купить что ли раскладное кресло и носить сюда по вечерам, чтобы наблюдать закаты? Тогда можно и столик, тот, с заднего двора. Его бы от ржавчины почистить и покрасить… Может, домовой этим займётся? И я так и не узнала, что он любит поесть, горе-хозяйка. Хотя какая из меня хозяйка?..