Путешествие среди выживших христиан в арабском мире - Вивель Клаус. Страница 36

Французское решение с самого начала вызвало перекос в стране, даже несмотря на то что сунниты, представлявшие в то время вторую по величине группу в Ливане, также получили долю в правлении. Христианам досталось президентское кресло, а заодно – и должности в высшем руководстве армии; в руках суннитов оказался пост премьер-министра. В парламенте разрыв между христианами и мусульманами составлял шесть к пяти. При этом сунниты чувствовали себя ущемленными. И точно так же, как нееврейские группы в Израиле непременно должны были обернуться против евреев, ливанские нехристиане направили свою деятельность против маронитов.

Межрелигиозное разделение создало непредвиденные изменения демографической ситуации в стране. Христиане стали уезжать из Ливана, у них рождалось меньше детей, чем у мусульман, в результате изменилось соотношение численности в этих религиозных группах. Домены христианской конституции постепенно стали вызывать все больше и больше осуждения. Это неминуемо должно было привести к конфликту.

В 1926 г. Ливан еще можно было назвать республикой, но с 1930-х стало ясно, что суннитские мусульманские лидеры предпочитают общество других левантийских арабов. Для многих суннитов Ливан перестал ассоциироваться с нацией, страной или государством. Для них существовала только одна арабская нация, которая простиралась от Ирака до Омана.

Шарль Малик был одним из тех людей, которые с гордостью считали себя ливанцами. Во время своих лекций и интервью он постоянно подчеркивал, что видит Ливан местом встречи Востока и Запада. Он говорил, что ливанцы имеют доступ к святая святых и Запада, и Востока, и именно поэтому здешние христиане и мусульмане способны понимать культуру друг друга на самом глубоком уровне [160].

Малик был человеком мира, он свободно владел арабским, французским, английским и немецким языками. Сначала он изучал математику и физику, затем увлекся философией науки и поступил в Гарвардский университет в США. В 1935 г. он выиграл грант на обучение во Фрайбургском университете на курсе немецкого экзистенциалиста Мартина Хайдеггера. Год, проведенный в нацистской Германии, открыл ему глаза на суть тоталитарных государств, и нацистских, и коммунистических, которыми были так очарованы многие интеллектуалы его поколения.

После Второй мировой войны его пригласили в ООН, чтобы вместе с китайским, французским, канадским и американским представителями подготовить Всеобщую декларацию прав человека – без всяких сомнений, самый важный документ, увидевший свет в XX веке. Шарль Малик сыграл решающую роль в его создании. Одна из ключевых статей Декларации – под номером 18 – появилась именно по требованию этого ливанца [161].

Эта статья стоит того, чтобы ее процитировать. Она – ключ к пониманию проблем, обсуждаемых в книге. Она наглядно показывает, каких прав сегодня лишены подавляющее большинство христиан на Ближнем Востоке (во многих местах это длится уже несколько сотен лет): «Каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии; это право включает свободу менять свою религию или убеждения и свободу исповедовать свою религию или убеждения как единолично, так и сообща с другими, публичным или частным порядком в учении, богослужении и выполнении религиозных и ритуальных обрядов».

Статья 18 Шарля Малика несла угрозу укоренившимся принципам: право на выход из ислама вступает в конфликт с запретом Корана на отступничество и сопротивлением мусульманского мира любой христианской миссионерской деятельности в регионе. Это был удар по происходящей на Ближнем Востоке дискриминации христиан, евреев и других меньшинств, начавшейся с тех пор, когда мусульманские армии в VII веке захватили этот регион. Малик хотел включить эту статью в Декларацию, потому что на протяжении всей истории Ливан служил местом прибежища для христиан, которых преследовали после обращения из ислама [162].

Это предложение вызвало в мусульманских странах переполох. Оно породило гнев египетских представителей ООН, но в конечном итоге за него все-таки проголосовали. Было провозглашено обещание «честно и намеренно ввести это право и дать ему силу» [163]. Министр иностранных дел Пакистана выразил согласие, заявив, что его страна полностью поддерживает право на свободу вероисповедания и перемену веры. Вопрос охватывал «наследие ислама» [164].

Для всех, кто придерживается идеи столкновения цивилизаций, может спутать все карты тот факт, что именно араб потребовал введения этой статьи, а также то, что за нее проголосовали все крупные мусульманские страны. Во время своих поездок по ближневосточному региону я думал, что было бы неплохо сегодня напомнить там о 18-й статье Декларации и о том, как она была принята. Единственной страной, не признавшей резолюцию 1948 г., была Саудовская Аравия. Ее представители воздержались от голосования, но в конечном счете были приняты все 30 пунктов Всеобщей декларации прав человека.

Когда 9 декабря 1948 г. Малик организовал торжественную церемонию, во время которой мировой прессе были зачитаны новые правовые пункты, он заявил, что впервые в истории весь земной шар собрался, чтобы «синтезировать» традиции прав человека всех существующих стран – от Азии до Латинской Америки. Это был триумф человечества, концентрация всего накопленного им опыта.

Этот заслуживающий глубокого уважения ливанец, которому к тому времени едва исполнилось сорок, принял на себя полномочия главы Комиссии ООН по Правам Человека. В 1956 г. Шарль Малик вернулся в Ливан, где ему была предложена должность министра иностранных дел в правительстве христианской национал-либеральной партии президента Камиля Шамуна.

Мог ли он сделать дома то, о чем проповедовал за границей? И хотя дипломат ООН считал свою родину местом встречи Востока и Запада, внутри самого Ливана Восток и Запад стремительно отдалялись друг от друга. Немало людей разделяют представления Малика о красивой межконфессиональной мозаике, однако в той части света, где в результате межрелигиозной гражданской войны, которая началась в 1975 г. и продлилась 15 лет, принеся в жертву 150 000 человек, она выглядит все менее убедительно. После гражданской войны слово «ливанизация» стало притчей во языцех, но не как синоним «культурного сосуществования».

В некотором смысле гражданская война запустила процесс межрелигиозной войны против самих ливанских христиан. Постаревший уже к тому времени Шарль Малик находился в это время в Ливане. В то время как над его головой свистели минометы и христианский район Бейрута лежал в руинах, он жил в горах неподалеку от столицы. Он осудил христиан, которые в те годы стремились бежать в более мирные районы земного шара, и предрекал полный провал христианской культуры на Ближнем Востоке, если все будет так продолжаться.

Шарль Малик ушел в иной мир в 1987 г., ему был 81 год. Информагентства впоследствии писали, что «его смерть не оплакивали ни ливанские мусульмане, ни просирийские политики, ни военные» [165]. В этих словах кроется нечто, что рвет душу на части. Представьте себе, как человек, поверивший в декабре 1948 г. в то, что вся мудрость мира вошла в документ Всеобщей декларации прав человека, подошел к своему смертному одру, всеми ненавидимый, в охваченной войной стране.

После окончания гражданской войны в 1989 г. потерпевшие в ней поражение христиане почувствовали себя смертельно уязвленными. Для многих сама идея мирного сосуществования с мусульманами уже почила глубоко в ливанских горах, в то время как перед миром Запада явило свой ужасный лик получившее огласку массовое убийство фалангистами маронитской милиции палестинских беженцев в лагерях Сабра и Шатила в 1982 г. Пожалуй, это единственное, что на сегодняшний день осталось в памяти от той гражданской войны.