Сталь (СИ) - Саммер Катя. Страница 24

Егор прав, потому что я молчу о сути. Я делаю глоток, не чувствуя вкуса вина, но оно приятно покалывает горло и тепло обволакивает изнутри.

Егор прав, потому что Рома хотел детей, но я не могу и не хочу говорить об этом. Я иду в наступление.

— Та девушка, которая открыла мне, — почти семь лет назад, — в той футболке, на которой я оставила пятно. — Егор смотрит на меня, чуть приподняв брови, и прекрасно понимает, о какой «такой» девушке я говорю, но молчит. — Ты… — Он ждет, а я пытаюсь разродиться вопросом. — Ты с ней спал?

Я ведь многое надумала себе тогда: что он просто хотел сделать мне больно и прогнать, но на самом деле у них ничего не было, что у него были причины поступить так жестоко, что во всем этом имелся двойной смысл.

— Не задавай вопросы, на которые не хочешь слышать ответы, — звучит тихое, почти неуловимое за дуновением воздуха из кондиционера. Или я опять себе придумываю?

— А как же член в штанах? — Я кривлю губы. Мне чертовски не нравится, куда завернул наш диалог, но, кроме самой себя, в этом некого винить.

«Я сделал это, потому что так было лучше для тебя, а не потому что не сумел член в штанах удержать»

— Рори, тогда прошло время.

Ро-ри. Он не называл меня так много лет.

— Вот именно, — шепчу я, — две недели.

Всего две чертовых недели. Пока я исцарапывала руки в кровь и билась затылком о стенку, молила, умоляла родителей пустить меня к нему, у него оказалось… просто две недели.

Я трясу головой и возвращаюсь — хватит тонуть в прошлом. Бесполезно злиться, обижаться. Уже точно ни к чему. Сейчас имеются проблемы поважнее. Отставив бокал, я подгибаю под себя ноги и облокачиваюсь одной рукой на диван.

— Ну и что нам делать с этой Круэллой в очках? Чего она хочет? Чтобы мы изображали пару усерднее? Целовались на камеру?

Мой голос звучит слишком бодро, я это понимаю, слишком «наигранно», но пусть лучше так. Егор, правда, моего энтузиазма не разделяет.

— Нет, хотя она права. Ты не должна бояться меня.

— Я не боюсь, — эти слова кажутся слишком громкими для маленькой комнаты.

Егор касается моего лица, и я тотчас вздрагиваю.

Черт возьми! Это было нечестно! Слишком неожиданно, слишком резко, я была не готова.

— Вот об этом я и говорю.

Нет, он не выиграет в этом споре.

Я успеваю ухватить его ладонь, зависшую в воздухе, и прижимаю ее к своей щеке. Крепко. Прикрываю глаза, мирюсь с разницей температур — прохладная кожа Егора остужает мой жар. Это приятно. Я мурлычу, как кошка, и медленно выдыхаю.

— Так? Должно быть? — Я застаю Егора врасплох. Потому что играю. А он, кажется, подумал… — Или вот так?

Я чуть двигаюсь навстречу и кладу руку на его грудь. Смотрю исподлобья и улыбаюсь ему.

— Или…

Договорить мне не дают. Егор, дернув меня за локоть, обхватывает мое лицо ладонями, впечатывается губами в мои губы и мгновенно наводит беспорядок в волосах.

Глава 25

Я задыхаюсь — от любви, от ненависти, от всех чувств сразу. Кусаюсь в ответ, но при этом позволяю опрокинуть себя на диван и придавить мускулистым телом. Я глажу, боже, наконец глажу его бритые скулы и на контрасте резко дергаю за волосы — а вот не нужно было давать им отрасти!

Это очень глубоко. Егор проникает в мой рот языком и напоминает, что этот бой мне не выиграть — всегда проигрывала. Он вылизывает мои щеки изнутри, втягивает до вскриков мои губы, целует подбородок. Я выгибаюсь под ним, трусь всем телом, как будто оно зудит, как будто это поможет избавиться от одежды, и подставляю ему шею. Уверена, там останутся следы, потому что он поступает очень жестоко, мучая меня — чередуя легкую боль от укусов с невозможным удовольствием от его губ.

— Ты… — хочет он что-то сказать, едва ли не с силой отрываясь от меня.

Я не хочу слышать, мы и так много болтаем. Снова тянусь к Егору и, обняв его за плечи, возвращаюсь к поцелуям, которые с каждым вздохом и стоном становятся откровеннее. Еще чуть-чуть, и я начну сосать его язык, как член. Он это тоже чувствует — резко отталкивается руками и садится. Медленно — слишком медленно — расстегивает запонки. Сначала на левом рукаве, потом на правом. Затем переходит к рубашке, а я все это время почти умираю без него.

Плевать.

Дергаю его воротник в разные стороны, и пуговицы со звонким стуком рассыпаются по полу. Плевать, у него целый шкаф таких же. И уборщица, скорее всего, раз в неделю приходит. Переживет. А вот если я прямо сейчас не расцарапаю ему спину и не утону в его запахе — сдохну.

Егор лишь ухмыляется уголком губ, на рубашку, по всей видимости, ему тоже — с высокой колокольни. Он нависает надо мной, заглядывая в глаза. И я почти догадываюсь, что будет дальше. Все помню.

Да, кажется, и он тоже.

Он растягивает и без того широкий вырез на моей блузке и оставляет длинную мокрую дорожку языком вдоль ключицы.

— А-а, — вырывается у меня первый стон.

Егор прикусывает краем зубов где-то за ухом — в месте, о котором он один, сволочь, знает, потому что с Ромой такого фокуса не получалось, хотя я намеренно подставлялась ему. Он тянет губами мочку, чуть сдавливает и отпускает, чтобы поймать второй восторженный вздох.

И как только я начинаю нападать в ответ, выгрызать удовольствие зубами с его уже ярко-красных губ, Егор надавливает мне между ног всей пятерней.

— Боже, да, — вылетает из груди то ли крик, то ли плач.

Да, я хнычу, потому что до одурения хочу еще. Чтобы также. Чтобы рвало фейерверками голову. Чтобы забыть, кто мы такие и как нас зовут. Чтобы кончить ярко, как когда-то давно, потому что секс — это прекрасно, секс был у меня и отличный, но секс с Егором — это другое. Нечто космическое, нечто за гранью разумного, почти животное и при всем магия в чистом виде.

— Еще, — прошу я его, а ему не нужно повторять дважды.

Уже через пару мгновений Егор срывает с меня брюки, в два счета одолев скрытую змейку. Мои кружевные трусики летят туда же — на пол. Следом — его штаны вместе с бельем. И да! Господи, да! Я в своих влажных фантазиях ничего не преувеличивала. Егор божественно красив, сексуален и мужественен.

Он одним движением раздвигает мои ноги, вторым опускается на меня.

— Дыши, — напоминает, потому что мне всегда было больно от его размеров. Поначалу.

Так выходит и сейчас.

— Твою ж…

Он затыкает меня. Как всегда делал.

Жесткий поцелуй и плавные покачивания во мне дают незамедлительный результат. Боль испаряется, исчезает, и я сама толкаю бедра к нему, сама насаживаюсь и запрокидываю голову, потому что все это так… слишком? Слишком круто, слишком остро, слишком… невозможно.

Я и Егор.

Он дает мне еще несколько секунд продохнуть, а сам стягивает через голову мою блузку. Кажется, она даже где-то трещит по швам, но мне плевать! Егор толкается первый раз и смыкает зубы на моей груди — на самом кончике соска. И если он сделает так еще, я точно кончу.

Он знает, поэтому не делает. Он растягивает меня и мое пребывание в аду — иначе не знаю, как назвать это пекло. В раю таким не занимаются, зуб даю. Там только из ребра могут создать женщину, а здесь…

Черт, Егор выбивает из меня дух и все мысли вторым толчком.

— Да-да, — стону я без конца, чтобы продолжал, чтобы не останавливался.

И он, как самый послушный мальчик на свете, закидывает мои ноги к себе выше на спину. Он приподнимает мои бедра, а после начинает безжалостно вколачиваться, не жалея меня. Потому что знает, что мне нужно! Потому что мы оба слышим эти звуки — хлюпающие и такие развратные. Я бы покраснела, наверное, если бы уже давно не сгорала от желания.

Когда Егор замедляется, но бьется глубже и жестче, я, кажется, даже рычу. Обожаю. Мои «да» льются фонтаном и стучат в висках. Я без остановки трогаю его — плечи, грудь, а потом толкаю к себе ближе за шею. Уже чувствую напряжение внизу живота и скулю ему прямо в рот.