Капитан (СИ) - Оченков Иван Валерьевич. Страница 13

А это в совокупности предполагало, по меньшей мере, порядка десяти тысяч стволов, не считая запасные магазины, подсумки и прочую амуницию.

[1] Орден Триграмм (팔괘장 или 훈장) учрежден 16 апреля 1901 года. Предназначался для награждения как за военные, так и за гражданские заслуги. Имел восемь степеней.

Триграммы — древнейшие китайские символы четырех главных и четырех вспомогательных элементов, на основе которых построен и из которых в то же время состоит существующий мир: воды, огня, воздуха, земли и, соответственно, дождя, грома, ветра, гор.

Изображения триграмм помещены в центральных медальонах знаков и звезды ордена, причем каждой из восьми степеней соответствует одна из восьми триграмм.

[2] Орден пурпурного сокола, или орден Пурпурного Сокола (на хангыль 서봉장 (или 자응장); на ханджа 紫鷹章) — это орден Корейской империи, он был учрежден императором Коджонгом императорским указом № 13 от 17 апреля 1900 года. Он присуждается в знак признания выдающихся военных заслуг. Это военный орден, состоящий из 8 степеней. Причем, 7 и 8 представляли собой медали для рядовых.

Глава 7

Зима сорок первого года пришла в северную столицу раньше срока, с первыми ноябрьскими морозами. Засыпанный снегом Петербург казался мрачным и пустынным, но это была лишь видимость. В его роскошных дворцах, домах, заводах, на широких проспектах и мостах круглые сутки кипела жизнь. Стоило ночной мгле отступить, — и улицы его заполнялись снующим туда-сюда народом, гудением автомобилей, шумом заводов и фабрик. И все нервы, управляющие этим новым Вавилоном, сходились в одном месте — Зимнем дворце, построенном когда-то неугомонным Растрелли для русской императрицы, а потом неоднократно перестроенном, но остававшимся все таким же роскошным.

Рабочий день русского царя начинался рано и продолжался до позднего вечера. Конечно же, в стране имелось множество чиновников высшего ранга, чьей прямой обязанностью было облегчать монарху его ношу, но за всеми ними нужен был надзор, и Александр Николаевич Романов — самодержец всероссийский, великий князь финляндский, царь польский и прочая, и прочая — неплохо справлялся с этим. Во всяком случае, уже очень давно никто не решался поставить под сомнение волю своего монарха, как это было в самом начале царствования.

— Какие вести с Дальнего Востока? — поинтересовался император, отложив в сторону кипу просмотренных бумаг.

— Наши войска совместно с союзниками продолжают наступление, — тут же ответил флигель-адъютант …. — Теперь, после получения свежих данных, можно считать японскую группировку полностью разгромленной!

— Славное дело, — хмыкнул Александр Третий. — Говоря по совести, не ожидал от Макарова такой прыти!

— Никто не ожидал, — поддакнул придворный. — Вот только… Чрезвычайный и полномочный посол Британской короны обратился к министру двора с просьбой о высочайшей аудиенции.

— Засуетились, крысы, — улыбнулся государь, но тут же снова стал серьезным. — Погоди-ка, что значит к министру двора? Минуя МИД?

— Так точно, Ваше Величество!

— Стало быть, у сэра Уильяма Сидса есть личное послание от короля Эдуарда… Хорошо, дайте знать, что я приму его. Неофициально.

— Как будет угодно Вашему Величеству!

Когда-то давно, в пору туманной юности, сэр Уильям жил и учился в России, постигая ее язык, обычаи и национальный характер. По-своему он даже любил эту северную страну с ее суровыми жителями, как тонкий ценитель литературы любит Чехова или Толстого, ничуть не ассоциируя себя при этом с их героями. Теперь же он был стар и прекрасно понимал, что должность посла в Петербурге является финалом его карьеры. И ему очень не хотелось, чтобы она закончилась какой-нибудь ненужной и неуместной для его блестящего и безупречного послужного списка трагедией.

— Добрый день, сэр Уильям! — благожелательно встретил его император. — Как ваше самочувствие?

— Благодарю, Ваше Величество, — с достоинством поклонился дипломат. — Все хорошо.

— Вот и славно!

— Вы так добры…

— Вот уж ничуть, — ухмыльнулся Александр. — Просто мне очень не хотелось бы увидеть на вашем месте какого-нибудь надутого индюка, которыми переполнена Даунинг-стрит.

— Торжественно обещаю не умирать в ближайшие пару лет! — в истинно английском стиле пошутил сэр Уильям, приложив руку к сердцу, после чего они оба расхохотались.

— Что новенького в Лондоне?

— Все как обычно, государь. Дождь, слякоть и туманы. Если же ваш вопрос относился к политике — тори сцепились с либералами, а лейбористы тщательно подливают масла в огонь. Ей богу, чем дальше я от нашего парламентаризма, тем больше мне нравится государственное устройство вашей страны.

— Как здоровье моего брата Эдварда? — продолжил расспросы царь, пропустив неуклюжий и неискренний комплимент своему авторитаризму.

— Его величество в добром здравии и поручило мне передать вам личное послание.

— Отчего же не через министерство?

— Очевидно, ему не хотелось, чтобы князь Лобанов-Ростовский ознакомился с его содержанием раньше вас.

Намек был более чем прозрачен. Министр Иностранных дел, помимо всего прочего, был очень сильным одаренным и входил в Сенат. Прочитать запечатанный документ для него было сущим пустяком, и никто не сумел бы его в этом уличить. Поэтому государь не стал продолжать разговор на щекотливую тему и просто распечатал конверт, после чего углубился в чтение.

— Нет, ну надо же! — хмыкнул Александр, откладывая в сторону письмо. — Мой августейший родственник опять захотел примерить на себя тогу миротворца.

— Разве худой мир не лучше доброй ссоры? — блеснул знанием русских поговорок посол.

— Сэр Уильям, будьте добры, напомните мне, сколько раз Япония нападала на наши восточные владения за последние двадцать лет?

— Осмелюсь напомнить Вашему Величеству, что земли собственно России ни разу не становились объектом атаки. Что же касается королевства Чосон и великого княжества Маньчжурия, то вы сами неоднократно подчеркивали свою приверженность их суверенитету!

— То есть, если пара моих фрегатов пробежится, скажем, к Сиднею и сровняет его с землей, мой брат Эдвард не будет считать себя оскорбленным?

— Австралия является неотъемлемой частью Британской империи, — поджал губы Сидс.

— А Чосон — нашим протекторатом! — рявкнул в ответ царь.

На самом деле, он давно бы присоединил к империи эти земли, но внутри «Сената Одаренных» существовала серьезная оппозиция такому решению, с которой он не мог не считаться. В какой-то мере они были правы, зачем взваливать на себя проблемы полуколоний, если все возможные выгоды можно получить и так? Точнее, были бы правы, если бы не постоянная грызня со страной Восходящего солнца.

— Ваше Величество, — осторожно начал сэр Уильям, — в качестве ответной любезности Япония могла бы пойти на некоторые уступки в других вопросах…

— Какие, например? — равнодушно поинтересовался русский самодержец и отвернулся, но прожженный дипломат успел заметить, как блеснули его глаза.

— Для начала признать Маньчжурию зоной исключительных интересов России.

— О, это просто подарок небес… — с откровенным сарказмом ответил Александр Третий. — Предложите что-нибудь поинтереснее.

— В любом случае, мы сейчас говорим только о перемирии, Ваше Величество. Но в дальнейшем, если удастся найти взаимоприемлемые условия, то появится почва и для мирного договора.

— Вот с этого момента поподробнее.

— Микадо готов открыть свой рынок для русских компаний при условии взаимности с вашей стороны. И готов обсудить совместную работу в Корее. Российские предприятия и банки получат равные условия работы в южной части полуострова, а японские — в северной.

— Это деловое предложение. Но, как я понимаю, главный вопрос — Китай?

— Вы как всегда крайне проницательны. В Токио очень обеспокоены новостями о появлении у Чан Кайши воздушных кораблей и начале подготовки баз и экипажей для флота.