Стану ему женой. Ребенок от монстра (СИ) - Устинова Мария. Страница 12

— Ма-ма! — пискнула она, а когда я не пустила, забрыкалась и заревела, пока не подошла официантка.

— Кофе, — устало попросила я. — И ребенку сырники с джемом.

Та деловито записала и унеслась. Аня снова забрыкалась. Чувствуя себя выжатой, я отпустила и тут заметила, куда она стремилась: к разрисованной прозрачной стенке детской комнаты. Какое облегчение… Пока Аня изучала местные игрушки, мне успели принести кофе.

Я закрыла глаза.

Минутка отдыха, уютное кафе, кофейный аромат, возвращали в прошлое. Там все было просто и понятно, а самой большой проблемой казался несданный экзамен или случай, когда я попалась с дурью, пронесенной по просьбе подруги… Интересно, как Вита сейчас поживает. Наверное, у них все классно. Учится, скоро закончит и найдет работу, а мой бывший уже должен закончить, и родители должно быть подсуетились, чтобы обеспечить любимому птенчику теплое местечко…

Я всегда завидовала семейным.

Не приходится надрываться, всегда есть кому помочь, подставить плечо, поддержать… Наверное, голод по семье и теплу толкнули к нему, и я влюбилась, как дура, в первого, кто защитил.

В монстра.

У него все было: и деньги, и плечо надежное. Не было будущего. Я вздохнула и взглянула вокруг: посетители казались благополучными, и только я на их фоне проигрываю: родившая рано, без кола и двора, гражданская жена киллера… Мысли вновь вернулись к зеленоглазому стрелку. Почему он назвал меня женой Андрея?

Может быть, такой меня считают в их среде? Официальный брак не обязателен, достаточно иметь от него ребенка?

Поглядывая за дочкой одним глазом, я вернулась к старым поискам. Что-то рассказать о киллере могло только дело, в котором он засветился. Я нашла статью про Геннадия Александровича, и вновь рассмотрела фото.

Ну и при чем здесь я?

Я этих людей — двух убитых по краям, и бизнесмена в центре — не знаю. Андрей никогда про них не говорил. Зачем меня было впутывать? Найти имя единственного оставшегося в живых на снимке мужчины не составило труда.

Господин Глодов.

Долго жил за границей, написано: бизнесмен, инвестор, но чем конкретно занимается, неизвестно. Какой-то заграничный бизнес, несколько раз обанкротился, в молодости — аресты… Жил в разных городах и странах. Фамилия вдруг показалась знакомой. Где-то я ее слышала.

И тут нашла: его брат.

Я читала об этом, когда жила в Пекине. Первое время после отъезда ни о чем не могла думать, кроме Андрея. Ждала, он даст о себе знать, каждый день рылась в новостях, по крупицам отыскивая все, что хотя бы косвенно могло иметь к нему отношение…

Через четыре с половиной месяца после моего отъезда я нашла кое-что, что отдаленно касалось Андрея. Вместе с охраной был убит старик, на которого он работал. Это сделали люди из конкурирующей группировки, к которой когда-то и имел отношение брат Глодова, погибший несколько лет назад.

И что бы это значило?

На стол поставили тарелку с сырниками. Я принесла дочку из детской комнаты и вручила ей вилку.

— Не играй с едой, — пробормотала я, когда Аня начала восторженно размазывать джем.

— Да! — звонко ответила та, не прекращая безобразничать.

Ладно, лишь бы тихо сидела.

Я продолжила рассматривать снимок, пытаясь найти незамеченные ранее детали. Не то чтобы что-то подозревала, скорее это привычка, глаз художника.

Геннадий Александрович улыбается, на руке дорогущие часы. Интересно, почему это фото было у него в кабинете? На стеллажах стояли только снимки с важных встреч, триумфальных моментов. Просто так такое на полку не ставят.

Значит, это не просто встреча друзей. На фото запечатлена важная веха их жизни.

Я изучила фото с удвоенным вниманием, и заметила кое-что, чего раньше не видела.

Фото обрезано.

Аккуратно, с двух сторон.

С той стороны, где стоял Геннадий Александрович, не хватало человека. В кадр попал край рукава, почти незаметный на фоне пиджака гендиректора. Костюмы были практически одного цвета. С другой стороны снимок, видимо, обрезали для симметрии.

— Интересно… Кто это?

Снимок был точь-в-точь, как в кабинете. Кого же отрезали с этого праздника жизни?

Аня окончательно расковыряла сырник, съела половину, второй пришлось доедать мне. Несмотря на усталость и капризы дочки, уходить не хотелось. Среди людей я чувствовала себя в безопасности.

Дочка перемазалась джемом, и я наклонилась, вытирая мордашку салфеткой, а когда подняла глаза, чуть не рухнула под стол. За окном кафе бдительно оглядывался мужчина в черном костюме.

Они не отстали.

Удостоверившись, что того, кто им нужен, нет в гостинице, начали обшаривать прилегающие улицы. Подхватив возразившую ревом дочку под мышку, я вместе с сумкой метнулась в туалет, пока они не догадались обшарить кафе.

В кабинке я поставила Аню на влажный кафель, а сама села на унитаз.

В Пекине сейчас ночь, мне жаль его будить, но больше не у кого спросить совета!

— Меня преследуют, — прошептала я, когда в трубке раздался заспанный голос Каца. В груди возник холодный спазм, словно ужас происходящего стал осязаем после того, как я произнесла это вслух. — Я убежала из гостиницы, сижу в кафе, эти люди обходят улицы.

— Не выходите, — сразу же сказал он. — Вызовите полицию и скажите, что вас преследуют.

— Я боюсь…

— Вам нечего бояться! — отрезал Эмиль. — Вы ничего противозаконного не сделали!

На заднем плане раздался шум: разбуженная Дина спрашивала, что случилось. Эмиль отстранил трубку, я услышала приглушенное: «Это Лена».

— …пусть обратится в агентство.

Я слушала, как они препираются. Беспокоить Каца всегда было неловко, мне казалось, он нас с Аней недолюбливает, хотя никак не давал об этом понять. Но то ли я подспудно улавливала это шкурой, то ли такое впечатление создавалось из-за его холодности. Дина — другое дело. Я чувствовала, что она на моей стороне. И когда она вмешалась в разговор, сразу стало легче.

— Лена, обратитесь в охранное агентство, — вновь раздался голос Каца. — Они охраняли мою семью. Я позвоню, вас заберут.

— Даже если это что-то серьезное? — я вспомнила, как Эмиль не хотел лезть в разборки.

— Они специализируются на таких проблемах. Давайте адрес.

Точного адреса я не знала, но, как смогла, объяснила, в какое кафе меня занесло.

— Не выходите, — повторил он, прежде чем отключиться.

Я сжала трубку в кулаке и выдохнула — как будто холодом. Мучило жуткое предчувствие: случится что-то плохое. Такое же ощущение надвигающейся беды я испытывала, когда умерла мама, когда мы расставались с Андреем… Аня, уловив мою тревогу, начала хныкать.

— Т-ч-ч, — строго прошипела я, и посадила ее на колени.

Хорошо. Предположим, киллер мог узнать обо мне.

Достаточно было завести связи в криминальной среде и слухи бы донесли, что у Ремисова есть ребенок. Я открыла фото портрета, чтобы держать перед глазами. Пролистала, что было. Там были и другие мои работы: лучшие, те, которыми я гордилась и притащила на собеседование, наивно поверив, что они чего-то стоят.

Это единственное, что осталось от прошлой жизни, то, что я ценила. Но и эту ценность смяли и выбросили в мусор…

Мои рисунки, вдруг поняла я. Портфолио. Я ведь действительно поменяла все, что могла, но стиль не поменяешь — это во мне, часть меня, раньше мне говорили, что у моих работ есть «лицо», стиль автора. Я их много размещала в интернете, когда искала работу. Без портфолио никак, иначе я бы даже заказов не получила. Собирать его мне пришлось заново. Но по моим работам меня можно было бы найти… Если бы он говорил с кем-то, кто хорошо знает меня и мой стиль.

— Ах вы гады… — прошептала я, имея в виду свой старый круг художников.

Валера. Вита. Мои преподаватели — теоретически каждый из них мог меня узнать, не на сто процентов, но мог бы заподозрить мою руку. Особенно Валера. Не думаю, что зеленоглазый киллер допрашивал преподавательский состав, а вот мой бывший попадал в косяки с бандитами. Более того: два года назад к нему приходили, и чуть дух из него не вышибли.