Хочу замуж! (СИ) - Бек Кора. Страница 15

Шустрый дед за каких-нибудь пять минут успел обежать всю школу и школьный двор в придачу в поисках директрисы, пока я с чинным видом (с чинным — по причине приобретённой нынче утром хромоты) сидела на первом этаже, ожидая встречи со своей будущей начальницей.

— Ты чё орёшь-то, Ерофей? Ишь, ещё один начальник на мою голову выискался! — недовольным тоном отозвалась та, которую мой добровольный провожатый назвал Матрёной.

Матрёна была уборщицей. Высокая, худая и жилистая, она имела широкие плечи, длинные лопатообразные руки, короткий тёмный жёсткий волос и острый, выступавший вперёд, кадык. Говорила низким голосом и ходила по-мужски размашистой походкой. Со спины её запросто можно было принять за мужчину.

Обмакивая швабру с тряпкой прямо в ведро с грязной водой, Матрёна продолжала бормотать себе под нос:

— Ходют тут всякие, путаются под ногами.

При этом школьная уборщица демонстративно не обращала на меня никакого внимания. Однако, уже имея некоторый опыт общения с Ерофеем Алексеевичем, я сразу догадалась, что в глазах жительницы села я — легкомысленная городская фифочка, которую она может поставить на место путём полного игнорирования.

— Матрён, а Матрён? Ну, брось корчить из себя вампиршу, — Ерофей Алексеевич неожиданно заговорил миролюбивым и чуть ли не заискивающим тоном.

Я просто поразилась: артист, да и только!

Не поднимая глаз от пола, со шваброй наперевес Матрёна двинулась в мою сторону. Превозмогая боль в ногах, я поспешно встала с деревянной скамьи и отошла в противоположный угол коридора. Уборщица с ожесточением принялась размазывать грязь аккурат в том самом месте, где я только что тихо-мирно сидела, никого не трогала и никому не мешала. Конечно, за исключением Матрёны.

— Матрён, слышь? Ты же у нас на деревне первый разведчик. Ну, скажи, куда Ивановна-то подевалась? — всё ещё не теряя надежды, Ерофей Алексеевич продолжал крутиться вокруг суровой школьной уборщицы.

— Вот пристал окаянный! — выругалась женщина, но потом неожиданно сменила гнев на милость. — Да где ей быть по-твоему? Знамо дело, на своём картофельном поле шканделяет.

— Так я ж там только был! — растерялся Ерофей Алексеевич.

На моих глазах из участкового милиционера, который знает себе цену, он превратился в сельского сторожа (их я тоже видела в кино).

— Был, да не там, — загадочным тоном ответила Матрёна и рассмеялась: Места особые надо знать!

Не знаю, как долго ещё продолжался бы этот странный диалог, если бы скрипучая, по краям замасленная, и залатанная в отдельных местах фанерой, входная деревянная дверь, не открылась, впустив в окрашенный в ядовито-зелёный цвет коридор некую женщину. Приземистая, толстая, с холодным и недоверчивым взглядом, заплывших жиром, а некогда, наверное, красивых зелёных глаз, с громоздкой причёской и явно-завитыми на бигуди крупными локонами тёмных волос, обрамлявших круглое лоснящееся лицо, с выщипанными в ниточку бровями и чересчур узкими губами.

При одном взгляде на неё я сразу же поняла, что это — Елена Ивановна Дуркова собственной персоной. В памяти невольно всплыло другое — приятное и милое лицо, и я пожалела, что моей начальницей не стала Татьяна Ивановна, директор Чудовской средней школы.

— Что за шум, а драки нету? — раздался скрипучий низкий голос.

Я подумала, что, в отличие от входной двери, заржавевшие петли которой можно было смазать машинным маслом, чтоб они не скрипели, помочь директору Чудикинской школы изменить тональность её голоса ничем нельзя.

Судя по набухшим мешкам под глазами, фиолетовому носу и жёлтому налёту на зубах, Елена Ивановна Дуркова была не дурак выпить и покурить. А эти, весьма вредные привычки, вкупе с известными издержками её профессии достаточно пагубно отражались на голосовых связках педагога со стажем работы.

Между тем, довольная собственным остроумием, Елена Ивановна рассмеялась. Матрёна, окинув общество равнодушным взглядом, повернулась к нему спиной и с прежним остервенением продолжила размазывать грязь по полу. Мой добровольный провожатый осклабился.

А я с нарочито-заинтересованным видом стала рассматривать серый потолок и рассохнувшиеся деревянные рамы, попутно отметив для себя, что ремонт в Чудикинской средней школе не делали уже давно.

— Так ты куда, труженица наша неугомонная, запропала? — в голосе Ерофея Алексеевича я уловила немного заискивающие нотки. — Я вот тебе учительницу новую привёз. Всё вокруг обыскал, а тебя никак не найду.

— Стало быть, плохо искал, Ерофей, — усмехнулась Дуркова, после чего повернулась в мою сторону: Так ты, барышня, насколько я понимаю, и есть та самая выпускница института, которую ко мне направил главный специалист минобразования Василий Андреевич?

Подавленная тем, что и кого я увидела по прибытии на место, в ответ я молча кивнула головой.

— И как тебя звать-величать прикажешь?

— Астра Петровна Иванова, — назвалась я своим полным именем, как и положено говорить учителям.

— Что? Астра?! — выпучила Дуркова свои заплывшие жиром глаза.

Несколько мгновений она стояла, изучая меня внимательным, цепким взглядом. Я приготовилась к обороне. Расправила плечи, откинула назад голову, мысленно возблагодарив Бога за то, что он одарил меня высоким ростом. Я видела, что, поглядывая на меня снизу вверх, Дуркова в уме решает для себя какую-то задачу. К счастью, смеяться над моим именем не стала. Только, тонко улыбнувшись, заметила:

— Значит, Астра, говоришь? Видно, твоя мать, или кто другой из родни любит эти цветы? А вот лично я предпочитаю сирень. Об этом все в деревне знают. Знаешь, как в мае месяце наша школа до самого верха бывает завалена сиренью? — и подытожила: Уважают сельчане Елену Ивановну!

— И есть за что! — вновь осклабившись, поспешил вставить своё слово Ерофей Алексеевич.

— Ерофей, а что ж ты мне-то не сказал, что за учительницей поехал?

— Так я ж, Ивановна, на станцию по другому делу-то нонче поехал, — почесал затылок водитель «Запорожца» и пояснил: Меня мой сосед Савелий намедни попросил подкинуть на станцию его жену. Она что-то животом захворала и собралась в город врачам тамошним показаться. Я-то жену Савелия отвёз, а обратно возвращаться порожняком не захотел. Решил немного деньжат на своей машине подзаработать, и тут гляжу: приезжая на скамейке сидит, куда и на чём ехать не знает. Вот я её и подвёз.

— Если Матрёна у нас на деревне первый разведчик, то ты, Ерофей — первый вестник! — загоготала Дуркова. — Ох, проныра, везде успеваешь!

— Дети в городе, приходится крутиться. Одним огородом-то нонче не проживёшь, — поспешил оправдаться мой провожатый и, сделав небольшую паузу, вкрадчивым голосом спросил: Ивановна, а ты когда картошечку-то на участке копать собираешься?

— Да уже через неделю, не позже, — беспечно ответила Дуркова.

— Никак подсобить хочешь? — вдруг встряла в разговор Матрёна и, обернувшись к Дурковой, ухмыльнулась: Что бы вам его к себе в помощнички-то не взять, а, Елена Ивановна? Ерофей — мужичок прыткий, и на слова мастак, и на дело! Нужно только маленечко на него надавить. Он всю вашу знатную картошку за один день выкопает!

— А я что ж, от работы отказываюсь? — с обидой в голосе возразил Ерофей Алексеевич. — Вот ужо с огородом своим управлюсь, и — вперёд!

— Да огород твой, Ерофей, подождёт, — продолжала подначивать Матрёна. — Тут ведь дело-то какое важное: картошку нужно вовремя выкопать, а не то позор на голову Елены Ивановны ляжет. Ладно, премий всяких лишится, так ведь ещё и директор совхоза на неё может обидеться.

— Матрёна, ты бы делом своим занялась, — процедила сквозь зубы Елена Ивановна.

Настроение у директрисы вдруг испортилось, и она напустилась на уборщицу:

— Ну, чего ты, Матрёна, грязь тута развозишь? Смени воду, да как следует пол помой! Я за что тебе зарплату плачу? Работнички, мать твою!

— Да я всегда такой водой мою, — пожала плечами уборщица, но всё же взяла в руки ведро и вышла во двор.

— Так, Елена Ивановна, мне бы два-три мешка, — просительным тоном заговорил Ерофей Алексеевич. — Моя-то картошка долго не хранится. Я бы вашу красавицу на зиму-то припрятал, а сейчас, по осени, обошёлся бы картошкой со своего огорода.