Рыцарь без позывного. Том 3 (СИ) - "Бебель". Страница 17

Решив не откладывать дело в долгий ящик, дабы не передумать, я сходу присел возле него:

— Слушай, мне надо с тобой поговорить. По поводу капитана и того дня... Ну, ты понял.

— Тоже скучаешь?

— А?

— Я знаю, вы ведь дружили... Почти как братья.

Ну... Я бы так не сказал. Да, он определенно находил мою компанию интересной, да и я с ним нормально общался, но...

— Загубил я его. Не уберег. Сына, а не уберег.

— Слушай, по поводу сына...

Дед вдруг резко развернулся ко мне, впившись в меня серыми глазами:

— Я знаю.

— Ч-чего?

Вся решимость куда-то резко испарилась.

— Я знаю, что он тебе рассказал. Про засаду.

— Откуда?!

— Оттуда! Четвертый, прекрати бестолковку вечно в окна высовывать — и без того простуженный! Я видал, как вы в то утро калякали, пока он тебя рогатиной с ног сшибал!

— А-а-а... — я утер вспотевший лоб. — Ну да, точно. Я как раз об этом и хотел поговорить.

— Так знай же — все брехня! Мой он сын, мой! Не насильничал никто его матушку, и в жены брать не отказывался. Мой он!

Что-то я вообще теряю связь с реальностью... О чем он, елки-палки?

Дед снова отвернулся, рассматривая свою флягу:

— Знаешь, как мне ногу-то отсекли?

— Так, давай без драконов! У меня к тебе серьезный разговор и...

Дед усмехнулся и откупорив истертую флягу, крепко приложился и протянул выпивку мне:

— Давно то было... Не скажу, что был тогда сопливым, как и ты, но все же.

Подвыпивший старик принялся задумчиво разглагольствовать про времена своей седовласой «молодости». Мол, с двадцать лет назад он был чуть менее иссушенной и маразматичной сливой, нежели сейчас.

С его слов выходило, что север — тот еще «курорт». Огромная территория, глухие леса, холмы горы и тонкие артерии узких дорог, что связывают города и деревни меж собой. Из-за долгой зимы и вековой оккупации южанами — населения там — с гулькин хрен. От одной деревни до другой можно неделями добираться, вообще ни разу никого не встретив.

Как зубоскалят конелюбы, «Бурым» Простор зовется из-за замерзшего дерьма рогачей, по кучам которого караванщики определяют, сбились они с дороги или пока еще нет. Бандитов или разбойников в тамошней заднице в принципе не водится. И не только, из-за суровых законов. Из-за низкой плотности населения, тварей и нечисти в лесах столько, что любой гопник, решивший подкараулить караван или путников, продолжит свое существование в виде кучки замерзшей пакости, на обочине дороги.

Гильдий авантюристов на северах тоже нет, зато есть охотники — самые отморозки из всех отморозков. Мужики, что не только умудряются в одиночку или мелкими группами передвигаться от города к городу и выживать в тамошних лесах, но и промышлять всю эту многочисленную нечисть. За что пользуются большим почетом, как у простых людей, так и у всяких благородный засранцев.

Вплоть до того, что по тамошним законам, охотник имеет право на «очаг и стол» в любом доме. Вообще в любом, хоть в последней хибаре, хоть в княжеских хоромах. Если уж постучится посреди ночи, то изволь накормить да спать уложить. Впрочем, северянам такое только в радость — в деревнях и вовсе традиция есть, предложить свою дочь или жену заночевавшему у тебя охотнику. Типа, раз мужик такой крутой, то и дети у него будут не хуже, а значит, в деревне появится собственный охотник, который будет отгонять нечисть от частокола. По причине постоянной угрозы, даже последний хутор обладает крепким забором, а то и рвом со стеной.

И вот один и таких охотников как-то раз заночевал в далекой северной крепости, что тогда исполняла роль столицы мятежников. А на утро повстречал «барыню-боярыню», чей муж постоянно разъезжал по «командировкам», раздавая по соплям конелюбам и освобождая родной Простор.

Уже немолодой охотник настолько потерял голову от тучной барышни, что забил хрен на свою карьеру истребителя нечисти и так и остался в крепости, потчуя придворных историями да подбивая клинья к замужней барышне.

Князь то и дело возвращался, но так, — чисто по делам, да супружеский долг исполнить. Само-собой, как-то раз, после очередного возвращения мужа из командировки, уже немолодая барышня вновь понесла. Как ни странно, но деду было пофигу — он как ухлестывал за княгиней, так и ухлестывал. Даже к ее новорожденному сыну как родному относился, рассказывая подрастающему мальцу сказки и обучая азам ратного ремесла. Благо, в отсутствии мужа, дама охотно принимала бравого охотника в своих покоях, наставляя рога героическому супругу.

И все бы хорошо, да только на очередной день рождения мальчишка вдруг приболел. Да так сильно, что местная медицина оказалась бессильна и в дело вступили старые добрые суеверия. Охотник долго противился, но все поддался мольбам женщины и отвел ее к мерзкой твари, что жила в глухих лесах. К ведьме. Крайне отвратительному и подлому созданию. Настолько извращенному, что даже непонятно, ведьмы все еще люди или уже что-то иное.

Седой дурачок тогда еще не догадывался, что «пышная барышня» беременна его ребенком. Пока не стало поздно.

Сделка с колдовской тварью, что даже на женщину была не особо похожа, оказалась простой как палка — жизнь «старого» ребенка, в обмен на жизнь «нового». Мол, карга разделит хворь между сводными братьями, позволяя им обоим выжить, но взамен заберет пока еще не рожденного ребенка. Не сразу, а потом — лет через двадцать, когда он «жирку нагуляет».

Охотник с таких заходов знатно прифигел, но его никто не спрашивал — тетка с радостью согласилась, будто изначально знала, к чему все шло. В итоге, богопротивный ритуал успешно завершился. Малолетний князь выздоровел, пышная тетка к удивлению слуг вдруг родила, и все жили долго и счастливо. Пока с очередного похода не вернулся муж.

Скрыть долгую болезнь малолетнего князя и его чудесное исцеление оказалось невозможно. Как и подозрительно раннее рождение очередного сына — и полугода с отъезда супруга не прошло, а уже «киндер-сюрприз». И если болезнь еще можно оправдать чудом и «кровью Рориков», то вот с чересчур ранним рождением...

Барыня-боярыня божилась и клялась, что делать ничего не делала, ведать не ведала, и вообще невиноватая. Из двух стульев толстая тетка выбрала тот, на котором ее задница останется целой, но вот ребенок от охотника... Ктож захочет растить проклятое дитя? Местным ведь очевидно, что здесь какое-то колдовство замешано.

— Увещевала, молила, упрашивала речи ее подтвердить... Про ведьму наврать, будто я ее ритуал сорвал. Глаголила, мол, один ляд дитятя этой твари болотной уготован, так на кой его беречь? Нехай уж лучше отмучается поскорее, да снова заживем, как и раньше. Да только... Дите ж оно, разумеешь? Просто дите. Как же его душегубить? — дед решительно приложился к фляге, даже не смотря на меня.

Сдал он ее. Любовь свою ненаглядную. Как алкаш стеклотару. Сам к князю явился и все как на духу рассказал — как соблазнял его жену, как в покои пробирался, как ребенка зачинал. Приврал только, что про проклятье они с ней вместе придумали, чтобы ранние роды скрыть да от себя подозрения отвести. Да только совесть-то у старика не казенная.

Само-собой, князь не поверил. Долго он допытывал и жену и охотника. Но охотник крепче оказался — хоть ему и ногу отняли да все тело изрезали, но все равно на своем стоял. А вот жена сразу посыпалась...

В итоге, бабу на виселицу, а искалеченного охотника с его выродком в глаз долой. Убили бы, да уж очень малолетний Жимир просил — ему-то старик почти заместо отца стал. Да и не понятиям охотника убивать. Тем более, раз он сам все выдал.

Денег, что скопил хрыч надолго не хватило, и вместе с подросшим сынком они сперва промышляли банальным грабежом, затем охотой, а потом и вовсе наемничеством...

Покуда, в одну мрачную ночь, к их лагерю на болотах не вышла одна подозрительно красивая женщина.

— Погоди... Так это она была, что ли? Та самая, что с пауками? Да ладно заливать-то!

— А я почем знаю, та, али не та? Ониж личины меняют, что ты портянки! Но двадцать годков точнехонько миновало... Уж в ту ли ночь, али в другую, но точно миновало.