Бабочка (ЛП) - Л'. Страница 41

— Хм. — Он кивнул, его голос все еще был недоверчивым.

— Это замечательно, — защебетала ее мама. — Софи такая талантливая.

— Она получила свои творческие гены от вас? — спросил я.

— Вообще-то, я получаю их от нее. — Она залезла в сумку, стоящую около дивана, и рылась в ней, пока наконец не нашла то, что искала.

— О, мама! — завизжала Софи. — Это прекрасно!

Это оказался почти законченный вышитый гобелен размером двенадцать на двенадцать дюймов с изображением бабочки, которую я легко узнал. В стежки была вплетена штопальная игла с голубой ниткой.

— Ух, ты! Это вы придумали? — спросил я, отставляя бокал с вином.

Джен рассмеялась. У нее был такой искренний смех.

— Нет. Я едва могу провести прямую линию. Софи нарисовала узор бабочки и разложила все цвета. Мне оставалось только купить пряжу, чтобы подобрать их.

— Можно мне посмотреть поближе? — Она радостно протянула мне гобелен, и пока я изучал замысловатую вышивку, мой творческий ум начал вращаться. Возможно, мне удастся привлечь к работе талантливую маму Софи и включить в свою будущую коллекцию клатчи, расшитые бисером. Как божественно они бы смотрелись!

— Это Голубой Морфо, — произнес я, возвращая ей гобелен.

— Я впечатлен, что вы знаете, что это за вид, — прокомментировал ее муж.

— Моя Бабочка научила меня кое-чему. — Софи покраснела, а ее отец поднял бровь. Джен снова вступила в разговор, прежде чем он успел что-то сказать.

— Это будет подушка для моего мужа. — Она аккуратно сложила гобелен обратно в сумку. — Она должна была быть готова к его дню рождения, но мне осталось еще немного.

Раздался таймер.

Жаркое мамы Софи было готово.

Пришло время ужинать.

Бабочка (ЛП) - img_3

Ужин оказался очень вкусный. Я уже и забыл, каково это — есть домашнюю еду. И забыл, каково это — быть с обычными людьми. Семьей. Когда я рос, были только моя мама и я. А последние десять лет своей жизни я обедал один, выживая за счет еды на вынос.

За бокалом красного вина я узнал много нового о своей Бабочке от ее родителей. Когда она была маленькой, отец часто читал ей «Голодную гусеницу», и с тех пор она стала одержима бабочками.

— Позже ты должен увидеть ее комнату, Роман, — восторгалась ее мама. — Там везде бабочки. На стенах. На постельном белье. Есть даже подушки в форме бабочек.

— Пожалуйста, мама, нет! — Моя очаровательная Бабочка снова покраснела.

— Софи, я думаю, он получит от этого искреннее удовольствие.

Больше похоже на возбуждение. Мой член дернулся под столом, и я заерзал на стуле.

Ее отец бросил на меня подозрительный взгляд. Потом прочистил горло.

— Дорогая, я не думаю, что это хорошая идея.

Как ни в чем не бывало, мать Софи продолжила рассказывать. Как и ее дочь, она была жизнерадостной и разговорчивой.

— Когда Софи было семь лет, она нашла гусеницу на нашем дворе и положила ее в банку, где та сформировала кокон. Через месяц она вылупилась и превратилась в прекрасного Монарха. Бабочка Бадди стал ее домашним питомцем и свободно летал по дому, в его распоряжении всегда была ваза со свежими цветами.

Я смотрел на Софи, которая сидела напротив меня. Она выглядела так, будто хотела заползти под стол. Но ее мать продолжила.

— Однажды Бадди попал в ловушку за печью. Софи была вне себя!

— О, мама! Не рассказывай эту историю! — Скорчив гримасу «не надо», она покраснела еще больше. При этом выглядела такой чертовски милой. Мои мысли крутились вокруг ее спальни с бабочками. Позже мне определенно надо было отказаться от ее осмотра. Я не доверял себе.

— Что случилось? — спросил я, вернувшись в момент и искренне любопытствуя.

— Нам пришлось позвонить в газовую компанию. Им потребовалось несколько часов, чтобы перенести печь.

— С Бадди все было в порядке?

— Да, но мы решили, что пришло время освободить Бадди. Никогда не забуду, как плакала Софи, когда он вылетел через дверь.

— Я все еще скучаю по нему, — вмешалась Софи, ее голос был полон тоски.

— Софи нарисовала его картину. Она висит у нас на кухне. Я покажу ее тебе. — Джен вскочила со своего места и быстро вернулась с картиной в рамке. Смущение снова накрыло мою Бабочку.

Джен протянула картину, и я залюбовался ею. Как талантлива была Софи с самого раннего возраста! Одаренная!

— Как Софи научилась рисовать?

Ответил ее отец.

— Мой отец был художником. Он давал Софи уроки рисования, как только она смогла взять в руки кисточку.

— Дедушка был удивительным, — добавила Софи, ее голос стал ярче. — Хотя мне следовало бы сказать, что так и есть. Он все еще жив и рисует. Ему девяносто пять лет!

— Вау! — Я был рад, что в семье Локхартов жили долгожители. — Я бы с удовольствием встретился с ним как-нибудь.

Глаза Софи заблестели.

— Он живет в доме престарелых недалеко отсюда.

Джен поставила картину на комод и села на свое место.

— Возможно, мы могли бы пойти все вместе. Кларенс — весельчак, и он любит компанию. — Она посмотрела на Софи. — Кстати, дорогая, мне нравится твой шарф. Где ты его купила?

Софи снова залилась краской.

— Роман купил его для меня в Музее естественной истории.

— Он прекрасен, — заметила Джен, в то время как Пол бросил на меня еще один подозрительный взгляд. — И я рада, что ты пользуешься своим членством. — Ее внимание переключилось на мужа. — Дорогой, ты почти ничего не ел.

Я бросил взгляд на его тарелку. Он съел только половину своего куска мяса и почти не притронулся к овощам.

— Я не очень хорошо чувствую себя. Может быть, я заболеваю.

Джен:

— О, Боже!

На лице Софи отразилось беспокойство. Было видно, как сильно она любила своего отца.

— Папа, ты выглядишь так, словно похудел. Ты уверен, что с тобой все в порядке?

Я вспомнил фотографию на телефоне Софи, где ее родители праздновали день рождения, и она была права. Ее отец действительно выглядел похудевшим.

Пол ободряюще улыбнулся нам.

— Не о чем беспокоиться. Наслаждайтесь ужином. Не каждый день моя жена готовит жаркое в горшочке.

Вино закончилось, наши тарелки опустели, Софи предложила матери помочь ей прибраться. Джен запротестовала.

— Но, милая, как же твоя нога?

— Все в порядке, мама. У меня две ноги и две руки.

Пока они убирали со стола, мы с отцом Софи удалились в гостиную. Он предложил мне немного выдержанного портвейна. Сладкое, сиропообразное вино согрело мою кровь.

Пытаясь поддержать разговор, я рассматривал бутылку, надеясь, что он не спросит о моей повязке на глазу.

— 1996. Год рождения Софи.

Он ответил молчаливым кивком, а затем пристально посмотрел на меня.

— Так что же на самом деле происходит между тобой и моей дочерью, Роман?

Я проглотил еще один глоток портвейна.

— Что вы имеете в виду?

— Ты знаешь, что я имею в виду. Я вижу, как ты смотришь на нее. Как она смотрит на тебя. Как загорается каждый раз, когда ты называешь ее своей Бабочкой.

Я напрягся.

— Это просто прозвище. Между нами ничего нет. Наши отношения сугубо профессиональные. Строго платонические.

— Это не останется таким. Я это знаю. — Он сделал паузу, чтобы налить немного портвейна. — Я начитанный человек и разбираюсь в истории. Большинство муз, о которых я читал, вступали в сексуальные отношения со своими хозяевами.

Я начал защищаться.

— Она взрослая. И может сделать свой собственный выбор. — Мой голос смягчился. — Просто знайте, сэр, я никогда не буду давить на нее. И не собираюсь причинять ей боль.

Он сделал глоток портвейна.

— Роман, я буду с тобой предельно откровенен. Бабочки очень хрупкие создания. Мы с ее матерью уже потеряли одну дочь. И не сможем смириться с потерей другой.

Я посмотрел на фотографию на каминной полке. На маленькую девочку, так похожую на его жену. Когда он проследил за моим взглядом, на его лице появилось скорбное выражение. Глубоко в сердце я чувствовал его печаль.