Вампирша (СИ) - Леви Ариана. Страница 20

— Да, я мог бы много рассказать о нашей природе. Но это ведь не единственное, что вас беспокоит, и что вы хотели бы узнать.

Что ж, в проницательности ему не откажешь.

— Верно, — ответила Ильга, — меня интересует наше происхождение. Как, откуда появились первые вампиры, что представляет собой явление вампиризма? Есть ли среди вампиров учёные или лаборанты, которые занимались этим вопросом?

— Что же, — медленно кивнул вампир, — ваш интерес понятен. Я мог бы удовлетворить его, насколько это в моих силах, однако, вы, должно быть, догадываетесь, что воспользоваться этими знаниями у вас не получится, ведь вы узнали расположение деревни, и вас отсюда не выпустят.

Ильга была к этому готова, а потому внешне даже не дрогнула.

— Я догадываюсь, хотя и надеюсь, что вы измените своё решение после нашей беседы. Это ведь от вас зависит, позволят мне покинуть деревню или нет, — она не спрашивала, она озвучивала очевидное.

— Хорошо, — ответил старейшина, — у вас будет шанс повлиять на моё мнение. Тогда я начну рассказ.

Часть 2. Глава 9. Кое-что о вампирах

— Я вампир уже девносто семь лет, и как вы понимаете, я не был первым вампиром. Первые появились около полутораста лет назад. Я считаю, что меня обратил один из них. К сожалению, — предупредил вопрос Ильги старейшина, — я не знаю, кто это был. Я был на охоте с друзьями, мы выслеживали кабана. Мы разделились. Я шёл с ружьём наготове, вглядываясь в заросли и прислушиваясь к звукам. Кажется, я успел услышать лёгкий шорох и уловить какое-то движение. А затем — резкая боль в шеё и потеря сознания. Когда я пришёл в себя, было уже темно. Никого из моих друзей рядом не было. Я был слаб, дезориентирован, не понимал, что произошло. Решил, что заболел, потому и потерял внезапно сознание. Никаких ран на моём теле не было, и я прекрасно видел в темноте, но это не показалось мне странным. Я долго брёл куда-то наугад, а потом снова потерял сознание. А когда очнулся, обнаружил, что выпил целое кабанье семейство: в радиусе двухсот метров от меня лежали туши с разодранным горлом, принадлежащие матёрому хряку и свиноматке, а рядом — досуха выпитые тельца новорождённых поросят. Так я понял, что моя «болезнь» сделала меня каким-то противоестественным существом, а когда чуть поодаль я нашёл тело одного из моих друзей, я понял, что стал чудовищем. Я не помню, как убивал их — это было трёхдневная горячка обращения. Из людей, кроме моего друга, не пострадал никто. Должно быть, Чарльз искал меня — и, на свою беду, нашёл. После того, что я сделал, у меня и мысли не было возвратиться домой — хотя я был богатым наследником, аристократом — мне было что терять. Но я не мог подвергнуть опасности мою семью, не мог посмотреть друзьям в глаза и признаться в том, что сотворил… Мне было не место среди людей. Я долго скитался. Со временем научился контролировать жажду, смог выходить к людям. Потом появились первые охотники, а в городах — полицейские. Я не стал рисковать, нашёл тихое, безлюдное место, построил хижину и стал жить. Потом человеческие поселения подобрались вплотную к моему жилью. И я стал подумывать о переезде. А потом встретил её — Жасмин.

Всё это время старейшина рассказывал свою историю сухим, лишённым эмоций, тоном. И только на последнем предложении его глаза полыхнули сиреневым цветом, а в голосе прорезались эмоции.

— Мы стали жить вместе, — продолжал старейшина, — много путешествовали, побывали в Восточной стране — оттуда мы привезли идею этого дома, и именно там увлеклись восточными практиками. Но со временем нам надоело скитаться, захотелось тихой, уютной и спокойной семейной жизни. Тогда я и нашёл это место. Здесь мы с Миной построили наш дом, завели коров и свиней. Постепенно к нам стали присоединяться другие — те, кто не хотел убивать людей, но и жить с ними не мог. Здесь наше убежище, наш островок посреди безумного океана человеческих войн и страстей. Здесь мы можем спокойно жить, никого не трогая — и никто не трогает нас. Понимаете, зачем я вам это рассказываю?

Ильга задумчиво кивнула:

— Пытаетесь таким образом оправдаться за то, что не хотите меня выпускать. Боитесь лишиться «убежища».

— Пусть так, хотя я бы выразился по-другому. Но у нас есть основания бояться. И боимся мы не за себя, Ильга. Вы, наверное, обратили внимание, пока шли сюда: в деревне есть дети.

Ильга подалась вперёд, её глаза загорелись:

— Да, я как раз хотела у вас узнать, откуда они здесь?

— Это — продолжение нашей истории. Мы с Жасмин на тот момент уже были вместе десять лет, когда она забеременела.

— Что?! — в шоке выдохнула Ильга, — Но вампиры… Мы же не можем иметь детей!

— Кто вам это сказал? — приподнял белёсую бровь старейшина.

— Так нас учили в академии, — пробормотала Ильга, силясь вспомнить, было ли что-то такое в их программе или нет. Но, кажется, им действительно никто ничего подобного не говорил. Просто это было чем-то очевидным, само собой разумеющимся. Ведь вампиры — чудовища. Большинство из них вообще не живут сколько-нибудь долго, погибая в первые дни после обращения. Остальные умирают в застенках лаборатории. А те старые вампиры, которым удалось избежать поимки — это жестокие монстры, убийцы, которым не свойственны человеческие чувства и желания. Так их учили, так думала Ильга раньше — пока сама не стала одним из этих «монстров». Монстров, которые, оказывается, могут заводить семьи и рожать детей — ничем в этом не отличаясь от обычных людей. Которые мечтают просто тихо и спокойно жить, и чтобы их никто не преследовал и не пытался убить, и сами никого при этом не убивая. Да, картина мира Ильги сильно изменилась за последнее время. Однако она ещё не всё выяснила.

— А эти дети — они рождаются людьми или вампирами?

— Тебя сюда Лиган привёл, да? Он наш старший сын, — просто ответил старейшина.

Ильга воскресила в памяти образ Лигана. Обычный вампир, насколько она могла судить. Ничего особенного.

— Дети рождаются сразу вампирами, — продолжил старйшина, — они избавлены от безумия обращения. Растут, как и человеческие дети — разве что, более крепкими и сильными физически. До полугода пьют молоко, потом — молоко с примесью крови. Примерно с года можно давать обычный человеческий прикорм — каши, пюре. Наши дети любят молоко — поэтому мы разводим коров, а свиней разводим к столу. Иногда мужчины выбираются на охоту — особенно когда подрастают мальчики, и их надо обучить охоте. Со временем, все наши дети рано или поздно покидают деревню и выходят к людям. Многие возвращаются уже со своей семьёй. Кто-то создаёт семью внутри нашего поселения. Здесь всегда рады новым лицам, — с этими словами старейшина многозначительно посмотрел на Ильгу, а затем продолжил, вроде бы ни к чему, но так, что девушка сразу поняла: в этом с виду молодом мужчине умерла престарелая сваха, — Лиган, правда, всё еще одинок, но мы его не торопим — какие его годы?

— Я так поняла, — медленно начала Ильга, — вы тут ведёте практически обычный человеческий образ жизни. Но разве вы не пытались выяснить, почему стали такими? И разве вам не кажется, что вы всё равно будете уязвимы, даже если спрячетесь ещё дальше от людей? Почему вы не пытаетесь отстаивать свои права, заявлять о себе? Я понимаю, что вы боитесь за детей, но есть же холостые вампиры, тот же Лиган — они могли бы бороться…

— Как вы думаете, сколько нас здесь, в поселении, взрослых вампиров? — перебил Ильгу старейшина, и та поняла, что не задумывалась до сих пор над этим вопросом. Сколько она видела домов? Штук двадцать? Тридцать? Кажется, не так чтобы много.

— Их шестьдесят семь, включая меня. Почти половина из них — женщины, многие из которых не обучены сражаться. Большинство женщин занято с детьми и по хозяйству. Мужчины — наши стражи, разведчики, охотники и землепашцы. У меня нет лишних людей, Ильга. Мы живём на самообеспечении, практически не контактируя с внешним миром. Может, лет через сто, когда подрастут дети и появятся новые поколения вампиров… А сейчас мы заняты только выживанием. И я рад, что могу дать вампирам такое место, где они могут спокойно жить, просто жить, не борясь каждую секунду за своё существование. На данном этапе это — очень много, и пока это максимум того, что я могу сделать.