Муж-озеро (СИ) - Андрианова Ирина Александровна "iandri". Страница 70

- Мне все ясно. Спасибо.

И с того дня она поселилась на холме с видом на кусочек Озера.

Глава 12. Исчезновение

Танюша с Ионом пробирались сквозь поле лоснящихся тел, подстилок, бутылок, закусок, визжащих детей и дымящих мангалов. Отовсюду на разные лады неслась музыка, но, к счастью, фоновый гомон пляжной полосы приглушал ее. Танюша с интересом прислушивалась к своим ощущениям и сравнивала их с теми, что были прежде, до Иона. Больно ли ей? Ну, разве что чуть-чуть. Страшно? – Немного есть, но совсем не так, как раньше!

Она с весны нетерпеливо ждала сезона волонтерских уборок, предвкушая необычайный экзистенциальный опыт: она убирает, но не одна. И нет больше ни страха, ни унижения, ни ненависти, а один лишь восторг и уверенность в правильном пути. Это должна быть великая победа, реванш за все ее прежние несчастья. Ион, сам того не ведая, умел преобразовывать мир вокруг себя - даже солнце рядом с ним светило ярче. Теперь ей хотелось испробовать силу его волшебства на самом сложном материале – на ордах-тупых-мусорогенных-жлобов. Но тут возникла непредвиденная сложность: Иону и раньше с неохотой давали выходные, а ближе к лету начальник решил, что их и вовсе не существует. Сам Ион не сильно огорчался. Он почему-то был уверен, что аврал вот-вот закончится, и в следующую субботу они обязательно куда-нибудь поедут, хотя тенденция говорила об обратном. Продолжительность рабочих смен тоже неприлично затягивалась, и бывало, что Танюша встречала мужа уже затемно. Как он не бодрился, усталость давала о себе знать: лицо еще больше осунулось, под глазами залегли тени, а морщинка, поселившаяся между густыми бровями, уже не разглаживалась.

- Ионушка, если они тебя и в этот раз не отпустят, я сама туда пойду и с ними поговорю! – заявила однажды Танюша, забравшись к нему на колени и обняв за голову.

Должно быть, это прозвучало очень убедительно, потому что Ион, испугавшись последствий такой инициативы, на следующий день совершил невозможное – попросил о выходном. И его, хоть со скрипом, но отпустили. Таким образом, долгожданный совместный выезд на экоуборку случился уже в разгар купального сезона, когда, с одной стороны, мусора прибавляется, а с другой – он становится недоступен из-за толп купальщиков. Пляжное население не любит, когда волонтеры с мешками приближаются к зоне их мангала: кроме вторжения в личную жизнь, они видят в этом (справедливо) тонко срежиссированный упрек, и за это особенно гневаются.

Всего этого ждала и боялась Танюша, и все это встретило ее на пляже. Но, как всегда под магическим действием Иона, было притушено и приглушено. Танюша шла по пятам за мужем (не только потому, что стеснялась толпы, но и потому, что проход между отдыхающими компаниями был узок), и наслаждалась тем, как все изменилось. Как и в городе, из-за плеча Иона лица уже не выглядели уродливыми, а их выражения – враждебными. Да и сами пляжники, казалось, стали более лояльны к странной паре, которая не загорала, не купалась, не жарила шашлыки, не жевала, а медленно брела с черными мусорными мешками, то и дело нагибаясь и подбирая что-то с песка.

Глазьевский карьер славился кристальной голубизной воды, еще более нереальной оттого, что она плескалась на фоне ярко-желтого песка. Но любоваться на это чудо природы, похожее на тропический рай из рекламы, можно было только в мае – или, наоборот, в сентябре, когда снег уже сошел/еще не выпал, а отдыхающие уже/еще не закрыли его своей пестрой россыпью. В начале осени какая-нибудь из эковолонтерских групп непременно направляла сюда уборочный десант, и берега, по крайней мере с виду, очищали. Но уже через неделю после начала следующего купального сезона субботник можно было смело повторять – так быстро вырастали мусорные кучи около мангальных полян. Разумеется, никто этого не делал, все ждали осени. Уборка среди толпы отдыхающих была не только психологически неприятна, но и чревата всевозможными социальными рисками. Здешняя публика была знаменита тем, что поставляла самые выразительные типы пляжных «быдлогопов». Взглянув на гущу этих татуированных, пьяных, вопящих тел обоего пола, оставалось только удивляться, как не лень было природе столь дотошно воспроизводить хрестоматийные образы. Они могли бы сойти за актеров, решивших изобразить (правда, очень натурально) граждан такого сорта; но в том-то и дело, что все они были настоящими. Попадались, правда, относительно приличные варианты типа трезвых мамаш с детьми, но уже то, что они согласились проводить время в подобном окружении, показывало, что они идейно близки типовым посетителям пляжа.

И вот в этом-то сердце быдлоада Танюша предложила провести уборку, и уговорила на это своих знакомых экоактивисток. Желающих набралось немного: одна пожилая пара и две старые девы (эх, когда-то и Танюша относилась к этой категории!). Понятно, сверхзадач никто не ставил: предполагалось совершить вдоль пляжа нечто вроде агитпрохода с мешками (дабы публика, если не задумалась о своем поведении, то хотя бы прониклась сочувствием к волонтерам), чтобы затем с чувством выполненного долга искупаться (по возможности - подальше от толп) и поскорей убежать обратно на станцию. Для Танюши Глазьевский пляж был чем-то вроде незавершенного гештальта, непокоренной вершиной, мысль о которой возбуждала тщеславие. Прежде она тоже боялась сунуться сюда в разгар сезона. Но сейчас, когда рядом будет Ион, невозможное станет возможным! Танюша в глубине души отдавала себе отчет, что намеревается испробовать его, как пробуют новое оружие; и она сознавала, что это не очень хорошо. Однако она успокаивала себя, что вообще-то стремится совершить благое дело, что исключительно ради возможности заронить в очерствевшие сердца публики Глазьевского карьера понятие об экоответственности она тащит Иона в его редкий выходной в самый центр потной, воющей и матерящейся толпы. Впрочем, Ион, как всегда, не замечал того, что приводило Танюшу в отчаяние. Он шел мимо орд мангальщиков так, словно это была полоса прибоя. Их вопли и убойная музыка значили для него не больше, чем шелест волн; они обмывали его ноги, но не могли нанести вреда. Так, во всяком случае, думала Танюша, глядя, как он спокойно лавирует между покрывал, загроможденных лежащими и сидящими телами вперемешку с пляжной снедью.

- Света и Саша пойдут по тому берегу, а Мариша с Ирой – по нашему, но выше, - как мантру, бормотала она. – Около во-он того ларька все встретимся. Уфф, и домой!

Ближе к середине пляжа ей стало совестно, что она затащила Иона сюда. Сила его воздействия на реальность была велика, но все же не бесконечна. Полностью нейтрализовать ощущение ада он не мог, и Танюша, спрятавшись за его неширокой спиной, хоть и отмечала явные улучшения, но все же радовалась, что до конца крестного пути осталось немного.

- Дык это… А может, мы всю площадь прочешем? А то ведь вон там сколько еще рядов сидит, если поглядеть, – простодушно спросил Ион.

- Нет-нет, не стоит! – испугалась она. - Знаешь, этот пляж полностью убрать абсолютно невозможно. Это, наверное, самое грязное место в области. И самый ужасный контингент. Мы тут, так сказать, просто демонстрируем им иную модель поведения…

- Воспитываем, выходит? – усмехнулся Ион.

- Ну да…

Они шли дальше. Ион поднимал с песка попадавшиеся под руку пустые бутылки и пакеты, не замечая устремленных на него удивленно-встревоженных взглядов. Поняв, что их не замечают, взгляды потухали. Танюша, которая, в отличие от него, все замечала, старалась не смотреть по сторонам, а только на ноги мужа – авось ей тоже удастся слиться с его спокойствием каменного утеса, на котором весело зеленеет травка. Вдруг он остановился; в пространстве возникло нечто такое, на что нельзя было не отреагировать. Это был уже не шелестящий прибой – это было цунами. И, хотя оно не было материальным и состояло только из звуков, по силе воздействия они напоминали массированный обстрел. То была музыка. Вернее сказать, совокупность тональных вибраций в определенной последовательности, ибо слово «музыка» подразумевает некое благозвучие. От прочих звуковых источников этот отличался чудовищной громкостью. Похоже, кто-то привез с собой на машине концертный усилитель и решил произвести эффект (а может, просто вывернул на полную мощность обычную автомагнитолу). Цель была достигнута: все остальные шумы сразу померкли. Конкурирующие колонки, наперебой оравшие в разных местах пляжа, словно разом выключились. Их владельцам, а также тем, кто проходил рядом, и прежде приходилось кричать друг другу, но сейчас бесполезно было надрывать глотки: собеседники видели лишь беззвучно разеваемые рты. Отдыхающие вокруг заежились, заерзали; всем стало неуютно, хотя признаться в этом они не спешили. Еще пять минут назад каждый из них сам пользовался неограниченной свободой врубить то, что ему нравится, не спрашивая, нравится ли это другим. Выражения «сделайте потише» не было в здешнем словарном запасе, и таковую просьбу никто не стал бы удовлетворять. И вдруг расстановка сил изменилась. Свободные, уверенные, наглые и хохочущие в один миг превратились в несчастных и жалких. Каждая секунда под гнетом ужасных децибелов приносила страдания. Но признаться, что они унижены, было невыносимо, и люди терпели. Мужчины, женщины, дети пытались делать вид, что ничего не замечают. Они сидели с застывшими страдальческими улыбками; кто-то пытался что-то объяснить соседу на пальцах. Наконец, по прошествии минуты пришло осознание, что так, как раньше, уже не будет: безмятежное веселье кончилось. Купальщики начали удивленно переглядываться, глазами спрашивая друг у друга, где находится это дебил с музыкой. Судя по всему, источник звука находился на самом верху пляжного пригорка. Там виднелся край открытой палатки, похожей на ту, что ставят на рынках торговцы. Но понять, что там происходит, было невозможно: все на свете звуки заместил собой один дьявольский музон.