Взломщик (ЛП) - Райан Крис. Страница 2

Птица перестала что-то клевать, подняла голову. Посмотрела на Ли, чуть склонив голову, словно внимательно слушала.

— Улетай, пташка, — выдохнул Ли.

Но птица не улетала. Она осталась в дюймах от пускового устройства, все еще глядела.

И Ли сделал еще шаг вперед.

Это была его худшая ошибка. Зяблик сдвинулся, но не в ту сторону. Он попрыгал под машину.

Три вещи произошли почти одновременно.

Ли закричал. Не удержался.

— НЕТ!

Зяблик задел клювом провод, ведущий от детонатора.

И машина взорвалась.

Шум взрыва был оглушительным. В голове Ли мелькнула мысль, пока он отлетал на пять метров от пульсирующих шоковых волн, что взрыв точно слышали на расстоянии тридцати миль. Он рухнул на брусчатку, ощутил странное сожаление из-за смерти зяблика. Но, когда пыль стала оседать, он понял ужасную правду, ударившую его сильнее шрапнели.

Его брат.

Ли поднялся на ноги и прошел сквозь облако пыли, не мог видеть четко дальше пары метров, но знал, что на месте Форда Капри сиял огонь. Чем ближе он подходил, тем ярче было. И жарче. Когда он оказался в пяти метрах от огня, он замер и упал на колени. Жар обжигал лицо даже сквозь маску, но Ли было плевать. Он молился, чтобы его брат успел чудом отбежать до взрыва, но знал, что надежда была тщетной. И не только из-за того, что он видел момент взрыва.

В двух метрах от него был кусок ноги, горящей как полено в зимнюю ночь.

Это все, что осталось от Дика «Сонни» Хердера, лучшего специалиста по обезвреживанию бомб в армии Ее величества…

НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ

15 ИЮНЯ

1

НЕ В ТОМ МЕСТЕ, НЕ В ТО ВРЕМЯ

— Ты тут, чтобы меня убить?

Голос мальчика не был напуганным. Он был любопытным. И спокойным. Готовым к тому, что будет.

Агент 21 вглядывался во тьму. В правой руке он держал 9мм пистолет и знал, что, если нужно, его рука не дрогнет.

— Если ты пришел меня убить, — продолжил мальчик, — поспеши. Выстрел в голову подойдет. Я этого не почувствую.

Пауза.

— По крайней мере, я так думаю, — сказал он.

Агент 21 сжал пистолет сильнее. Предохранитель был убран. Оружие было заряжено.

Он не знал, когда проснулся утром, что так обернется его день.

* * *

Но никто не знал, когда они проснулись утром, как сложится день. Как и Амелия Ховард, которая, за восемнадцать часов до этого момента, покинула дом в Брикстоне, чтобы сесть на первый поезд метро в центр Лондона.

Амелия ездила так каждый день уже девять лет. Она часто замечала, что другие люди на платформе были рады меньше нее, что встали так рано. Это были всегда те же лица, и они всегда были мрачными, уставшими, без энтузиазма. Амелия была другой. Она любила работать в детском доме в Ислингтоне. О, платили там мало, но зато она ощущала, что влияла на мир, и это было важно.

Прибытию поезда предшествовал поток воздуха из туннеля. Он спутал волосы Амелии, но это ее не беспокоило. Она была хорошенькой, но не слишком беспокоилась о своей внешности. В то время как другие женщины в поезде подносили к лицам крошечные зеркала и поправляли макияж, Амелия с большей вероятностью терялась в книге. Это делало путешествие более быстрым.

Поезд с грохотом прибыл на станцию, и двери с шипением открылись. Амелия вошла в один из средних вагонов и села. Справа от нее сидел мужчина в костюме, слева — пожилая женщина. Амелия вынула книгу из сумочки, убрала сумку за ступни и стала читать.

У нее была привычка отрываться от страниц каждый раз, когда поезд замедлялся. Так она могла видеть каждую остановку и отслеживать, где она была. Итак, она увидела, как Брикстон превратился в Стоквелл, она снова погрузилась в свою книгу, затем Стоквелл стал Воксхоллом, и через минуту она подняла глаза, когда поезд замедлился на подходе к Пимлико.

Но Амелия не осознавала, что уже увидела станцию ​​Пимлико в последний раз.

Взрыв, сотрясший поезд, был огромен. Это шокировало Амелию двумя разными способами. Во-первых, шум. Произошла серия взрывов, один за другим, каждый звучал как фейерверк, взорвавшийся в дюйме от ее уха. А потом движение. Она почувствовала, как поезд сошел с рельсов, а затем мгновение внезапной тошноты, передняя часть вагона поднялась на два метра в воздух.

Погас свет. Амелия могла видеть только из-за искр снаружи, когда вагон царапал стену туннеля. В этом слабом оранжевом свете она видела ужас на лицах своих попутчиков, они крепко сжимали подлокотники своих сидений.

Крик начался примерно в то же время, когда прогнулись стены вагона. То, что казалось таким жестким и крепким, сминалось, как фольга, и горело, как бумага. Стеклянные окна треснули и разбились. Амелия никогда раньше не видела, чтобы кто-то умирал, но теперь, в скудном свете искр, она увидела кривой кусок металла в груди сидящей рядом с ней женщины и почувствовала брызги крови на ее лице. Амелия упала на пол.

Поезд все это время двигался, но теперь остановился. Наступил момент зловещей тишины — пассажиры перестали кричать — и было темно. Амелия дрожащими руками нащупала сумочку. Оттуда она вытащила свой мобильный телефон и включила его. Экран засветился, озаряя жуткое зрелище мертвой женщины, которая также упала на пол, ее мертвые глаза смотрели на Амелию.

Амелия не одна зажгла телефон. По всему вагону, как маленькие маячки, горели экраны. Они смутно раскрывали картину тотального опустошения — и соседка Амелии была не единственным мертвым телом: она видела серые силуэты трупов вокруг. Она посмотрела на тыльную сторону ладони. Осколок стекла от одного из разбитых окон порезал ее, и кровь стекала на рукав ее тонкой куртки.

Постепенно вагон наполнился тихими рыданиями. Амелия с трудом поднялась на ноги — нелегко, потому что пол вагона был наклонен.

— Нам… нужно пройти вперед, — неуверенно крикнула она.

Никто ее не слышал. Потому что, пока она говорила, сверху раздался громкий стон. Холодный страх хлынул по жилам Амелии. Звук не походил ни на что, что она когда-либо слышала раньше, и что-то подсказывало ей, что конец близок.

Все ее тело дрожало, когда она подняла телефон над головой и посмотрела вверх. Крыша вагона прогнулась. Она была на грани обрушения.

— Боже, — прошептала она. Она окинула вагон взглядом. Крыша прогнулась всюду, сколько она могла видеть.

Снова стонущий звук. На этот раз громче. Крыша еще немного просела.

Амелия Ховард не была набожной. Она не была в церкви с детства. Но теперь она упала на колени, склонив голову, и шептала молитву. Она знала, что умрет, поэтому не молилась о жизни. Она просто молилась, чтобы ее смерть не причинила слишком много боли.

Она все еще молилась, когда рухнула крыша, но ее молитва не получила ответа. Сверху на нее рухнули бесчисленные тонны щебня. Она ощутила невыразимую агонию от ломающегося позвоночника, а ее руки и ноги раскалывались, как хрупкие ветки. Ее голова была раздавлена ​​между полом вагона и тяжестью над ней. Она закричала от боли, но крик был заглушен ее земляным гробом. Она попыталась вдохнуть, но вместо воздуха проглотила пыль. Ее рот наполнился кровью, и мир потемнел.

Конец, когда он наступил, был милостью. Не только для Амелии Ховард, но и для всех остальных в вагоне, которые просто оказались не в том месте и не в то время.

Экстренные службы работали быстро и эффективно. Но они мало что могли сделать.

В течение нескольких минут после взрыва вся сеть поездов была эвакуирована. Вокруг станции Пимлико был установлен кордон. Машины скорой помощи, полицейские и пожарные машины заполнили окружающие дороги, и сирены приближающихся сотрясали воздух. Спасатели в касках и кислородных масках мужественно прошли по туннелю, ведущему к станции. Люди выходили, их одежда и кожа были в грязи, а лица были потрясенными. Такого никто из них раньше не видел.

Были и другие машины. Внедорожники без опознавательных знаков, из которых с мрачными лицами выходили сотрудники антитеррористической службы в штатском. Вверху кружили вертолеты. Журналисты уже прибыли и пробивались сквозь толпу зевак, стоящих у оцепления, в то время как пять полицейских кричали им, чтобы они держались на расстоянии. Однако один мужчина — у него были седые волосы до плеч, зеленые глаза и запах вишневого табака — подошел к кордону, поднял его над головой и направился к месту взрыва. Офицер полиции подбежал к нему и явно собирался закричать, чтобы он вернулся за ограждение, когда мужчина махнул удостоверением личности перед лицом.