Небом дан - Резник Юлия. Страница 15

— Я вообще не знаю, что думать. Пойдем, Ром. Нам сюда? — киваю на лестницу, расположенную вдоль стены в гостиной. Савва кивает.

— Ванная вон. В тупике. Я пойду, принесу вам вещи. Постельное возьми в комоде, ага? Чувствуй себя как дома.

Ромка от выделенной ему комнаты в восторге! Носится, заглядывает в каждый угол, липнет носом к окну. В ванную его загнать удается с трудом. Краны здесь хитрые. Приходится повозиться. Пока Ромка моется, я без сил прислоняюсь к стене и невольно погружаюсь в воспоминания.

— Ну, что ты так смотришь, Ника? — хмурится свекровь, а я смотрю, да, но ничего перед собой не вижу! У меня перед глазами сизая пелена.

— Это неправильно как-то… Да и…

— Что?

— Даже если я соглашусь, где гарантия, что это сделает Савва?

Свекровь отвлекается от уборки. Мажет по мне странным въедливым взглядом.

— Савва своего не упустит. Ты уж мне поверь.

— Вы не понимаете. Одно дело — увиваться за женщиной. Совсем другое — за женой брата. Это…

— Бесчестно?

— Да! — отвечаю наивно.

— Думаешь, Савва что-то знает о благочестии? Ты слишком хорошего мнения о людях, Никуша. Его это не остановит.

У меня кругом голова. Даже то, что мы просто обсуждаем это вот так, на полном серьезе — ужасно. Я болею. Я уже месяц болею… Меня трясет. Я могу запросто выпасть из реальности посреди разговора. Анатолий уже несколько раз спрашивал, все ли со мной в порядке. А я же тогда даже врать не умела. Это потом жизнь вынудила научиться…

— Но ведь мы говорим о ребенке! Я не думаю, что он согласится.

— А ты спроси. Савва как раз собирался приехать.

— Когда? — широко распахиваю глаза.

— Через неделю. Если я правильно посчитала, овуляция у тебя придется как раз на эти дни.

Не знаю, что меня смутило больше. То, что свекровь в принципе мне предлагала такое, или что она была в курсе моих овуляций. Все это было ужасно, как ни крути. Хуже разве что бестактные вопросы абсолютно чужих мне людей о том, когда я собираюсь подарить отцу Анатолию ребеночка. И взгляды, прикованные к моей талии. Они буквально заживо меня свежевали. Я никогда потом не чувствовала себя настолько без кожи, как в те годы. Я жила наружу нервами, и каждый словно считал своим долгом по ним пройтись.

— Я не смогу… — сглатываю. — Это ложь. Ложь, с которой мне придется жить до самой смерти, как вы не понимаете?!

— А вот это, Никуша, чистый эгоизм. Подумай, скольких людей ты сможешь осчастливить, стоит только поумерить свои глупые принципы. Неужели ты этого не хочешь?

Ох, как искусно мною манипулировали! Ох, какой же глупой я была…

— Не хочу чего? — всхлипываю.

— Сделать нашу семью счастливой. Мы же не молодеем, Никуша. Внучат очень хочется. И Анатолий. Ты вообще о нем думаешь? Только представь, какое это давление — вечные вопросы о детях.

Мне хотелось кричать — «Именно на него давление?! А как же я?! Кто-нибудь задумывался, каково мне?» Мне хотелось топать ногами.

— У тебя есть время до следующей субботы. Подумай, не руби сгоряча.

Матушка говорила так, будто была и впрямь уверена, что Савва мне не откажет. И как оказалось, в этом она была права.

— Я принес вещи.

Вздрагиваю. Надо научиться закрывать дверь на замок, если не хочу, чтобы Савва заставал меня каждый раз врасплох.

— Спасибо. Ромка, выходи. Сколько можно там торчать? — разворачиваю перед сыном полотенце. — А я где могу лечь?

Савва оскаливает зубы в хищной улыбке:

— Со мной?

— Бегу и падаю, — закатываю глаза. — Ладно, я лягу с Ромкой. А теперь не мог бы ты выйти, чтобы я тоже приняла душ?

— С радостью потру тебе спинку, — шепчет Савва мне в ухо. Я ежусь. Интересно, если я когда-нибудь решусь, мне понравится? Принимать душ вместе с ним…

— Не в этой жизни.

— Эй, Ник, ты чего? — Савва перехватывает мою руку, не давая выйти из ванной вслед за сыном.

— Ничего. Отпусти.

— Послушай, я не силен в таких играх, поэтому ты мне лучше прямо скажи. Я что, тебе так уж отвратителен? Гожусь лишь на то, чтобы ребенка забацать? И все, дело сделано, все свободны?

Это так неожиданно и настолько далеко от истины, что я даже рот открываю.

— Нет, конечно. Я…

— Что? Ты опять меня отталкиваешь. А ведь еще утром все было иначе. Мы почти поцеловались.

— Поцелуй — это тебе не спинку потереть! Не знаю, с какими женщинами ты обычно имеешь дело, но я не готова с наскока прыгнуть в постель к первому встречному.

— Мы уже делили постель!

— Да. Потому что в этом была необходимость. Теперь же все по-другому. Если я и стану с кем-то спать…

— С кем-то?! — рычит Савва медведем. — Ты не будешь спать с кем-то. Даже не мечтай!

— А я и не мечтаю!

— Ты только что сказала, что будешь спать с кем-то!

— Если буду спать, господи! Улавливаешь, в чем разница? Если я буду с кем-то спать, то этим кем-то будет мужчина, с которым у меня все серьезно.

— А я, по-твоему, что тебе предлагаю?! Перепихнуться разок и разбежаться к чертям?

— Я не знаю, что ты мне предлагаешь! Ты мне не говорил.

— Я привез тебя в свой дом! Что, по-твоему, это значит?!

— Сюда ты меня привез потому, что мы с Романом оказались в опасности. Не хочешь же ты сказать, что таким был твой изначальный план?!

— Да у меня вообще не было никакого изначального плана! Ты хоть понимаешь, что я даже мечтать не мог о таком?! Ты, Ромка — здесь… В моем доме! — замираем друг напротив друга, как два реслера на противоположных углах ринга. Интересно, он хоть понимает, как прозвучали его слова? Как будто он обо мне мечтал…

— Мам. Дядь Савв… А вы чего тут кричите? — возвращается в ванную Ромка. Не привыкший к скандалам, он выглядит по-настоящему встревоженным.

— Спорим, кто следующий пойдет в душ, — вру, не моргнув глазом.

— Выиграла твоя мама.

— Но Ромка…

— Иди. Я его уложу. Что там надо? Почитать сказки?

Не дожидаясь от меня возражений, Савва выводит Ромку из ванной и плотно прикрывает дверь. У меня имеются некоторые сомнения на счет того, что он справится, поэтому я не позволяю себе понежиться под горячим душем. Торопливо моюсь, одеваюсь в помятый халатик и выхожу. В комнате, что Савва выделил Ромке под детскую, горит лишь ночник. Подхожу ближе. Ромка крепко спит.

— Отрубился, только голова коснулась подушки. До сказок дело не дошло.

— Спасибо.

— Пойдем, — встает, — нам поговорить нужно.

— Ты путаешь. По сценарию эти слова всегда отводятся женщине.

Савва выходит вперед, косится на меня из-за плеча:

— Женщина уже так себя накрутила, что пора брать инициативу в свои руки.

Сглатываю. Молча плетусь за Саввой по коридору. Дом у него совершенно необыкновенный. И пахнет здесь специфически. Хвоей, что предсказуемо — дом-то деревянный, корицей и луговыми травами. Ароматы трав у меня прочно ассоциируются с праздником пресвятой Троицы, когда мы, по православной традиции, устилали полы любистком и мятой.

— Куда ты меня ведешь?

— В кухню.

— Я едва на ногах стою.

По какой-то совершенно мне неведомой причине продолжать этот разговор мне страшно. К тому же я и впрямь очень устала. Возможно, нам стоило прояснить наши отношения завтра.

— И правда. Едва стоишь. — Савва проводит по моей щеке пальцами. — Тогда давай быстренько проясним основные моменты. И в люлю…

— Ладно. С чего начнем?

— Тебя, кажется, сильно волновали мои намерения. Так вот, смею заверить — они самые что ни есть серьезные. Если тебе от этого станет легче, можем пожениться хоть завтра.

— Завтра? — стою с отъехавшей к полу челюстью.

— Хм… Ты права. Завтра не выйдет. Выходной. Тогда как насчет понедельника?

— Ты шутишь? — сощуриваюсь я.

— Почему сразу шучу?

— Потому что! Желание затащить меня в постель — не очень хороший повод для женитьбы.

— Я бы мог с тобой поспорить, но не буду. К тому же это не главная причина.

— Да неужели? Что же еще могло заставить такого закоренелого холостяка, как ты, распрощаться со своей драгоценной свободой?