Я не аристократ (СИ) - Бэд Кристиан. Страница 4

«Пистолет у него, что ли, во внутреннем кармане? — подумал я и сам себя одёрнул. — Меньше НТВ смотреть надо».

Ящик успели усовершенствовать. В самом маленьком отделении стояла какая-то конструкция из проводов и плат, вроде компьютерных. Сверху лежал крутой навороченный шлем.

— Этот? — спросил Герман, уставившись на меня холодными немигающими глазами.

— Да, это — наш мастер-сборщик, — представил меня тощий.

— Ну и чего я тут утверждать должен? Есть мастер — его и берите! — повысил голос холёный. — Что мне, за вас всё решать, дармоеды?

— Но тут есть одно затруднение, Герман Денисович. Мастера-то мы вызывали по телефону… — сказал тощий непонятное. — Это фиксированный вызов.

— Мастер ушёл! — рявкнул Герман. — На камерах есть. А этого — в деприватор!

— Не надо меня в деприватор, — я изобразил самую доброжелательную улыбку, хотя слова эти мне не понравились.

Всякие у меня бывали клиенты. Не знаю, что такое деприватор, а вот на деньги кинуть…

Герман уставился на меня, как на заговоривший стул. Может, у него головка бо-бо? Или принял чего, уголовно наказуемого?

— По работе претензии есть? — спросил я уже резче. — Если нет, то давайте уже рассчитаемся?

— Да, пожалуйста, — осклабился толстый.

Он сунул руку во внутренний карман пиджака, выхватил баллончик и брызнул мне в лицо.

Комнату заволокло туманом. Голова закружилась, ноги ослабли, но кое-что я всё же осознавал.

Тощий и толстый схватили меня под руки и потащили к ящику.

Это как? В центре города, посреди белого дня? То есть, конечно, на окраине и вечером, но…

Так не бывает! Это же не можно! Это же беспредел какой-то! Твари! Да что вы делаете!

— По-поли… ция!.. — попытался сказать я.

Но даже губами пошевелить толком не смог. Только мысленно призывал на эти три тупых головы самые свирепые кары.

Меня затолкали в ящик, пристегнули к штангам ремнями. А в соседний ящик, в тот, куда мог бы войти кот, сунули ящерицу из аквариума: словно в полусне я видел, как она недовольно шипела и топырила лапы.

— Ну, давай, Яшенька, послужи науке! — Герман погладил ящерицу по плоской башке и быстро отдёрнул руку, а толстый надел мне на голову шлем.

— Если что — зови на помощь Яшу! — напутствовал меня он. — Запомнил, Вася? Я-шу!

Мир через стекло стал ещё мутнее, но я ещё видел этих трёх сволочей.

— По-по… — пытался выдохнуть я.

— Яшу! — заорал толстый.

— Поехали! — махнул мне рукой тощий и улыбнулся так, как, наверное, улыбается экспериментатор, отрезая голову таракану.

Таракан без головы живёт три недели. А я?!

И тут меня словно бы по башке ударило. В ушах зазвенело, и реальность померкла окончательно.

Голова болела. Вот как на работу вставать — так она всегда болит. Просто проклятье какое-то.

Как кувалдой по затылку — бум, бум, бум… Но я же не пил вчера? Ну совсем же не пил? Или?..

Или что вчера-то было?

Сначала, в десять утра, был заказ у частника — шкафчик и полка-орех, отвратное качество. Потом типографская фирма, а потом…

Потом я поехал на Поповку собирать железные ящики…

Поповка! Фирма «Магнетик Инк»! Ящик железны… Ой…

— Ты чего тут расселся, скотина?

Я получил ногой под зад, прямо в копчик, и подскочил от боли. Но не в кровати, а посреди улицы.

Я сидел на булыжной мостовой. Очень узкой, красивой и… грязной.

Мостовую обжимали двух-трёхэтажные каменные дома с черепичными крышами, мимо брели люди в киношной одежде. Этакий средневековый околоевропейский Голливуд — всё пёстрое, странное и ненастоящее.

Если бы ещё не воняло навозом, я бы подумал, что сплю. Но прямо по курсу, аккурат посреди дороги, возвышалась свежая ароматная куча, сделанная лошадкой, а надо мной нависали два… стражника. С копьями, в крупно стёганых толстых кафтанах, с мечами и в кастрюлях, пардон, в шлемах на головах.

Натурально городская стража. Из кошмарного сна.

Я зажмурился. Может, всё-таки сплю?

И получил второй пинок под зад, который окончательно меня разбудил.

— Чего расселся, раб? А ну, встал! Где твой хозяин?

Пришлось подниматься на ноги, чтобы не дали ещё пинка. Боль-то была настоящая, а сапоги у стражников — кожаные и тяжёлые. Хотя мне, наверное, повезло, что они решили меня пинать, а не копьями тыкать.

Когда это дошло до меня в полной мере, я изобразил лояльность. Заулыбался, пригнул голову в притворном поклоне.

В голове прояснилось так, что аж зазвенело.

Где я? Что это за декорации? Я напился, уснул, и друзья меня разыграли?

Это как в кино, что ли, про попаданца? Актёров наняли, декорации выстроили?

Но откуда у меня такие богатые друзья? Или это не друзья? Но кто?

Стражник в ответ на мою улыбку нахмурился и стукнул об мостовую древком копья так, что я с испугу чуть опять не присел.

— Отвечай! — приказал он. — Чей ты раб? Чего разлёгся посередь улицы?

— Я не раб!

С чего это вдруг? Что значит — раб? Узнаю, кто это придумал — убью!

— А ошейник ты себе для красоты нацепил? — ехидно поинтересовался стражник.

Я схватился руками за шею и обнаружил там жёсткий металлический обод, как на деревянных бочках.

— А ну, пшёл! — второй стражник сапога для меня пожалел и замахнулся древком копья.

Я отскочил, запнулся о выступающий булыжник и шлёпнулся на мостовую пузом кверху, дрыгая ногами и руками, как майский жук лапками, а стражники склонились надо мной, словно ангелы возмездия.

— Мужики, сгиньте, — шептал я, махая руками. — Я сплю! Сгиньте, пожалуйста, а?

Но стражники сгинуть не пожелали. Копьё — оружие благородное, потому, повздыхав, они стали лениво и безо всякого желания, но ловко и профессионально пинать меня ногами.

Больно, зараза! По рёбрам, по многострадальному копчику.

Причём они же ещё и жаловались!

— Вот надсада, — вздыхал первый стражник. — Сапоги раз в полгода положены. А они тута так и валяются, так и валяются!

— А зарплату опять не выдали! Старший сказал, мол, потрата! А мне-то чего ихняя потрата?! Если пообещали, что в новолуния, так пусть дают!

Второй пинал вполсилы, причитая так громко, что у меня в ушах зазвенело. Но стражников мне было не жалко ни капельки. Да провались они со своими сапогами!

Ой, рёёёбраа…

Сначала я пытался приподняться, потом только закрывал голову и поджимал ноги.

Стражники пинали меня, пока я не замер, свернувшись как эмбрион.

Может, пожалели или испугались, что прибили нечаянно? Или у них была какая-то норма расходования сапог?

Один из стражников ухватил меня за шиворот, выволок на тротуар и рывком поднял на колени. Пожалел, всё-таки, что ли?

Я открыл глаза и понял, что на жалость понадеялся зря. Я дорогу карете перегораживал, проехать не давал.

Будь я один, кучер огрел бы меня кнутом. Но со мной развлекались «государевы люди» или кто тут платит стражникам? И он остановил пару чёрных как смоль лошадок.

Лошадки тащили карету. И рыжая девица по грудь высунулась из окошка, желая понять, что вдруг за промедление?

Девица была молоденькая, лет восемнадцати-двадцати, в дорогом платье с глубоким вырезом. Кажется, такие называются как-то от слова кольт? Глянешь — и наповал.

Груди грозили вывалиться, а девица так таращилась, что и я вытаращился на неё. И вот если бы не возраст, она была бы вылитой рыжей бабой, от которой я спас кота.

Я на автомате схватился за грудь — нету кота. Глянул вниз — длинная рубашка из грубой ткани, под такой и кота не спрячешь, короткие штаны, вроде бриджей, босые грязные ноги.

Но кот-то куда подевался? Где я? И почему тут опять эта баба?

— Эй, капитан! — крикнула девица стражнику. — Это вы, небось, беглого раба поймали? А куда вы его?

— Так в городскую тюрьму, госпожа, — заулыбался стражник, уставившись в вырез платья девицы.

— Украл чего?

— Да кто ж его знает, госпожа, — стражник, продолжавший держать меня за шиворот, дёрнул, я встал на ноги и против своей воли поклонился рыжей. — Вот покажем нашему мастеру по заплечным делам, он с ним побеседует в хорошем тёплом подвале, тогда всё и выясним.