Песочные часы - Киш Данило. Страница 35

Оснастить телефон?

Вы меня правильно поняли.

Не сумел бы. Что касается техники…

Возможно, вы смогли бы какой-нибудь их этих корпусов использовать для другой цели? Я имею в виду, в техническом смысле.

Что касается техники, я никакой не специалист и неохотно занимаюсь такими делами, отремонтировать электропроводку и тому подобное. К тому же, корпуса, о которых идет речь, вряд ли можно использовать и в тех целях, для которых они предназначены, то есть, как корпус телефонного аппарата.

Тем не менее, как бывший железнодорожник, вряд ли вы не имеете технических знаний вообще? Вы должны были познакомиться с работой телеграфа, например. Разве нет?

Да, конечно.

Какой телеграфный аппарат вы использовали?

Сначала, в Шиде и Камераль-Моравицах, аппарат Морзе. Потом, в Нови-Саде и Домбоваре у нас были аппараты Бодо и Хьюза. Поскольку они сложнее Морзе, то все мы, телеграфисты и дежурные по станции, и старшие служащие тоже, должны были окончить дополнительные курсы. Аппарат Хьюза требует известной виртуозности, почти музыкальной: перед вами клавиатура, на ней примерно три десятка клавиш, а аппараты, работающие одновременно, должны быть отрегулированы так, чтобы с каждой стороны над бумажной лентой, где пишется сообщение, находилась одна и та же буква.

А сейчас вы смогли бы отправить с такого или похожего аппарата сообщение? Если, например, вас восстановят в должности, в случае чрезвычайных обстоятельств?

Не думаю. Во всяком случае, мне пришлось бы долго упражняться, чтобы вернуть себе прежнюю сноровку. Это как с фортепьяно. Надо научиться смотреть на текст над клавиатурой, а пальцами печатать вслепую, точно, я же говорю, как при игре на фортепьяно или на органе. А это легко забывается. Если в случае игры на фортепьяно остается рутинный навык, это вопрос слуха и таланта, а играть по нотам, это другое. Здесь недостаточно опоры на слух и талант. Потому что существуют известные, математически выверенные правила, ритм, темп и так далее. Так же обстоят дела и с аппаратом Хьюза.

Вы умеете играть на фортепьяно?

Нет, я никогда не учился играть на фортепьяно.

Однажды вы заявили, что вы были виртуозом в игре на фортепьяно.

Не знаю, где и когда я мог такое заявить.

Это вы сказали вашему племяннику Жоржу, совсем недавно.

У меня было обыкновение занятия на аппарате Хьюза в шутку называть своим музыкальным опытом. В компании друзей или в кафе, выпив, я имел привычку говорить, когда речь заходила о музыке, что мне очень жаль, что я не усовершенствовал пианистическую технику. По правде говоря, мне действительно жаль, что в юности я не учился играть на каком-нибудь инструменте, я имею в виду именно фортепьяно, но в тех разговорах я всегда имел в виду телеграф Хьюза, о чем многие мои друзья знали, и я развивал эту тему до конца, называя телеграммы партитурой, а отправку телеграмм — концертом, и так далее. К слову, в школе я одно время играл на скрипке, это был обязательный предмет в средних школах в девятьсот десятых годах. Но характерный звук скрипки быстро убивает всякое желание учиться, потому что вы быстро осознаете тот факт, что вам потребуется целая жизнь, чтобы это скрипение превратилось в более или менее пристойную музыку. Мне кажется, что с фортепьяно дела обстоят иначе. Следовательно, я мог сказать это Жоржу только в таком контексте, то есть, в переносном смысле, хотя мне было бы странно в присутствии Жоржа говорить что-то подобное.

Кто-нибудь из ваших знакомых играет на фортепьяно?

Насколько мне известно, нет.

В квартире госпожи Фишер есть пианино?

Нет.

Гаванский?

В гостиной у Гаванского я видел рояль, в углу, собственно говоря, в той части, где гостиная расширяется и превращается в закругленное пространство, что, собственно говоря, ничто иное, как эркерная часть фасада.

Кто играет на этом рояле?

Дочь Гаванского. Отец оплачивает ей уроки у какого-то музыканта.

Кто этот музыкант?

Какой-то бедолага, приехал из Пешта, потому что не мог там найти работу. У него была любовная история с несовершеннолетней ученицей, и ему пришлось из Пешта убраться. Кажется, об этом писали в газетах.

И что же, после всего этого Гаванские ему доверяют?

Мне кажется, что прежний «дон-жуан» постарел, и оставил в прошлом юные безумства. Он женат на какой-то даме с сомнительной репутацией, они ждут ребенка. Так мне сказал Гаванский.

Как его зовут?

Не знаю.

Попробуйте припомнить.

Что-то вроде Зельдеш или Зилаш. Может быть, Зельдеши.

Это его артистический псевдоним?

Нет, думаю, что это его настоящая фамилия.

Как вы думаете, этот Зельдеши, или как его там, с учетом его профессии, смог бы овладеть телеграфной техникой Хьюза?

Мое сравнение пианистической техники с техникой, которая используется при работе на аппарате Хьюза и на похожих телеграфах с клавиатурой, это метафора, и как таковая не имеет практического значения. И как бы это ни противоречило тому, что я только что утверждал, думаю, что владение пианистической техникой может только помешать тем, кто стал бы изучать принципы телеграфа Хьюза: известная рутина движений, привычка сознания и пальцев обязательно приводили бы к путанице. Могло бы случиться так, что человек, привыкший к клавиатуре инструмента, рояля, пианино или органа, вместо букв попытается в экстазе, по привычке или просто от усталости, или по рассеянности, сыграть какой-нибудь аккорд. А последствия при этом могли бы быть катастрофическими.

Все, что вы рассказываете, касается и радиотелеграфа?

Я лично с этой техникой не знаком, хотя знаю, что некоторые европейские железнодорожные компании уже пользуются рациями для повседневных нужд.

Откуда вы это знаете?

Я читал об этом в Железнодорожном вестнике, и вот, недавно, в Выборе.

Кто-нибудь из ваших знакомых занимается радиотелеграфией в смысле хобби, то есть, любительски?

Мне об этом неизвестно.

Может быть, барышня Гаванская? Или ее жених?

Ничего об этом не слышал.

Вы сказали, что рояль стоит у эркерного окна.

Да.

Опишите рояль.

Это хорошо сохранившийся черный концертный рояль, чаще всего он укрыт чехлом, таким же, как ламбрекены на карнизах над большим окном в эркерной части фасада, откуда в комнату падает свет. Ножки у него в форме стилизованных кубков, на верхушке которых находятся мельхиоровые колесики. Педали тоже из меди или мельхиора, размещающиеся на механизме в виде лиры. Один-единственный раз я видел рояль открытым, в смысле, без красного чехла. Крышка была поднята, ее подпирала деревянная планка. Тогда я впервые увидел и клавиши, немного пожелтевшие, как будто от никотина. На пюпитре стояла раскрытая партитура.

Когда это было?

Месяца три-четыре назад. Я зашел утром к Гаванскому на кофе, после одной бессонной ночи.

Где вы провели ту ночь?

Я начал у Мартона, потом у Вайнхебеля, а закончил в ресторане «Железнодорожный». Я выпил довольно много скверного вина, но по дороге к Гаванскому почти протрезвел.

С кем вы пили той ночью?

С какими-то рабочими, чьих имен я не знаю. Помню только одного, по имени Шандор. Он типографский рабочий, инвалид. Я запомнил его, потому что где-то около полуночи он выпил на спор три литра розового залпом. Похоже, это его постоянный трюк.

Чем вы объясняете тот факт, что рояль был раскрыт, и что кто-то так рано на нем упражнялся?

Гаванский мне жаловался, что не мог уснуть, потому что той ночью у дочери были гости. Комната еще была в беспорядке, как и остальные помещения. В комнатах везде — на полу и на коврах — пустые или недопитые бокалы, диванные подушки разбросаны, а в кухне, куда я зашел, чтобы выпить стакан воды, царил не меньший беспорядок: грязная посуда в раковине, остатки еды, пустые бутылки. Одну я понюхал: вино было поддельное.

Что это были за гости?

Не знаю.

Гаванский назвал вам какое-нибудь имя?

Нет.

Количество гостей?

Об этом речь не шла.