Досаждение (СИ) - Левина Ева. Страница 23

Весь день после просмотра видео с конкурса, на котором Полина пела, Черный не мог найти себе места. Он сам не понимал, почему, но его дико раздражали любые разговоры о Беловой и ее вокальных данных. Более того, Захар был так взбешен, что готов был ворваться к декану и потребовать удаления видео с официального сайта и социальных сетей университета. Он и сам не мог толком определить причину своего бешенства, но знал одно: ему не хотелось, чтобы на нее смотрели и слушали. Никто.

После обеда Захару на какое-то время полегчало, и трезво поразмыслив над ситуацией он решил, что удаление ни к чему не приведет, ведь запись разлетелась среди студентов, а значит есть практически на каждом телефоне. Да и черт с ней… Главный вопрос: что делать дальше?

Ухаживать за девчонкой?

Нет. Он, конечно, заинтересован, но не настолько, чтобы впервые в жизни стелиться ковриком у ног какой-то мямли, даже если и думает о ней двадцать четыре часа в сутки.

Но это пройдет. Его отпустит.

Уехав из университета, он на какое-то время отвлекся на дела отца, но когда солнце склонилось к закату, мыслями Захара снова завладела мямля. Чёрт бы побрал эту тихоню…

Черный как раз принял душ и одевался для того, чтобы отправиться к Дине, которая готова была ночевать у его дверей, только бы получить еще одну встречу. А он был не против. В конце концов, холеная яркая Золотарева полностью в его вкусе, хороша в постели, да и отец всячески поощрял их союз. Сплошные плюсы.

Дина же буквально бредила Захаром. Он мог спать с другими, не отвечать на ее звонки, и рычать на нее в десять раз сильнее, чем после просмотра видео с пением Беловой. Но Дина прощала все.

Уже у дверей, приставляя карту с чипом к замку, Черный на пару мгновений задумался о том, какое определение лучше всего подходит к Золотаревой и удовлетворенно хмыкнул, когда подыскалось нужное слово. Удобная. Точно. Именно так можно было охарактеризовать Дину.

В лифте она снова ему позвонила и уточнила, что Захар хотел бы на ужин, но он только отмахнулся, равнодушно бросив, что хочет, чтобы Дина встречала его голой.

— Я все еще дуюсь за твою грубость. Уже второй раз отчитываешь меня из-за какой-то лохушки, — голос Золотаревой звучал кокетливо, но любое упоминание о Беловой почему-то дико выводило Захара из себя, поэтому он сразу осадил подругу:

— Могу не приезжать. Поеду эту трахну, как ты выражаешься "лохушку", раз ты решила поистерить.

— Захар, ты шутишь? — вопрос остался без ответа, поэтому Дина тут же сменила тактику, — я неудачно пошутила… Давай больше никогда не будем вспоминать эту лох… девушку, ладно? Я закажу пасту и вино? Устроим итальянский вечер…

— Мне наплевать, не голоден. Буду через двадцать минут.

Однако ни через двадцать, ни через сорок минут Золотарева не дождалась Черного.

Как раз тогда, когда Захар уже спустился на подземную парковку, его телефон снова ожил. На этот раз звонил Кайсаров:

— Слушаю, — безразлично бросил Черный, садясь в машину.

— Захар, я насчет Беловой.

Черный и сам не понял, как сжал кулаки до побелевших костяшек и ощутил одну из самых ярких вспышек гнева за последнее время.

— Эмиль, я дважды не повторяю. Подойдешь к Беловой, превратишься из моего приятеля во врага.

— Я просто не понимаю, Черный! Еще день назад ты смотрел на эту курицу как на пустое место, а теперь проявил к ней интерес! Не знай я тебя, решил бы что влюблен. Зачем она тебе? — в каждом слове несдержанной речи Кайсарова отчетливо слышалось негодование и затаенная обида, которую он не мог скрыть.

— Может запомнил твои слова и задумал сам её вскрыть. Пока не решил, но тебе отчитываться не собираюсь, — Черный язвил, но Эмиль был в таком возбужденном состоянии, что принял сарказм за чистую монету и завелся еще больше:

— Это назло мне?!

Захар не удостоил приятеля ответом, поэтому Кайсаров взорвался:

— Я её уже трахнул! Действительно, нетронутая была. А теперь, как ты и сказал, подвигаюсь. Пользуйся.

В динамике раздались короткие гудки, а Черный так и остался сидеть с телефоном, прижатым к уху.

Осознание того, что сказал Кайсаров, приходило медленно. Оно накатывало волнами, сметая на своем пути остатки здравого смысла и равнодушия. В конце концов, внутри у Черного осталась только одна пульсирующая, как нарыв, мысль: Эмиль трогал мямлю.

Он её трахнул.

Перед глазами снова возникло видение в с покрывшейся мурашками сатиновой кожей и серым нижним бельем. Её трогал Кайсаров. Чёрт подери, он запускал руки ей в трусы, сжимал бледную кожу и наматывал на кулак длинную русую косу… Ублюдок.

Сердце Черного застучало, как бешеное, но извращенная фантазия никак не хотела сжалиться над ним. Она услужливо подкидывала все новые и новые картинки того, как проклятый Эмиль, удерживая за затылок, загибает Белову над тем самым кухонным столом на её маленькой кухне, как снимает с неё трусики и сжимает округлую ягодицу до красноты…

На лбу у Захара выступила испарина, а в ушах вдруг явственно послышался стон, который Полина наверняка издавала, когда этот мудак входил в неё…

— Бл*ть! Бл*ть! Бл*ть! — не в силах сдержаться Черный со всей силы ударил кулаком по рулю внедорожника и схватился за сердце. Он не был уверен, что болит именно оно, но в груди, что-то жгло. Чувствуя острую нехватку воздуха, Захар скинул пальто и стянул через голову черный свитер, а затем полностью открыл окно, принявшись жадно вдыхать холодный пыльный воздух, которым была наполнена подземная парковка.

Постепенно сердцебиение пришло в относительную норму, а приступ отступил, но Черный еще не меньше пятнадцати минут просидел в машине, пытаясь понять, почему так странно отреагировал на то, что Эмиль занимался сексом с мямлей.

Это тот странный приступ… С ним ведь уже бывало такое… Два раза… Первый — в день, когда мать задохнулась пр пожаре, а во второй на её похоронах. Давно. Но Захар помнил. Ведь это поганое ощущение никогда не забудешь и ни с чем не спутаешь…

Дальше был ночной город и дорога, которая вопреки намеченному маршруту привела Захара не к Дине Золотаревой в новый элитный район, а в центр города к старенькой пятиэтажке, в которой жила мямля.

Нет, он не чувствовал влюбленности. Это было какое-то другое, болезненное и причиняющее физическое неудобство чувство, которое уже несколько месяцев жило у Черного внутри, только раскрылось именно сегодня. Именно поэтому осознание того, что его мямлю трогал другой, доставляло настоящие страдания и разжигало внутри звериную ярость.

Захар знал о напоре Эмиля и понимал, что тот вряд ли спрашивал Белову, но все равно испытывал злость по отношению к ней. За то, что сдалась, позволила и за то, что она такая тихая и правильная вообще существует на белом свете…

Именно поэтому с каждой новой ступенькой, старенькой лестницы, приближающей его к нужной двери, у Черного растворялись последние крупицы адекватности.

Ему хотелось её наказать. Схватить за тонкие плечи и трясти, пока не выбьет признание. А потом посадить под замок, чтобы не смела шагу лишнего сделать без его ведома, не то что шляться по идиотским конкурсам и петь.

— Я знаю, ты дома. Открой! — он слишком поздно сообразил, что наверно испугал Белову, но все равно продолжал барабанить в железную дверь.

Изнутри не доносилось ни звука, но Захар помнил, что в её окне горел свет… Если он, конечно, верно определил его положение…

— Полина! — рявкнул Чёрный. Он, как дикий зверь, метался и рычал, совсем не собираясь уходить, — ты не одна? Открой, мать твою! Я сейчас дверь выломаю! Если ты не одна, то…

Прислонившись лбом к холодному металлу он он на мгновенье закрыл глаза и тут же почувствовал какой-то шорох за дверью.

Мямля внутри… Наверняка трясется, как осиновый лист и боится сделать лишний вдох… Раздражающая до зубной боли и такая необходимая… Именно сейчас…

— Я пришел поговорить. Не зли меня. Открой по-хорошему, — тон Черного полностью противоречил его словам и явно не предвещал спокойной беседы, но он честно пытался говорить спокойнее. Насколько это вообще было возможно.