Егерь: назад в СССР 2 (СИ) - Рудин Алекс. Страница 49

Археолог не договорил. Снова повисло молчание, которое прерывалось только звуком двигателя и шумом колёс по асфальту.

— Есть причина, — ответил я.

Мы подъехали к медпункту. Дверь была не заперта, но я всё равно постучал. Спокойный мужской голос ответил:

— Войдите!

Я пропустил Дмитрия Николаевича вперёд.

Трифон сидел за Катиным столом и при свете настольной лампы изучал карточки пациентов. Ссадины на его лице уже зажили, и синяки почти сошли. Только под левым глазом оставалась лёгкая желтизна.

Просматривая карточки, Трифон иногда недоумённо хмурился, но чаще одобрительно кивал головой.

— Здравствуй, Андрей! — спокойно сказал он, поворачиваясь ко мне. — Здравствуйте!

Он смотрел прямо в лицо археолога.

— Знакомьтесь, — сказал я. — Дмитрий Николаевич Сюзин. Историк, археолог. Руководит раскопками на территории Староладожской крепости. Трифон. Отшельник, лекарь. И, насколько я понимаю — врач.

Трифон и Дмитрий Николаевич молча смотрели друг на друга.

— Дмитрий Николаевич! Наверное, будет лучше, если вы расскажете Трифону всё, что рассказывали мне. А я пока поставлю чайник.

Я подхватил в углу полупустое ведро, заглянул в него.

— Водичка-то несвежая. Прогуляюсь до колодца.

Я намеренно не торопился. Постоял возле бревенчатого сруба, с любопытством заглядывая в тёмную глубину. Там таинственно поблёскивала вода.

Низкие тучи к вечеру совсем заволокли небо. Я поднял лицо и ощутил, как на лоб и щёки садится лёгкая, почти невесомая дождевая морось.

Где-то в небе, выше слоистых туч раздалась печальная перекличка улетающих гусей.

Осень.

Под мерный скрип ворота я опустил ведро в колодец. Оно звякнуло, разбивая водную гладь, покачнулось и утонуло. Подрагивая, натянулась цепь. Я нажал на кривую металлическую рукоятку, с усилием поднимая полное ведро наверх.

Потом мы втроём пили горячий чай при свете настольной лампы. Я открыл пакет с пряниками, который захватил с собой Дмитрий Николаевич. Пряники были свежие, мятные. Их глазурь приятно холодила кончик языка.

Дмитрий Николаевич рассказывал о работах в крепости, упомянул о том, что в краеведческом музее скоро откроется новая экспозиция, где будут выставлены экспонаты, найденные в этом году.

Вдруг археолог замолчал и посмотрел прямо на Трифона.

— Андрей сказал мне, что вы не любите распространяться о своей жизни. Но я приехал не из пустого любопытства. Давайте сделаем так: я расскажу вам всё без утайки, а вы поделитесь тем, чем сможете.

Трифон ничего не ответил, только улыбнулся и взял ещё пряник.

Через полчаса он легко поднялся со стула.

— Андрей! Можно тебя на минутку?

Мы вышли на крыльцо.

Стемнело, и свет настольной лампы падал через окно на землю косыми жёлтыми ромбами. Морось продолжала сеяться, не переходя в дождь. Я поёжился — прохладный ветер так и норовил залезть под тонкую куртку.

— Зачем ты привёз его? — спросил Трифон.

Он задал этот вопрос спокойно, без раздражительности. Словно из простого любопытства.

— Зачем? — эхом повторил я вслед за Трифоном. — Понимаешь, Дмитрий Николаевич — очень увлечённый человек. Он уже много лет по крупицам собирает эту информацию. Думаешь — мы встретились просто так?

Трифон внимательно смотрел на меня.

— Но дело не только в нём. Даже совсем не в нём, а в тебе.

— Во мне? — в лёгкой усмешкой спросил Трифон.

— Угу.

Я еле заметно кивнул.

— Катя рассказала мне, как ты помогал ей, пока она тебя лечила. Подсказывал диагнозы и лечение, сам делал процедуры. Почему ты не ушёл раньше, как собирался?

— Катя уехала, — помедлив, ответил Трифон. — А нового фельдшера пришлют, неизвестно, когда. Мало ли — кто заболеет.

— Вот-вот, — кивнул я. — Татьяна Семёновна все ноги сбила, пока к тебе на озеро добиралась. И не она одна к тебе ходит. А ты ведь не просто лекарь. Ты настоящий врач, с образованием и дипломом. Так? Катя не могла ошибиться.

— Ну, так. И что с того?

— И документы у тебя сохранились?

— Допустим.

— Ну, вот. А в деревне нужен врач. До весны, пока Катя не приедет. И хорошо бы, чтоб это был такой врач, которому люди доверяют.

— Так-так.

В голосе Трифона слышалась лёгкая усмешка.

Я улыбнулся.

— Помнишь, ты попросил меня отправить почтой подарок — кораблик? И адрес дал.

— Помню. Ты сказал, что отправил.

— Извини, Трифон. Я тебя обманул.

Его тёмные глаза сверкнули мгновенной яростью и тут же погасли.

— Как обманул? — глухо спросил Трифон.

— Я не отправлял подарок почтой, а сам отвёз его в Ленинград. И попросил Катю ничего тебе не говорить.

— Ты видел Алёшку?!

— Видел, — кивнул я. — Вот такой пацан! Ростом почти мне по грудь. Всё спрашивал про отца. А твоя жена накормила меня обедом. Она ни о чём не спрашивала. Но знаешь что?

Трифон молча впился в меня взглядом.

— Они так и живут вдвоём.

Трифон опустил голову и долго стоял молча. Потом повернулся к двери.

— Ладно! Пойдём чай пить. Да и человек не зря же в такую даль ехал.

У самой двери он снова остановился.

— Спасибо, Андрей!

Глава 23

— Хочешь попробовать, батя?

Я протянул отцу ключи от машины.

Серёжка обиженно покосился на меня.

— А я?

— Стрелка от часов «Заря», — строго буркнул отец. — Андрюха, ты что — пацана за руль пускаешь?

— Да какой он пацан? — примирительно сказал я. — Пятнадцатый год. Ты меня во сколько лет водить учил?

— Тогда время другое было, — недовольно ответил отец. — Машина казённая. А вдруг он не справится с управлением? Как отвечать будешь?

Серёга окончательно надул губы.

Я подмигнул ему — мол, не будем спорить, а потом сделаем по-своему.

— Давай, батя! Поехали.

Отец уселся за руль.

— Ну, попробуем — что за вездеход такой! Это что за рычаг? Пониженная?

— Ага. А здесь — блокировка дифференциалов. Если уж совсем в грязь залезешь — здорово помогает.

— Не учи отца. Я всю жизнь за рулём. На таких машинах ездил, каких ты и не видал. В грязь забраться — много ума не надо. Выбраться потом сложно. А чего передачи не в ту сторону включаются?

Отец недоверчиво подёргал рычаг.

— Ну, поехали!

Я с удовольствием глазел в окно. Когда ещё выпадет вот так проехать пассажиром? С детства не приходилось.

Про себя улыбнулся таким мыслям. Как, всё-таки, незаметно меняется человек. Когда пацаном был — хлебом не корми, только пусти за руль! Ну, и накрутил баранку вдоволь за прошлую жизнь. Так что теперь отдыхать на пассажирском сиденье — за счастье.

Мы проехали вдоль полудикого парка, у которого даже названия не было. Сюда мы с ребятами бегали весной за берёзовым соком. Надрежешь перочинным ножом кору, вставишь соломинку или согнутую желобком жестяную крышку от консервов — и подставляй литровую банку. Мутноватый сок капает, банка медленно наполняется. А ты сидишь и глотаешь слюнки — ждёшь, пока наберётся хоть на пару глотков.

Часто мы оставляли банки на ночь — прятали их в траве у самого ствола, чтобы чужие мальчишки не заметили.

Приходишь утром — а банка уже полная, и на поверхности копошатся муравьи-сладкоежки. Осторожно выберешь их пальцем, а потом пьёшь холодный сладкий сок. Вот оно, счастье!

Но берёзовый сок — это весенняя забава. А сейчас осень, берёзы в парке пожелтели, а мы едем к бабушке копать картошку.

Машина выехала к реке, повернула направо, под железнодорожный мост. У моста три фермы — две полукруглые, а одна — прямая. В войну немцы бомбили мост и обрушили пролёт. Тогда при ремонте и поставили прямую ферму взамен полукруглой.

Это уже пригород. Частная застройка. Где-то справа — железная дорога на Новгород. Вдоль неё улица, на которой стоят одинаковые домики из оштукатуренных шлакоблоков, в которых живут железнодорожные работники.