Зерг по имени Маша. Второй уровень (СИ) - Хабаров Сергей. Страница 35

– Да, Банзай. – Дала слово Маша тянущему из шлема лапку псевдо-гиблингу. – Ты хочешь что-то сказать?

– Угу. На видео Гомер практически признался в том, что готов убить любого члена своего экипажа чтобы взять Синтию, и поэтому теперь к нам никто не хочет идти в команду.

– Точно. Правда, сейчас я не всё понимаю. Синтия работает оператором. Эта работа обеспечивает ей постоянное проживание на станции в безопасности. Многие готовы убить за эту должность, почему она хочет променять тёпленькое место оператора на не самую безопасную жизнь члена экипажа в патрульном транспорте?

– Видимо у неё есть причины. Что будем делать, камрад?

– А что мы можем делать? Эта королева минета не оставляет нам выбора. Она за каким–то чёртом хотела к Гомеру в команду, ну, давай возьмём её. Там, кстати, новый мимик Гомера ещё не протух?

– Кристина упаковала его в кокон и положила в специальных контейнер, препятствующий развитию яиц. – Начал отчитываться Банзай. – Деградацию организма мимика он тоже неплохо сдерживает.

– Отлично. Кристина-молодец. – Похвалила Маша.

– Я люблю порядок. – Скромно приняла похвалу Кристина.

– Банзай, что с транспортом? – Продолжила разбор полётов Маша.

– Да, с транспортом всё отлично. Все системы отремонтированы, расходники пополнены, а стандартный рацион заменён на высококалорийную пасту. Это-непривычная нам биомасса, но дней десять мы спокойно протянем не худея. Так что можем выдвигаться в любое время.

– Отлично. Засиделись мы тут, пора нам отсюда отчаливать.

– Моя королева, что вы собираетесь делать? – Поинтересовалась Кристина.

– Буду ползать перед Синтией на коленях, извиняться за свою глупость и позову её в команду.

– Значит, у нас сегодня на ужин свежее и нежное мясо человеческой самки?

От описаний Кристины, которая уже готова была пустить слюну, Машу передёрнуло. Её прямой потомок вообще пристрастился к человечине и любому другому мясу предпочитал именно это. А всё началось с того, что когда они находились в завалах общины заразителей, она плотно сидела на плоти мутантов. Правда, качества продовольствия постепенно портилось-разложению подвержены даже тела зергов, хоть за счёт своего совершенства значительно медленнее. Но потом случился инцидент с захватом транспорта, и Кристина отведала свежую, ничем не порченную, человеческую плоть. Это открыло в ней гурмана. Она поглощала плоть, сравнивала вкус, делала выводы. Например, плоть недавно живых людей ей казалось вкуснее, чем давно умерших. Теперь уже она по вкусу могла отличить курильщика от алкоголика или наркомана. Для себя она противным человеческие привычки не находила- для неё это как соль или перец. Также, по её теории, на вкус должны влиять эмоции, которые жертва испытывала перед смертью. Но она ещё не пробовала живых человеческих самок, о чём страстно мечтала. А в идеале, чтобы они были ещё беременные и умерли от удушья. После Кристининых гастрономических планов Маша боялась отпускать её на расстояние вытянутой руки. Кристина-это совершено не сочувствующий людям пёс войны, в человеке она видит только пищу, с которой можно будет поэкспериментировать для улучшения вкуса. И такие эмоциональные увлечения были не характерны для обычных зергов. Маша прекрасно понимала, что это её вина-она изменила Кристину также, как изменила своих друзей-заразителей и гиблингов. Поиск совершенного вкуса, это тоже в каком-то смысле искусство. Но когда Маша представляла себе дальнейшее развитие Кристины в этом направлении, то ей мерещились порубленные в салат люди, а также зажаренные на вертелах тела, поданные ко столу с яблоком во рту и увешанные зеленью.

«Может, ей как-нибудь поросёнка попробовать или ягнёнка? Авось, они ей вкуснее покажутся. На худой конец, протоссы–талдаримы. Этих милитаристов вообще не жаль, пускай хрумкает с пользой для канона. Интересно, а какова плоть протоссов на вкус? Так–то первенцы богов должны быть и на вкус первоклассны. Ой, о чём я таком думаю? Совсем озергела … озергячилась … в общем, одичала.» – Задумалась Маша, а в слух сказала. – Да. Вероятно это так, но мучить я тебе её не дам! Никто не заслуживает страданий перед смертью.

– Как скажите, моя королева.

***

– Сто десятая машина запрашивает подкрепление. У кого-нибудь есть свободные транспорта в квадрате В49? – спросила одна из операторов.

– В том квадрате у нас ничего. Какой уровень угрозы? – спросила главная смены.

– Красный. Там около сотни зерглингов. Облепили транспорт как дерьмо мухи.

– Понятно. Синтия, свяжись с соседним сектором и запроси у них поддержки.

– Это не моя зона ответственности.

– Синтия, я тебе сейчас кулак в жопу запихну.

– Один кулак это мало, я его даже не почувствую.

По диспетчерской прокатился дружный девичий ржач.

– Всём сосредоточиться на работе! Синтия, а ты будешь…

– Да связалась я уже с соседним сектором. То, что сто десятому транспорту грозит анал–карнавал ещё пять минут назад было ясно. От станции VY–16.10 выдвинулся отряд мотопехоты. Нашему транспорту километров пятнадцать по нынешнему маршруту проехать и спасутся.

– Если ты догадывалась об опасности, чего не сообщила заранее? – спросила взбешённая старшая звена. – Может быть, сто десятый в ловушку бы не угодил.

– Я не в аналитическом отделе работаю, и за предсказания мне никто не заплатит. А так может премию дадут, за оперативность действий.

Старшая диспетчер собиралась высказать Синтии всё, что о ней думает, но в помещение диспетчерской вошёл комендант станции.

– Всем смирно в присутствии высшего офицера. – Рявкнула старшая звена диспетчеров.

Всё девочки повскакали из–за пультов и развернувшись встали на вытяжку. Всего в звене диспетчеров было по десять человек, во главе которого стояла старшая или глава звена. В основном они контролировали связь между различными подразделениями за территорией станции. Большая беда если эфир превратится в собрание «бабулек на лавочке», это, считай, нет эфира. От операторов много чего зависит: иногда, им даже позволяли осуществлять командование, но исключительно в рекомендательной форме. Чего, кстати, вполне хватало. Никто не придёт к тебе на помощь, если о твоей беде не сообщат. Сообщать и координировать-в этом и заключалась работа диспетчеров.

Маршал Стюарт Третий-комендант и второй человек на станции, после командующего сектором. Он прошёлся вдоль ряда вытянувшихся диспетчеров, держа в одной руке дорогую сигару по 25 корхальских долларов за штуку, а вторую руку он отставил в сторону, чтобы касаться девушек кончиками пальцев в районе бёдер и паха. Этот человек мог позволить себе подобное поведение. Власть на станции была разделена: военные и наёмники были вотчиной командующего сектором, тогда как обслуга и обеспечение были в полномочиях коменданта. И на станции он был царь и бог, при учёте, если не переходил дорогу командующему сектора. Маршал был живым доказательством того, как абсолютная власть развращает абсолютно. Всех присутствующих здесь девушек, кроме командующего звена (та была на вкус коменданта слишком стара), он давно перетрахал. Тем, что комендант и прочее высшие офицеры сделали из звений диспетчеров, по сути, свои гаремы, не очень радовало самих диспетчеров. Но девчонки, сжав губы, терпели, а куда деваться? Те, кто пытались раскачивать лодку и достучаться до высшего командования, давно уже отправились на ресоциализацию. Дальнейшая судьба правдорубов неизвестна, но кого-то видели в борделе, а кто–то уже удобрил земли Чара, выйдя тёплым калом из задниц зергов.

Маршал остановился напротив Синтии. Упёр указательный и средний палец ей между ног, а потом пустил в лицо девушки струю сигарного дыма.

– Объявляю перерыв на полчаса. Командующий звеном, сдать свои обязанности соседнему звену. – елейным голосом промурлыкал Комендант, и все диспетчеры стали выходить из помещения. Все, кроме Синтии. Комендант придерживал еë за пах. Он точно давал ей понять, что явился сюда по еë душу, и неприятности только начинаются. Операторы разбредались, бросая на Синтию жалостливые взгляды, будто стая волчиц оставляет одну из своих на растерзание медведю. Многие диспетчеры дружили между собой или находились в приятельских отношениях, так что, нельзя сказать, что им наплевать. Но что они могли сделать? Навалиться скопом и проломить коменданту череп ножкой от стула? Тогда они всё пойдут на ресоциализацию, даже те, кто стоял в сторонке и смотрел. Безысходность на станции-это чувство убивало не реже, чем нож охотника за головами или дубина грабителя.