Золярия (СИ) - Хан Владимир Феликсович. Страница 2

* * *

Тогда – в далёком 2040-ом году – половина мира остервенело накинулись на прародину Ильи Ивановича только за то, что она одна владела восьмой частью суши от всей планеты, а её народ никак не хотел разделять с другими народами их нравственные ценности, ревниво оберегая свои – национальные. Много веков эту огромную и гордую страну пытались ослабить, разорвать на части и военной силой, и разными интригами, но это всё никак не получалось, пока не решили заразить её зловредными идеологиями. Это почти удалось, и два раза – в начале и конце двадцатого столетия – Россия оказывалась на самом краю существования. Но каждый раз выживала, становясь опять сильной и независимой, а её враги – битыми и посрамлёнными.

Предпоследнюю попытку группа стран с «развитой демократией» – так они себя называли – предприняли в 2022-м году, втянув непокорного врага в войну с его соседом и обложив экономической блокадой. Но опять эта страна-изгой выиграла войну. Она усмирила своих врагов не только «высокой доблестью полков», но и индустриальной мощью. Несмотря на подлые усилия собственных коллаборационистов – в великом множестве расплодившихся на теле страны, как опарыши в выгребной яме – правительство смогло мобилизовать промышленность, а народ опять осознал себя единым и гордым.

За последующие восемнадцать лет страна достигла такого экономического развития, что весь «цивилизованный мир» – опять же, по собственному определению этого самого мира – понял, что наступил момент «или – или». Если не сейчас, то уже никогда не получится одержать победу в столь затянувшемся противостоянии. Они начали третью мировую войну. К счастью, у правителей воюющих стран хватило здравого смысла вовремя прекратить обмен стратегическими ядерными ударами, ограничившись только тактическими зарядами. Но и этого хватило!

Горячая фаза войны закончилась через три месяца после своего начала, а вот сама Третья мировая – нет. Она-то и началась вовсе не в этом году, а в далёком 1945-м, сразу же после окончания Второй мировой, большую часть которой на Родине предков Ильи Ивановича называли Великой Отечественной войной.

Глава 2

Ужасающие последствия того трёхмесячного безумия до неузнаваемости обезобразили некогда цветущие города в каждой из воюющих странах и сделали их непригодными для проживания на многие столетия вперёд. Цивилизованная жизнь закончилась не только в странах, непосредственно ведущих боевые действия, но и на всей планете. Всемирная экономико-политическая система, в которую были интегрированы все страны без исключений, рухнула.

Так как одна из воюющих сторон имела военные базы по всему миру, то, естественно, другая сторона не могла оставить их без внимания, а потому даже те страны – которые вроде бы не воевали, но имели на своей территории военные базы одной из воюющих сторон – также получили свою порцию тактических ядерных ударов. Им этого хватило с лихвой. Начались сбои в экономике и политические дрязги между местными кланами, вмиг оказавшихся без привычных сюзеренов и кураторов.

Огромные массы обезумевших людей перемещались по выжженным и заражённым радиацией просторам в бесплодных попытках найти место, где можно прокормиться и пережить зимние морозы. Неизбежной при применении стратегических зарядов ядерной зимы не наступило, но и тысяч малых тактических взрывов с лихвой хватило для превращения развитых цивилизаций в полный хаос. Государственные границы перестали существовать, климат резко изменился, природа медленно, но неуклонно умирала, повсеместный голод ширился, а правительствам практически некем и нечем стало править.

С юных лет Илья Стрелецкий зачитывался записками своего прадеда, а повзрослев – и другими, более серьёзными трудами, в попытке понять: как же разумные существа, которыми считали себя все представители гомо сапиенсов, могли допустить подобное развитие событий.

Кто ищет – тот найдёт, и Илья Иванович понял причину этих бед и, закончив исторический факультет единственного университета на Золярии, посвятил свою жизнь политике. Уже к своим неполным двадцати трём годам Илья Стрелецкий был абсолютно убеждён, что всеобъемлющая терпимость – которая в те далёкие времена почему-то именовалась иностранным словом «толерантность» – ни что иное, как путь в никуда, путь к разложению и катастрофе. Только единая, незыблемая государственная идеология может обеспечить стабильность государства и только в том случае, если сможет безжалостно бороться с любыми проникновениями чуждых идей, разъедающих монолитный фундамент национального уклада любого народа, превращая этот народ в безликое аморфное стадо, неспособное отличить зёрна от плевел. Только беззаветное следование-служение памяти своих предков, традициям своего народа, уклад в соответствии с собственным национальным кодом способны обеспечить существование и развитие этноса.

Вот кажется: что может быть проще и понятнее этой неоспоримой истины, как наивно считал начинающий политик Илья Стрелецкий? Почему её, эту единственно верную истину разделяют не все?

Но уже чуть позже – уже политик зрелый и опытный – Илья Иванович Стрелецкий понял, что социум – это не герметичный сосуд, хранящийся в стерильном боксе охраняемой лаборатории, и рано или поздно в него всё равно проникнут опасные «споры, бактерии и вирусы» в виде либеральных идей. И только та идеология достойна существования, которая не только верна, но и способна себя защитить.

А вот с этим у Генерального секретаря Консервативной партии Золярии возникли большие проблемы. Как вездесущая плесень, либеральная идея просачивалась в каждый сегмент человеческой деятельности, и как любая другая порча – разъедала её и обесценивала.

Учёные мужи, столпы науки вдруг начинали считать, что задания, выдаваемые руководством страны, не столь важны для развития науки, как свободный поиск абстрактных истин в безбрежных просторах океана человеческой мысли. Однажды подцепив бациллу либерализма, они уверовали в то, что раз они Учёные (именно с большой буквы), то задания заказчика, направленные на решение сиюминутных потребностей промышленности, не так важны, как их чисто научные изыскания.

Рабочих, обслуживающих производственных роботов, после подобного заражения начинали волновать не нормы выработки, принятые на данном предприятии, а вопросы всемирной справедливости и миропорядка. Дескать, почему он – рабочий, основа основ общества – не может жить так, как живут его начальники?

Разнообразные, в великом множестве расплодившиеся радетели за счастье народное почему-то не объясняли своим подопечным, что если бы они, рабочие, так уж страстно хотели иметь одинаковый достаток со своими начальниками, то учились бы в школе так же усердно, как и последние. А затем поступали бы в университет, вместо того чтобы проводить время на футбольных матчах или в увеселительных заведениях.

И уж совсем опасную форму приняла эта зараза среди разнообразных деятелей искусства. Они вдруг осознали, что их назначение – не служение своему народу и отечественной культуре, а ничем не ограниченный поиск новых путей в высоком творчестве.

Илья Иванович в принципе не возражал против утончённых экспериментов в этом самом творчестве. Но он считал, что заниматься подобными изысками они должны исключительно за свой счёт, и если кому-то не нравится выполнять социальные заказы общества, то ради бога – твори свободно, на то ты и художник, но тогда не бери деньги у государства. А раз уж взял, то изволь отработать.

Одним словом, Илье Ивановичу было над чем подумать...

Он пригубил уже остывший кофе, мысленно приказал креслу прекратить массаж и погрузился в воспоминания...

* * *

Ровно год назад Илья Иванович, сидя в этом же самом кресле, пришёл к удручающему выводу, что будущего у него нет. И не только у него как Генерального секретаря Консервативной партии Золярии, но и у их крошечной цивилизации на этой планете. Скорее всего, её, несчастную, ждёт та же участь, что и далёкую Землю.