Трон тени - Векслер Джанго. Страница 23
Эти склады были одной из трех осей, вокруг которых вращалась вся жизнь Доков. Ежедневно тысячи тонн разнообразных товаров — по большей части мясо, зерно, корма для скота и прочее продовольствие — доставлялись в город с юга, ио Зеленому тракту, и фургоны с грузами вереницей выстраивались па несколько миль по мощеной дороге, с двух сторон окруженной болотистым грунтом. Тонны других грузов — практически все, что может вместиться в корабельный трюм, в том числе шелк и кофе из Эш–Катариона, — прибывали в столицу с запада, на баржах, поднимавшихся вверх по течению от Вайена в устье реки Вор либо от городков и поселков на берегах многочисленных притоков. Другие баржи, узкие и плоскодонные, везли с востока вниз по реке сыры, камень и шерсть. Все это добро нужно было перегружать с барж в фургоны, из фургонов на баржи, с барж в склады и так далее — и значительная часть обитателей Доков зарабатывала себе на жизнь именно этим.
Осью номер два был Рыбный рынок, вплотную примыкавший к реке. Тех, кто здесь работал, легко было отличить по характерному запаху, и селились они обычно в особом месте, известном как Вонючий квартал. Каждое утро, еще до рассвета, рыбаки выкладывали на продажу дневной улов, и со всех кухонь столицы, от аристократических особняков до убогих лачуг, сюда приходили за покупками. Прибыльные (хотя и зловонные) заведения на краю площади перерабатывали рыбьи потроха и протухшие отбросы в удобрения или в корм для свиней.
В южной части Доков располагался Рынок плоти, на самом деле, как очень скоро выяснила Винтер, не имевший никакого отношения к плотским утехам. То была попросту большая площадь, куда земледельцы приезжали нанять сезонных рабочих, а потому и сам рынок, в согласии со сменой времен года, то кипел жизнью, то пустел и затихал. Сейчас, в середине лета, здесь было людно и оживленно: хозяева усадеб загодя готовились к сбору урожая. По традиции нанятому работнику выплачивали вперед недельное жалованье, и обилие молодых парней с деньгами в карманах способствовало появлению немалого количества борделей, питейных лавок и соперничавших друг с другом воровских шаек.
Все это Винтер узнала в первые же пару дней, просто бродя по улицам и присматриваясь, кто куда направляется. Не подлежало сомнению и то, что в округе есть недовольные: повсюду, куда ни глянь, виднелись плакаты и надписи на стенах, поносившие короля, Последнего Герцога, борелгаев, Истинную церковь, сборщиков налогов, банкиров и всякого, кто был облечен хоть какой–то властью. Один серьезного вида юноша вообще всучил Винтер памфлет, гласивший, что заговор с целью захвата власти в городе плетут торговцы овощами; даже она, при всей неосведомленности, посчитала это маловероятным.
И лишь одного она так и не смогла обнаружить — доказательства, что Кожаны существуют не только в воображении толпы. В грошовых листовках на каждом углу щедро описывались их подвиги: там ограбили лавку, здесь поколотили жандарма, — но точных сведений было подозрительно мало. Ни адреса, по которому собирается шайка, ни указателей с надписью: «К бунтарям и заговорщикам — сюда!» На третий день Винтер уже досадовала: о чем только думал Янус, давая ей это поручение? Она истратила уйму времени и изрядное количество денег — его денег! — в тавернах и винных лавках, вечерами напролет угощая выпивкой и настойчиво расспрашивая своих новых закадычных друзей, но, увы, ни один из них не мог сообщить ничего, кроме расплывчатых слухов.
Все же это занятие отчасти успокоило Винтер — как и мысль о том, что могло быть гораздо хуже. С той самой чудовищной ночи в древнем хандарайском храме внутри нее поселилось нечто — демон, как сочла бы церковь, но в хандарайском языке было иное слово: «наат», или «то, что читается», сущность, которую Янус назвал Инфернивором. Демон, пожирающий других демонов, буквально выдрал магическую силу из плоти Джен Алхундт, агента Конкордата. Винтер чувствовала, как он затаился в самой глубине ее существа, залег, точно речной крокодил в тине, смирный на вид, но готовый в любое мгновение яростно воспрянуть.
Когда Янус потребовал, чтобы Винтер сопровождала его в полном опасностей возвращении, она была почти уверена, что на самом деле ему нужен именно Инфернивор. И почти ожидала, что Янус отправит ее вместе с демоном в бой против Черных священников и их сверхъестественных слуг. Как бы мало ни лежала у нее душа к нынешнему поручению, оно было безусловно лучше такой перспективы.
Сейчас Винтер сидела в таверне с окнами на Речной тракт — приличное место, насколько подобные понятия вообще применимы к Докам. Просторное заведение обслуживало вечерний поток рабочих, возвращавшихся со смены, и потому в середине дня посетителей здесь было немного. Дощатый пол присыпан слоем опилок — проще убирать пивные лужи, не говоря уж о крови и блевотине; большие круглые столы держались на массивных опорах, чтобы устоять в случае пьяной потасовки. Тарелки и кружки использовались из наидешевейшей глины, того сорта, что слоится и рассыпается после третьего мытья; однако Винтер подозревала, что местной утвари вряд ли суждено продержаться так долго. Очевидно, хозяин таверны хорошо знал своих завсегдатаев.
Винтер устроилась за столом в одиночестве. Большинство прочих посетителей составляли женщины; они сидели парами либо небольшими группами и негромко переговаривались. Немногочисленные мужчины — поденщики либо дряхлые старики — сгрудились у очага, где шла вялая игра в кости. Унылого вида служанка принесла тарелку с тем, что, по ее утверждению, было говядиной: вываренное до неузнаваемости мясо плавало в собственном соку среди бастионов картофельного пюре. Винтер с жадностью набросилась на еду. Два года на армейском пайке и блюдах местной кухни породили в ней тоску по доброй старой ворданайской стряпне, а в тавернах Доков, как очень скоро обнаружилось, подавали простую грубую пищу — точно такую, как некогда в пансионе миссис Уилмор. Пиво тоже было недурное. Настойки и вина хандараев хороши, но то, что они называли пивом, было в лучшем случае на любителя.
В эту таверну она зашла вовсе не затем, чтобы собирать сведения о Кожанах — такие расспросы стоит вести вечером, когда в зале полно народу и выпивка течет рекой. А потому даже не повернула головы, уловив шорох приближающихся шагов. И едва не подавилась непрожеванным куском мяса, когда незнакомая молодая женщина, взметнув цветастые юбки, непринужденно хлопнулась на соседний стул.
— Привет, — сказала та. — Тебя зовут Винтер, так ведь?
Она закашлялась, схватила кружку с пивом и жадно глотнула. Незнакомка терпеливо ждала, пока она будет в состоянии говорить, и Винтер воспользовалась случаем, чтобы пристальней ее рассмотреть. То была девушка лет восемнадцати с небольшим: круглое лицо обильно сбрызнуто веснушками, темно–русые волосы на затылке стянуты в тугой узел, из которого кое–где выбиваются пушистые пряди. На ней была длинная юбка с красно–синим узором; блузка без рукавов обнажала бледные плечи и руки, которые уже слегка порозовели под летним солнцем. Вздернутый носик уже облупился, и девушка рассеянно почесывала его.
— Да, меня зовут Винтер Бэйли, — наконец отдышавшись, ответила она. Этим именем она называлась, когда искала сведения о Кожанах, так что отрицать было бессмысленно. — Могу я узнать, кто ты такая?
— Абигайль, — отозвалась девушка. — Можешь звать меня Абби, как все. Не возражаешь, если я закажу выпивку?
— Вряд ли тебе для этого понадобится мое согласие, — пожала плечами Винтер, стараясь выиграть время.
— Закажу за этот стол, — тут же уточнила Абби. — Нужно поговорить.
Не дожидаясь ответа, она помахала одной из служанок, указала на кружку в руке Винтер и выразительно подняла два пальца.
— Надеюсь, ты не против ко мне присоединиться?
— Весьма признательна, — проворчала Винтер. Глянула на остатки своей трапезы и решила, что больше не голодна. — Не сочти за грубость, но откуда ты знаешь мое имя?
— Вопрос обоснованный и безусловно уместный. — Абби улыбнулась так лучезарно, что Винтер едва не зажмурилась. — Ты расспрашивала о Кожанах, верно?