Книга несчастных случаев - Вендиг Чак. Страница 17
– Я была в лесу, – перебила его Мэдди. – У меня работала бензопила. Я ничего не слышала. – Ложь. По крайней мере, частичная. Но что еще она могла сказать? «Извини, дорогой, я вырубилась на хрен, а скульптура, которую я вырезала, ожила и улетела». Мэдди беспокоило не только то, что она отключилась, но и то, что пропустила звонки, сообщения… Она отсутствовала. Словно провалилась в сон или в кому. Хуже всего было гложущее чувство: такое уже случалось в прошлом. – Но ты молодец. Ты отлично справился.
– Олли ввязался в драку, Мэдс.
– Ни во что Оливер не ввязывался. Он столкнулся с козлом-старшеклассником, следствием чего, естественно, явилась вся эта хренотень. В жизни ему придется еще встретиться со многими такими козлами.
Нейт пробурчал что-то невнятное. Помолчав, он сказал:
– Сегодня мне пришлось застрелить оленя.
– О, сочувствую! – Мэдди попыталась представить себе, на что это похоже, и не смогла. – Что произошло?
Нейт рассказал, как больной олень, ходивший кругами, набросился на Фигу. И пришлось его застрелить. Он также рассказал, что олень кишел червями, и добавил:
– Наверное, личинки овода или кто там еще; они выползли из ноздри и, как те муравьи, стали ползать по кругу. Как олень. Странно, ты не находишь?
– Уверена, все в порядке, – решительно произнесла Мэдди, даже несмотря на то, что ее рассудок вопил снова и снова: «Неправда, неправда, что-то случилось, случилось что-то очень плохое!»
– Надеюсь, у Олли все будет хорошо. В школе. В жизни…
– Нейт, – перебила Мэдди, стараясь быть мягкой (тщетно), – давай просто ляжем спать, хорошо? Ты редко бываешь таким разговорчивым перед сном, а я хочу просто расслабиться. Завтра нужно будет позвонить в галерею Труди, я должна заняться сараем, и мне хочется немного успокоиться. Ладно?
Молча кивнув, Нейт перевернулся на другой бок.
Мэдди снова взяла книгу. Попробовала читать, но настрой пропал. Слова прыгали и расплывались перед глазами. Осторожно закрыв книгу, она положила ее себе на грудь и прислушалась к тому, что происходило снаружи. Не было слышно шума и гула Филадельфии, людей, машин и самолетов над головой, грохота мусорных баков. (И сирен. Постоянного воя.) Мэдди услышала лишь хор ночных насекомых. Стрекот, жужжание, цак-цак-цак и ти-ти-ти, доносящиеся из густого черного леса. Почему-то здесь все эти звуки звучали громче, чем там. У нее в голове и вне ее.
Нейт понимал, что это сон, даже во сне.
Он стоял среди черных обломанных зубцов валунов парка Рэмбл-Рокс. Между камнями угрюмыми призраками скользил туман. Было холодно, но Нейт стоял лишь в белой рубашке с короткими рукавами и отвратительных трусах-боксерах – в реальной жизни такой рубашки у него никогда не было, что уже говорило: все снится.
В этом сне Оливер стоял рядом с ним.
Щеки у мальчика были мокрые. Словно он плакал.
У Нейта ныл кулак.
У мальчика была рассечена нижняя губа. Струйка крови соединяла ее с подбородком ярко-алой ниткой.
«Ничего этого на самом деле не происходит, – подумал Нейт. – Просто проснись!»
Но сон продолжался. Нейт разжал руку и обратился к сыну:
– Что ты сделал?
Нет, не так. Он не сказал это сыну, а услышал со стороны, как сказал. Почувствовал, как шевелятся губы, ощутил вибрацию звуков в груди. Однако все это произошло помимо его воли.
Он наблюдал со стороны.
– Извини! – в слезах выдавил Оливер.
– Извинения для слабаков! – ответил Нейт. И в его голосе прозвучали ноты другого голоса – отцовского. «Нет, нет, нет!» – Ты все испортил. Разве не так? Сломал к черту.
– Я… я не хотел…
– «Я не хоте-е-ел…» – Нейт снова услышал со стороны собственный голос, писклявый. Он издевался над своим сыном.
Ему захотелось схватить себя за глотку, хорошенько врезать по своему глупому рту. «Заткнись, заткнись, заткнись!» Однако он шагнул к сыну и продолжал говорить:
– Ты только послушай себя! Скулишь, как твоя мать! Ты облажался и должен прямо в этом признаться. Ты – яблоко, упавшее с прекрасного дерева, но валяешься и гниешь в траве. Разве не так? Разве не так?
– Папа, пожалуйста!..
– Заткнись! Это произошло по твоей милости! Ты во всем виноват! – Нейт всосал воздух в щель между зубами – тсск. – Как будто в мире и без этого мало плохого, Оливер, да? А ты добавил, да? Ввязался в драку в школе. Завел дружбу с этими… с этими извращенцами, замкнувшимися в себе! – Он чувствовал, как слова покидают его рот, и старался всеми силами запихнуть их обратно, – но когда это у него получилось, ощутил в своем дыхании перегар виски. Дешевого, дерьмового виски, отдающего уксусом и мочой.
– Я больше не буду…
Нейт замахнулся на своего сына.
Оливер попытался остановить его руку…
И затем – бац!
Нейт ощутил вибрацию, разлившуюся от кулака до самого плеча. От удара голова сына дернулась назад. Тук! Мальчишка отступил назад, смотря на отца разбитым глазом. Левый глаз Оливера лопнул, словно раздавленная виноградина, выделяя глазную слизь. Нейт услышал со стороны собственный крик.
Попятившись назад, мальчишка наткнулся на валун, которого совсем недавно еще не было. Или он был? Нейт не смог вспомнить. Валун оказался длинным и плоским, как стол, однако своим основанием напоминал наковальню.
Тут прогремел выстрел – треск, разорвавший воздух подобно топору, расщепляющему доску: крак! И голова Оливера снова дернулась назад, а на лбу появился словно ожог от сигары, источающий кровь, и воздух наполнился смрадом порохового дыма – запахом яичного салата…
Оливер повалился спиной на камень.
Он упал навзничь, и кровь изо лба, отыскав канавки в плоском камне, побежала по этому руслу к краю, откуда стекла на траву и чертополох, и тут небо потемнело и пролилось густым красным дождем, падающим по одной крупной капле…
Кап, кап, шлеп, кап…
Вздрогнув, Нейт проснулся.
Прошло много времени. Ночь была в самом разгаре. Нейт покрылся липким потом. Дрема облепила его, подобно отвратительному зловонию. «Это лишь сон, – напомнил себе Нейт. – С Олли все в порядке. Просто сон». Несомненно, навеянный домом.
Нейт попытался опять заснуть. Он перевернулся на правый бок. Затем на левый.
Потом лег на спину.
Вздохнув, открыл глаза и уставился на темный потолок.
Мэдди тихо похрапывала рядом – пила, мягко вгрызающаяся в дерево.
Нейт сосредоточился на ее ровном дыхании. Сначала он полагал, что именно жена не сможет жить за городом. Но, может, это он сам не смог приспособиться. Потому что такими для него были все до одной ночи с тех самых пор, как они переехали сюда. В конце концов где-нибудь под утро он провалится в сон на три-четыре часа. Вторая часть ночи будет приштопана к первой кошмарами. А потом настанет утро.
Лежа без сна, Нейт каким-то образом ощущал, что дом тоже не спит, чем-то встревоженный. Дом давил на Нейта – но в то же время и сам был неспокоен.
Нейт всматривался в темноту, ожидая увидеть там отца, выглядывающего из-за угла. Или, еще хуже, стоящего в изножье кровати. «Пистолет не в той руке», – подумал он. Какое странное видение… Надо полагать, галлюцинация, обусловленная стрессом.
Но в темноте никого не было.
Застонав, Нейт уселся в кровати и скинул босые ноги на неровный деревянный пол. Та самая комната, где он спал в детстве, – включилась мышечная память, и ему даже не нужно было вспоминать внутреннее расположение дома. Нейт вышел из комнаты и побрел по коридору, наступая на жалобно скрипящие половицы.
Он решил проведать Олли. Осторожно поднявшись на чердак, приоткрыл дверь и…
«Олли здесь нет! Его нет в постели! Он исчез!»
Однако когда его глаза освоились в темноте, он разглядел под одеялом долговязое тело сына. Голова засунута под подушку, руки раскиданы в стороны.
Облегченно выдохнув, Нейт спустился на кухню и налил себе стакан воды из-под крана. Вкус у воды оказался странный – с сильной минеральной горечью. Нейт мысленно отметил, что нужно будет отдать ее на химический анализ.