Черные сказки железного века - Мельник Александр Дмитриевич. Страница 30
И пошло-поехало: второй в Себринге, Ле-Мане и Монлери, пятый в Нюрбурге, третий в Руане, первый в Спа, Клермон-Ферране и снова в «Тур де Франс». Блестящий выдался сезон в шестьдесят первом. В мировом чемпионате он не сошел ни разу. И это «Дикий Вилли»? Да дело было вовсе не в стиле езды, а во всем облике бельгийца. Как только Мэрес оказывался поблизости от гоночной трассы, его лицо загоралось неподдельной страстью — нахмуренные брови, упрямо сжатый рот и жесткий взгляд прирожденного бойца. Он был прямым, искренним человеком, но вовсе не стремился поближе сойтись с окружающими его людьми. «У Вилли был свой особый внутренний мир, в который постороннему вход был воспрещен», — писал английский пилот Тревор Тейлор. А Клифф Аллисон, с которым Вилли завоевал третье место в 1000-километровой гонке на «Нюрбургринге», добавлял: «Может быть, Мэрес чуточку слишком нервный, но за исключением этого Вилли — в полном порядке. Отличный парень, очень хороший гонщик. И при этом — полное отсутствие какой бы то ни было позы».
Уж во всяком случае, Вилли вовсе не был сумасшедшим. В двенадцати стартах в «Формуле-1» он лишь трижды попадал в аварии. Но каждый раз это были не просто рядовые столкновения, а леденящие кровь катастрофы — со столбами дыма, бушующим пламенем горящего бензина и даже жертвами.
Карьера в «Формуле-1» как-то не складывалась. Почему? Из-за этих страшных аварий? Из-за репутации сумасшедшего? Сколько ни ломал Вилли голову над этим вопросом, ответить на него не мог. В сезоне шестьдесят первого года Феррари ни разу не дал Вилли шанса выступить в «Формуле-1». Еще одно «почему?» Может быть, все дело в зимних приключениях Мэреса? Поздней осенью все бельгийские и многие французские газеты писали об очередной выходке «Дикого Вилли» — от Брюсселя до Парижа за 80 минут. Стартовав из столицы Бельгии на «Феррари», Мэрес домчался до военного аэродрома, сел за штурвал реактивного истребителя, потом пересел на «Симку-Спорт» и вскоре лихо подкатил к «Отелю де Круа» на бульваре Распай. А после Нового года Вилли катался на горных лыжах в Куршавеле и сломал руку. Незадолго до старта очень важной для «Скудерии» 12-часовой гонки в Себринге. Родные Мэреса пытались скрыть травму от Энцо Феррари, но ведь шила в мешке не утаишь... «Странный парень, — пытаясь скрыть раздражение, заметил тогда Коммендаторе. — Сила воли несгибаемая, дух неустрашимый. Но иногда кажется, что бы он ни делал, он делает с каким-то мессианским, нечеловеческим усердием. Странный парень...»
К Себрингу сломанный локоть удалось залечить, но с мечтами о «Феррари» «Формулы-1» пришлось расстаться. Ведь помимо Вилли в распоряжении Старого хозяина были такие яркие пилоты, как Фил Хилл, Вольфганг фон Трипс, Ричи Гинтер, Рикардо Родригес, Лоренцо Бандини, Джанкарло Багетти. На их фоне нужно было обладать выдающимся талантом и завидным опытом. У Вилли, который сел за руль настоящего гоночного автомобиля едва ли не в тридцать лет и проехал всего-то три этапа «Формулы-1», было по сравнению с другими пилотами единственное преимущество — выдающийся бойцовский дух.
Вот почему, как только Мэрес понял, что решение Старого хозяина окончательно, он принял предложение «Национальной бельгийской»: вместе с Жандебьеном и Фрером выступать в «Формуле-1» на машинах английской марки «Эмерисон» — разумеется, в свободное от гонок чемпионата спорт-прототипов время.
Но сев за руль «Эмерисона», Вилли в тот же день понял, во что вляпался. Не автомобиль, а настоящее ведро с гайками! Мощности мотору не хватало, коробка передач работала из рук вон плохо, заливало свечи, ломалась помпа, забивался топливный фильтр — весенние гонки на Большой приз Брюсселя и Гран-при Сиракуз превратились в сплошное мученье. На круге в Бельгии Мэрес за рулем этого рыдвана проиграл победителю квалификации совершенно невозможные 23 секунды. И, обнаружив в боксах, что треснула труба шасси, заявил боссам «Экюри насьональ», что с него хватит...
Кроме побед в Больших призах Брюсселя и Неаполя, не входивших в зачет чемпионата мира, единственным достижением Мэреса в 1962 году стало четвертое место в Гран-при Италии в сентябре.
И все равно это был замечательный год. В сентябре Вилли второй раз подряд побил Жандебьена в «Тур де Франс», в ноябре получил звание «Лучшего спортсмена Бельгии», а в декабре встретил Дорин.
Мысль о жене пришла и ушла. Двое ребят. Они такие сорванцы. Дождь идет. Люблю обоих. Кого больше? Наверное, Вилли, старшего. И Эрвина тоже. Я был слишком строгим отцом. Хотел научить их быть честными, держать слово всегда и во всем. Надо было быть нежнее. Дорин Дютойя — дочь миллионера. Нет, племянница миллионера. Какая очаровательная парижанка в лыжном костюме. Совсем юная. Красавица. И такая трогательно беззащитная. Дорин не раздумывая бросила Париж и моталась со мной по гоночным трассам и гостиницам. Три года. Да, три года с лишним. Пока не поженились. Пора было — через пять месяцев родился Вилли. Где они сейчас? Дорин увезла детей. Где они? Дождь.
В феврале шестьдесят второго Мэрес стал старшим тест-пилотом «Феррари». Чтобы быть поближе к работе и не терять времени, он поселился недалеко от местечка Маранелло, где находился завод — в Модене, в лучшей гостинице города. А потом они с Дорин переехали в Сан-Соло, всего в трех километрах от испытательной трассы «Феррари». Частенько Старый хозяин приглашал их на ужин — внешне холодный, порой резкий, даже высокомерный, старик на самом деле оказался очень деликатным и в глубине души привязчивым и добрым.
Работы для Вилли в Маранелло нашлось выше головы. Легковые автомобили, спорт-прототипы четырех разных моделей, все машины «Формулы-1» — стремясь догнать уходивших вперед англичан, инженеры чуть не каждый месяц выдавали новую конструкцию (увы, порой следующая бывала хуже предыдущей). С пяти утра и до вечера Мэрес тестировал их одну за другой, круг за кругом, километр за километром. Он не был большим знатоком техники, как американцы Хилл или Гинтер, но у него был другой козырь — абсолютное бесстрашие. Мэрес разгонял «Феррари» до таких скоростей, на которые не отваживались его более искушенные и опытные коллеги. И часто машины не выдерживали, а инженеры получали ценнейшую информацию о слабых местах в конструкции. Так случилось, например, однажды на шоссе между Болоньей и Флоренцией. Выбравшись из-под обломков в хлам разбитой «Феррари-250GTO», Вилли тут же сказал только-только подъехавшему к месту аварии шеф-дизайнеру Мауро Форгьери: «Я знаю, в чем дело! Понимаешь, спереди аэродинамика кузова...» Первые серийные GTO еще только начинали выезжать за ворота фабрики в Маранелло, так что инженеры тут же внесли необходимые изменения в конструкцию автомобиля, вскоре ставшего легендарным.
Коммендаторе даже разрешил Вилли стартовать в «Формуле-1» — для начала хотя бы в гонках, не входивших в официальную программу первенства. Так Вилли выиграл Большие призы Брюсселя и Неаполя весной 1962 года. Потом приехал седьмым в Монако. И чуть не сгорел в Спа.
«Очередная выходка "Дикого Вилли" едва не закончилась трагедией!» — заходились в истерике газеты. Да в том-то и дело, что нет! Какая, к дьяволу, выходка — несчастное стечение обстоятельств. Мэрес показал шестое время в квалификации, в гонке отлично стартовал, довольно быстро пробился на четвертое место, показал рекордное время на круге и вышел на второе. Впереди был лишь «Лотос» Тревора Тейлора. Десять кругов алый «Феррари» под номером десять преследовал англичанина по пятам с неотвратимостью рока. Однако ехал Вилли при этом внимательно и аккуратно, каждый раз взмахом руки предупреждая, что будет делать в следующий момент.
Итальянская машина была явно быстрее, и девяносто тысяч зрителей уже предвкушали первую победу своего земляка в Гран-при Бельгии, когда за семь кругов до финиша в повороте Ставелот нос «Феррари» легонько ткнулся в корму «Лотоса» — прямо в селектор коробки передач! Трансмиссию заклинило на нейтрали, зеленый автомобиль резко сбросил скорость.