След Полония - Филатов Никита Александрович. Страница 16
Тем не менее сначала Алексей двинулся не к станции метрополитена, а обратно, в сторону Темзы. По пути он еще несколько раз менял направление. Приценивался ко всяческой ерунде в сувенирной лавке и подолгу глазел — то на уличных актеров, то на музыкантов, то на цены, вывешенные вместе с меню перед многочисленными ресторанчиками и кафе… словом, вел себя как заправский бездельник, уже посетивший все главные достопримечательности Лондона, перечисленные в путеводителе.
В конце концов Литвинчук нашел подходящую телефонную будку.
— Алло! Синьор Лукарелли?
Автоответчик что-то произнес по-итальянски.
Даже без перевода было понятно, что хозяина дома нет и звонящего вежливо просят оставить свое сообщение или номер телефона, чтобы можно было связаться по возвращении.
Спасибо, но такой вариант Алексея Литвинчука не устраивал.
Звук проглоченной автоматом монетки напомнил о том, что время — деньги, и он повесил трубку.
Ну что же… подождем.
А что еще остается?
Глава 3
Теперь в Лондоне модно быть русским.
Миллионеры и миллиардеры из стран СНГ приобретают не только роскошные особняки в тех кварталах, где издавна обитала английская аристократия, но и целые районы города.
Жилой комплекс на исторической Беркли-сквер, часто упоминаемой в английской классической лите-ратуре, купил гражданин России. Россиянам принадлежат и Стэнли-хаус — один из самых дорогих домов Лондона, находящийся в Челси, и еще один особняк неподалеку, стоимостью в десять миллионов фунтов стерлингов — с гостиной, украшенной мраморными копиями фризов Парфенона… Другой покупатель из России уже обустроил для себя и по своему вкусу дворец на Белгрейв-сквер: по слухам, там появились фонтан, бассейн, домашний кинотеатр и вмонтированные в стены ванной телевизоры… А на севере Лондона, в престижном и респектабельном районе Мейфэр, неподалеку от Оксфорд-стрит, русские нувориши потеснили даже нефтяных арабских шейхов.
Считается, что англичане предпочитают помещения узкие, с высокими потолками, а русским очень нравятся большие пространства… Олигарх начал приобретать недвижимость в Лондоне около семи лет назад, и с тех пор, даже по самым скромным подсчетам, ее стоимость увеличилась в два с половиной раза. Первоначально он покупал квартиру, помещение под офис и дом за городом прежде всего для того, чтобы обеспечить покой и безопасность своей семье. Однако потом догадался, что напал на золотую жилу, и всерьез занялся инвестициями в этой сфере.
Практика показала, что деньги, вывезенные из России, были вложены правильно — в Англии выгоднее всего покупать элитную недвижимость: когда-то, лет двести назад, русские богачи разговаривали по-французски и считали хорошим тоном поездки в Париж. Современные же россияне чаще говорят по-английски и чувствуют себя более комфортно на берегах Темзы… Кроме того, для своих детей многие из них выбирают именно британскую систему образования, которая воспитывает в ребенке индивидуальность и независимость.
— Сумма разума на планете — величина постоянная. А население увеличивается…
— Простите, не понял.
— Какого черта он делал в театре? — Еще не старый, но уже основательно облысевший мужчина с выдающимся далеко вперед семитским носом, которого все окружающие между собой называли не иначе как Олигарх, в раздражении бросил на скатерть сводку наружного наблюдения. — Я спрашиваю, какого черта ему там понадобилось?
Начальник охраны пожал плечами:
— А что люди в театре делают? Представление смотрел…
— Какое представление?
— Про Гамлета, — ответил начальник охраны, предварительно заглянув в лежащий на скатерти документ.
— Пьеса была на английском языке?
— Да, наверное…
— Твой дружок только недавно научился в магазине с кассиршами объясняться по-английски! И что, его сразу Шекспира, понимаешь ли, Вильяма нашего, в оригинале слушать потянуло?
Это было не совсем так, хотя и во многом соответствовало действительности.
Однако начальник охраны, скорее из упрямства, чем из-за убежденности в собственной правоте, никак не хотел признавать подозрения Олигарха обоснованными:
— А может, как раз для языковой практики?
— Слушайте, не надо стараться выглядеть глупее, чем вы есть… Потому что даже человеку с вашим славным чекистским прошлым вовсе не осязательно быть идиотом! — Время Олигарха стоило слишком дорого, чтобы он тратил его на пустые препирательства с подчиненными. — Почему не доложили сразу?
— Виноват. Не придал значения.
Олигарх покачал головой, снова взял листок с распечатанной с компьютера сводкой и впился в него глазами — так опытный игрок изучает запись отложенной шахматной партии.
— Значит, внутрь за ним не ходили?
— Нет, встретили потом, на выходе из театра.
— Очень жаль.
— Зачем? У нас же информации никакой не было — так, обычное профилактическое наблюдение…
— Ну, понятное дело, — кивнул Олигарх. Потом перевернул листок. — У него телефон дома есть?
— Да, конечно. З ам, в самом начале, указаны номера…
— И мобильный телефон?
— Да, и мобильный.
— Тогда, голубчик, подумайте и ответьте мне — но только так, чтобы я поверил и понял: кому и, главное, зачем он звонил из уличного автомата?
— Не могу знать.
— А деньги от меня получать можете? Рука не отваливается?
На эти вопросы ответа не требовалось, и у начальника охраны хватило ума промолчать.
— Кто из нас двадцать лет прослужил в КГБ?
— Виноват…
— Ну, за это-то как раз извиняться необязательно. — Олигарх усмехнулся собственной шутке, но потом опять сурово сдвинул брови, густые, как у большинства лысеющих мужчин. — Дармоеды! Державу великую проморгали — так еще и мою безопасность не можете обеспечить?
— Прикажете принять к объекту соответствующие меры?
Начальник охраны знал, что Олигарх терпеть не может таких вот, заданных прямо, вопросов, и получил именно тот ответ, которого ожидал:
— Нет. Я даже не понимаю, что вы имеете в виду…
Олигарх еще раз, наискосок, пробежался глазами по распечатке:
— Пригласите его ко мне.
— На какое время?
— На половину первого. Только без глупостей, понятно? И — никакой самодеятельности!
— Но если у нас появились основания подозревать, что…
— Кажется, голубчик, у вас проблемы не только с мозгами, но и со слухом — нет? Я сказал: не надо! Ничего не надо предпринимать… Знаете ведь, кто в любом деле опаснее дурака? Дурак с инициативой!
— Разрешите идти?
— Вы еше мне тут шпорами звякните! Тоже, нашелся — настоящий полковник… — Олигарх отпер ящик старинного, английской работы, письменного стола и убрал в него сводку наружного наблюдения. — Всё, ступайте. Не задерживаю…
С точки зрения тех, кто знал Олигарха не понаслышке, он был изрядная сволочь, большая умница — и при этом далеко не трус.
Он никогда не изменял своим принципам. Он просто-напросто менял свои принципы в зависимости от изменения финансовой или политической конъюнктуры.
Олигарха по праву считали самой загадочной фигурой периода нового смутного времени русской истории — чем-то вроде «серого кардинала», тайного финансиста и одновременно злобного демона при дворе первого российского президента Бориса Ельцина. К тому же Олигарх для чего-то считал себя православным и свое отношение к природе мироздания сформулировал несколько лет назад в интервью одной русской оппозиционной газете: «Господь постарался, чтобы все мы были абсолютно различными… Смысл, который Господь вложил в эту идею, состоит в том, что мы имеем право на ошибку. Мы можем ошибаться, а другие должны распознать эту ошибку и больше этим путем не идти. Среда, в которой мы обитаем, — воздух, вода, информационная среда, люди, что нас окружают, — все это меняется, и в огромной степени непредсказуемо. Поэтому Господь сотворил нас так, чтобы мы могли приспосабливаться к этим изменениям…»
Родился и вырос Олигарх в обычной советской семье среднего достатка и, даже с учетом пресловутого пятого пункта, в систему вписался практически без проблем: школа, институт, второе высшее образование в университете, аспирантура, диссертация…
В конце восьмидесятых, когда все, что казалось незыблемым и постоянным, вдруг начало осыпаться, обваливаться и оседать, Олигарх, заведовавший тогда научно-исследовательской лабораторией, почувствовал необратимость и неслучайность наступающих перемен. Он вообще был человеком очень чувствительным к изменениям внешней среды. И всегда пытался предугадать дальнейшее развитие событий.
В конце концов Олигарх принял решение: наукой больше не заниматься, а начать делать бизнес. Он по собственному желанию ушел из тихого, спокойного академического института, оставив партийный билет члена КПСС в сейфе лаборатории и получив взамен относительно сытой стабильности почти полную свободу и самостоятельность.
Никакой зарплаты, никакой социальной помощи… В бизнесе первое время ему просто хотелось заработать миллион. Потом — не один миллион, а десять. Потом — больше… и только потом пришла мысль о необходимости заниматься политикой — исключительно для того, чтобы защитить свой развившийся бизнес от государственного и негосударственного криминала.
В девяносто первом году Олигарх перепутался, в девяносто третьем — оправился от испуга, а уже в девяносто шестом сделал все возможное, чтобы не допустить возвращения к власти своих бывших товарищей — коммунистов. К этому моменту ему уже было что терять — включая жизнь и свободу; И тогда именно Олигарх инициировал союз реформаторов и социально ответственных предпринимателей, который спас агонизирующий режим так называемой «новой России».
На последующие несколько лет судьба вознесла бывшего заведующего лабораторией к горним вершинам государственной власти, предоставив ему почти безраздельное право вершить судьбы народов и контролировать финансовые потоки едва ли не планетарного масштаба.
Это было веселое, страшное время… Но потом вышло так, что Олигарх в одночасье потерял все посты в государственном аппарате и едва не оказался за решеткой. Очередной вызов в Генеральную прокуратуру не оказался для него неожиданным — он узнал о нем в Лондоне и предусмотрительно не стал возвращаться…
С точки зрения Олигарха, никто больше богатых людей не заинтересован в будущем России. Хотя бы потому, что капитал — это концентрированный потенциал любой нации. Причем это вовсе не деньги в мешке — это интеллект, фабрики, ресурсы, распределенные между различными группами или людьми. Поэтому давление на бизнес Олигарха со стороны российских силовых структур было мощным и профессиональным. Он даже вынужден был по грабительским ценам продать большую часть своих активов в России — впрочем, кое-что у Олигарха еще оставалось и там, и в других странах мира: часть бизнеса, о которой все знали, и часть, о которой никто даже не догадывался.
Кроме того, на далекой родине Олигарха обвиняли в мошенничестве при отягчающих обстоятельствах — речь шла о хищении больше десяти лет назад денежных средств, полученных от продажи двух тысяч грузовых автомобилей, которые фирма Олигарха получила на реализацию. Обвинение было предъявлены заочно, и московский суд санкционировал избрание Олигарху меру пресечения в виде содержания под стражей, объявив его в международный розыск по линии Интерпола. Рассмотрение вопроса об экстрадиции из Великобритании продолжалось примерно полгода и закончилось тем, что Олигарх получил от английских властей статус политического эмигранта.
Правда, с некоторых пор Олигарх находился в международном розыске еще и в связи с новым уголовным делом. Дело было возбужденно Генпрокуратурой России по факту совершения неких действий, направленных на насильственный захват власти в стране; санкция этой статьи предусматривает наказание в виде лишения свободы на срок от двенадцати до двадцати лет — и в адрес МВД Великобритании снова поступили документы на экстрадицию…
Относительно демократии как способа управления государством Олигарх давно уже не испытывал никаких иллюзий. Он прекрасно представлял себе, где витрина, предназначенная для избирателей, а где истинный интерес людей, которые заняты большим бизнесом. И, очевидно, как раз поэтому здесь, в Лондоне, прекрасно понимая, насколько рациональны соображения Запада в отношениях с Россией, Олигарх, конечно же, чувствовал себя в большей безопасности, чем на родине… но и по поводу собственной недосягаемости не заблуждался ни на минуту.