Хоббит, или Туда и обратно (перевод Зинаиды Бобырь) - Толкин Джон Рональд Руэл. Страница 41

Тогда Бильбо кинулся бежать. Но Дракон не проснулся, – пока, – и лишь перешел от одних видений алчности и жестокости к другим и продолжал лежать в захваченном им зале, пока Бильбо с трудом спешил вверх по длинному проходу. Сердце у Хоббита колотилось, а ноги дрожали еще сильнее, чем когда он шел вниз; но он не выпускал чашу из рук, и самой главной его мыслью было: «Я сделал это! Теперь я покажу им! Больше похож на лавочника, чем на вора, – вот как? Ну, теперь мы ничего такого не услышим!»

Он и не услышал. Балин очень обрадовался, когда снова увидел Хоббита, и его восторг равнялся только его изумлению. Он подхватил Бильбо и вытащил его на свежий воздух. Была уже полночь, и звезды спрятались за тучами; и Бильбо лежал, закрыв глаза, стараясь отдышаться и наслаждаясь ощущением свежего воздуха, и едва замечал возбуждение Карликов; а они восхваляли его, хлопали по спине и снова и снова отдавали ему к услугам самих себя и все будущие поколения своих потомков.

Карлики еще продолжали восхищенно передавать чашу из рук в руки и обсуждать возвращение назад своих сокровищ, как вдруг в недрах Горы под ними послышался раскатистый грохот, словно она была древним вулканом, вздумавшим сейчас снова начать извергаться. Дверь позади себя они почти закрыли и подперли камнем, но внизу по туннелю, из самых глубоких недр, до них доносились грозные отголоски рева и топота, заставившие почву задрожать у них под ногами.

Тут Карлики забыли свою радость и самонадеянное хвастовство и присели от страха. Со Смаугом, все еще нужно было считаться! Нельзя упускать живого дракона из своих соображений, если он близко… Драконы могут совсем не пользоваться своим богатством, но обычно знают его с точностью до унции, особенно если владели им долго; и Смауг не был исключением. От беспокойного сна (в котором весьма неприятно фигурировал некий воин, незначительный по размерам, но обладающий острым мечом и великой отвагой) он перешел к дремоте, от дремоты – к полному пробуждению. В его пещере чувствовалось какое-то странное дуновение. Не тянуло ли это сквозняком из маленького проема? Смауг никогда не забывал о нем, несмотря на его малые размеры, и теперь взглянул на него подозрительно, сам не понимая, почему до сих пор не завалил его. Недавно ему послышались смутные отголоски каких-то стуков далеко вверху, доносящиеся оттуда в его логово. Он зашевелился и вытянул шею, чтобы принюхаться. И тут он заметил, что одной чаши не хватает!

Воры! Пожар! Разбой! Такого еще не случалось с тех пор, как он захватил Гору! Его ярость была неописуема; такую ярость можно видеть лишь у богачей, когда, имея гораздо больше, чем могут использовать, они вдруг лишаются того, чем долго владели, но что до сих пор им не было нужно. Он изрыгал огонь, наполнил зал дымом, сотряс корни Горы. Он тщетно пытался просунуть голову в устье прохода; а потом, свивая свое длинное тело в кольца, рыча, как подземный гром, он кинулся из своего логова в большую дверь, по высоким коридорам горного дворца к Главному входу.

Обыскать всю Гору, пока он не поймает вора, не разорвет и не растопчет его, – такова была его единственная мысль. Он выполз из Двери, вода зашипела, поднимаясь горячим паром, и он взлетел, сверкая, в воздух и опустился на вершину Горы в снопах зеленого и алого пламени. Карлики слышали громовой шум его полета и прижимаясь к стенам лощинки, прячась среди камней и надеясь укрыться как-нибудь от ужасных глаз ищущего добычу Дракона.

Все они погибли бы здесь, если бы не Бильбо. – Скорей! Скорей! – крикнул он, задыхаясь – В дверь! В проход! Здесь нельзя оставаться!

От этих слов они очнулись и уже были готовы забраться в туннель, как вдруг Бифур закричал: – Мои родичи! Бомбур и Бофур! Мы забыли о них, они там, в долине!

– Они погибнут, и все наши пони тоже, и все наши запасы! – застонали прочие. – Мы ничего не можем сделать!

– Чепуха! – возразил Торин, обретший снова все свое достоинство – Их нельзя бросать. Войдите в проход, Бильбо Баггинс и Балин, и вы, Фили и Кили, – Дракон не уничтожит нас всех. Остальные – где ваши веревки? Живо!

Это были, вероятно, самые худшие из пережитых ими минут. Страшные звуки Драконова гнева отдавались эхом в каменных пустотах далеко вверху; в любой момент он может низринуться на них или облететь Гору и увидеть, как они столпились у самого края обрыва и лихорадочно быстро тащат веревки. Вот поднялся Бофур, а они еще в безопасности. Вот поднялся Бомбур, а они еще в безопасности. Вот подняты кое-какие орудия и тюки с запасами, – тут опасность упала на них.

Они едва успели нырнуть в туннель, таща и волоча свои тюки, когда Смауг прилетел с севера, точно вихрь, обливая склоны Горы пламенем, хлопая своими огромными крыльями, шумящими, словно сильный ветер. Его жаркое дыхание опалило траву перед дверью, проникло в оставленную ими щель и обожгло их в туннеле. Заметались огненные языки, заплясали черные тени. Потом снова упала тьма, когда он пролетел мимо. Пони завизжали от ужаса, оборвали привязь и умчались галопом. Дракон повернул в воздухе, пустился в погоню за ними и исчез.

– Вот и погибли бедные животные! – произнес Торин. – Ничто не ускользнет от Смауга, стоит только попасться ему на глаза. Здесь мы очутились, и здесь должны остаться, если только кто-нибудь не вздумает пройти пешком все эти долгие мили до реки, по открытому месту, когда Смауг настороже.

Это была неприятная мысль. Они забрались глубже в туннель и лежали, дрожа, хотя там было жарко и душно, и пролежали так, пока в щель двери не проглянул бледный рассвет. Всю ночь они то и дело слышали, как шум от Драконова полета приближается, потом затихает, – Смауг рыскал в воздухе вокруг всей Горы.

Увидев пони и следы стоянки, он догадался, что от реки и озера появились Люди и поднялись по склону Горы из той долины, где он нашел пони; но дверь ускользнула от его ищущего взгляда, а маленькая, глубокая лощинка защитила ее от его самого свирепого пламени. Долго и тщетно он рыскал, пока рассвет не охладил его гнева, и он вернулся в свое золотое логово, чтобы уснуть и набраться новых сил. Он не забудет и не простит вора даже через тысячу лет, но он был готов ждать. Медленно, бесшумно вполз он в свою пещеру и полузакрыл глаза.

Когда настало утро, страхи Карликов уменьшились. Они поняли, что опасности такого рода неизбежны, когда имеешь дело с подобным хранителем, и что нет смысла сразу отказываться от своей цели. Не могли они и уйти отсюда, как правильно заметил Торин. Их пони исчезли или убиты, и им придется ждать некоторое время, пока Смауг ослабит свою бдительность достаточно, чтобы они отважились на долгий пеший путь. К счастью, из их запасов уцелело довольно, чтобы обеспечить их на некоторое время.

Они долго обсуждали, что делать дальше и не могли придумать никакого способа избавиться от Смауга, – это всегда было слабым местом в их планах, как любил подчеркивать Бильбо. Потом – как всегда бывает с теми, кто окончательно запутался – они начали сердиться на Хоббита и упрекать его даже в том, что сначала им так понравилось: в том, что он похитил чашу и вызвал у Смауга такой гаев.

– А как вы думаете, что еще должен был бы сделать вор? – гневно спросил Бильбо. – Я договаривался не убивать Драконов, – это дело воинов, – а украсть сокровище. Я и начал это, как мог лучше. Уж не ожидали ли вы, что я прибегу к вам со всеми богатствами Трора на плечах? Если тут и нужно кому-нибудь поворчать, то, мне кажется, я тоже мог бы сказать словечко. Вам нужно было привести сюда пятьсот воров, а не одного. Я уверен, что ваш дед достоин всякого уважения, но вы не можете сказать, что когда-нибудь давали мне ясное понятие о его огромном богатстве. Мне бы понадобились сотни лет, чтобы перетащить его сюда, будь я даже в пятьдесят раз сильнее, а Смауг – кротким, как ягненок.

Тогда Карлики стали просить у него прощения.

– Что мы, по вашему мнению, должны сделать? – вежливо спросил Торин.

– Если вы говорите о том, чтобы унести сокровище, то я сейчас ничего не могу придумать. Это, разумеется, целиком зависит от какого-нибудь нового оборота дел и от того, избавимся ли мы от Смауга. Уничтожать Драконов – не мое дело, но я постараюсь подумать и об этом. Лично у меня нет никакой надежды, и мне хотелось бы только быть уже дома.