Черничная ведьма, или Все о десертах и любви (СИ) - Петровичева Лариса. Страница 19

— Что же?

— Эта бесформенность свойственна детской магии.

— Детской? — изумленно переспросила я. — То есть, ведьма может быть ребенком?

Нет, это точно было невозможно. Нет на свете таких детей, которые управились бы с заклинаниями такой колоссальной мощи. Да и существо, которое мы с Сабророй размазали по пляжу, не было бесформенным. Да, сначала это был просто сгусток тьмы, а потом-то! У него были и глаза, и щупальцы, и рот, похожий на черепаший клюв. Марун неопределенно пожал плечами.

— В моих краях всегда говорят так: бокор начинает учебу с того, что лепит снежки. И только потом создает из них снежную бабу.

— В ваших краях есть снег? — удивилась я.

— Нет, но сделать так, чтобы он пошел — это первый урок бокора, — Марун прищурился, вспоминая, и проговорил: — Представляешь: саванна, зной, и вдруг идет снег… Все так радуются!

— Ну еще бы. То есть, это может быть ребенок?

Марун пожал плечами.

— Я не знаю. Дети, конечно, бывают очень жестоки, но чтобы убить несчастного Томаса, нужен уже взрослый разум. Это было обдуманное преступление, а ребенку такое не под силу.

Я поняла, что окончательно запуталась. Детская магия, но не у ребенка… И тут меня осенило: душевнобольной! Наша ведьма может страдать расстройством рассудка!

— Ты очень помог мне, Марун, спасибо тебе, — поблагодарила я. Марун улыбнулся, вынул из ящика коробочку с наклейками, и я взяла несколько: впишутся возле кассы и на каждой книжке с меню. Книжка у нас пока тонкая, но это только пока.

— Всегда пожалуйста, — ответил он и добавил: — Передай своему инквизитору вот что: он давит слишком сильно. Те ловушки, которые он ставит — сильные. А когда крысу загоняют в угол, она наносит удар.

Я вздохнула. Саброра наверняка это понимал, и Торигроссо тоже, недаром запросил подкрепление.

Возвращаясь в «Белую цаплю», я не могла избавиться от ощущения, что за мной пристально наблюдают. Ведьма почувствовала опасность, поняла, что на нее разворачивают охоту, и затаилась — сидит сейчас где-нибудь на чердаке или в подвале и выжидает. Впрочем, ничего хорошего, кроме плохого, ей ждать не приходится. Уже завтра Саброра увидит, что его ловушки никого не парализовали, и начнет стягивать петлю: полицейские возьмут ловушки в руки, оцепят город и двинутся вперед, постепенно сужая зону поиска, пока не найдут ведьму.

Марун прав. Она обязательно нападет.

Лука справился с коржами просто отлично для новичка в десертах, и я взялась за крем. Вскоре торты были готовы и отправились в холодильник, я наладила уже привычное и обожаемое суфле с питахайей и манго, а потом принялась готовить черничные кексы. Мое счастливое блюдо, куда ж без него.

— Сильно давит? — спросила я. Лука, который нарезал заготовки для салатов смертоносными пиратскими движениями ножа, пожал плечами.

— Чувствуется, да. Неприятно. Но не мучительно, — взмах ножа отправил колечки красного лука в отдельную миску, и Лука сказал: — Надеюсь, это ненадолго.

— Марун сейчас предположил, что такой бывает детская магия, — поделилась я. Лука бросил помидоры в бурлящий кипяток, подождал, прищелкивая пальцами, и, вынув, принялся их чистить от кожицы.

— Ну не знаю. Я в детстве не так колдовал, — он прищурился и улыбнулся. — Делал так, что мидии жарились без огня. Яблоки с дерева падали прямо в корзину. Птиц лечил. Отец вообще думал, что я не ведьмак, а блаженный. Дурачок, — он смахнул нарезанные помидоры в другую миску и добавил: — Мальчишки в поселке кошку поймали, мучили ее, а я отбил и раны ей заживлял. Ревел, помню, ужасно… Ну вот кто, кроме блаженного, так сможет?

— Не знаю, — честно ответила я. От истории с кошкой хотелось плакать. — Хороший человек сможет?

— Потом решили, что я все-таки ведьмак, — усмехнулся Лука. — А ведьмак и хороший человек это две большие разницы, как говорят в Хавтавааре.

Какое-то время мы молчали. Было видно, что воспоминание затронуло Луку сильнее, чем он ожидал. Я отправила кексы в духовку и спросила:

— А это может быть безумец? Как считаешь?

— О, да! — усмехнулся Лука. — Она выступила против Саброры, это сразу видно, что это месть. А раз так, то да. Никем другим она быть не может.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 5

Саброра действительно пришел меня встретить — вошел в зал, опустился за свободный столик, сняв шляпу, и я заметила, что он выглядит усталым. Лука, который уже собирался снимать кассу, предложил:

— Может быть, кофе?

Саброра посмотрел на него тем взглядом, за которым обычно следует предложение предъявить документы — пока еще предложение, а не приказ. Лука пожал плечами: нет, так нет. Витрина для десертов была пуста; когда я переоделась и вышла в зал, то Саброра поинтересовался:

— Смотрю, дела идут неплохо?

— Дела идут отлично, — я протянула ему коробку с ананасным тортом и на всякий случай постучала по столу, чтобы не сглазить. — Завтра будет манговый чизкейк, Марун привез просто потрясающие фрукты.

Девушки Марнахена обожали чизкейк — легкий, свежий, почти без вреда для фигуры. Да и готовить его было не то что бы сложно. К нам сегодня пришел вихрастый долговязый паренек по имени Сандро — Лука нанял его официантом, и я смела надеяться, что нам с ним станет легче с таким-то наплывом клиентов. Одним словом, дела ладились, и если бы не ведьма, то все было бы чудесно.

— Знаете, мой поставщик фруктов предположил, что такое колдовство свойственно детской магии, — сказала я, когда мы вышли на улицу. Саброра скептически посмотрел на меня. Хмыкнул.

— Твой поставщик это Марун ибн-Анвари, зарегистрированный ведьмак? — уточнил он и, когда я кивнула, презрительно процедил: — Ни один ребенок не создаст такого заклинания. Тут даже не все взрослые справятся.

— Да, мы тоже так подумали, — поддержала я. — Энцо, а это может быть душевнобольной? У сумасшедших есть своя магия?

Какое-то время мы шли молча. Сумерки, подсвеченные далеким золотом уходящего солнца, казались мягкими и уютными. Обычный летний вечер — люди гуляют по улицам приморского городка, где-то вдалеке играет оркестр, и я подумала, что вчера Саброра привел меня посмотреть на танцующих золотых рыбок не просто так.

Он теперь видел во мне человека. Возможно, не понимал этого до конца — но видел. И я приносила ему десерты потому, что Саброра давно перестал быть для меня пугалом в окошке.

Мы оба были людьми. Пусть очень разными, пусть наша природа делала нас врагами — но мы оба шли к тому, чтобы искать сходства, а не различия. Возможно, за это надо было сказать спасибо ведьме, которая запечатала мою магию.

— Ряд ученых считает, что магия это и есть безумие, — ответил Саброра. Сейчас, в сумерках, с коробкой с тортом в руке, он выглядел не инквизитором, а обычным курортником, который весь год откладывал деньги, чтобы отдохнуть у теплого моря. — А психиатры по всему миру замечали, что их пациенты, которые не были ни ведьмами, ни инквизиторами, способны на некое искажение мира. Знаешь, как говорят: если работаешь с безумцами, то невольно нахватаешься их безумия.

— Никогда не встречалась с психиатрами, — призналась я. Саброра устало усмехнулся краем рта.

— Мой отец был уважаемым психиатром. Энрике Леонардо Саброра, доктор медицины. У него была своя клиника. Сейчас там другой директор, но она работает.

Чувство, которое шевельнулось у меня в груди, было похоже на дальний отблеск понимания. Мне казалось, что я стою, протянув руку, и истина приплясывает над моей ладонью, словно золотая рыбка. Вспомнился портрет, повернутый лицом к стене, и я спросила:

— Он не пытался лечить вас перед тем, как проклял?

Саброра остановился, и я прикусила язык, вспомнив, как он приказывал не задавать лишних вопросов. Сейчас он смотрел так, словно собирался надавать пощечин или надеть коробку с тортом мне на голову. В его глазах дымилась такая ярость, что я невольно сделала шаг назад. А за яростью плыла боль — настолько сильная, что мой страх сменился жалостью.