Комсомолец 2 (СИ) - Федин Андрей. Страница 24

— Я же говорил, — сказал Могильный.

— Спокойно, — произнёс Слава.

Аверин выпятил нижнюю челюсть, распрямил спину. Поправил шапку, стряхнул с пальто подтаявшие снежинки. Решительно шагнул к усатому — словно маршировал по плацу. На простого студента он сейчас не походил — больше на солдата (всё же строевая подготовка позволяла визуально отличать военных людей от гражданских, даже когда первые маскировались под вторых). Вячеслав состроил грозную мину, смерил работника ресторана строгим взглядом (явно копировал мимику какого-то из своих бывших командиров). Постучал пальцем по красной повязке на своём рукаве.

— Народная дружина, — сказал он. — Поступил сигнал. Пришли с проверкой.

Замолчал, будто полагал, что выдал работнику ресторана даже больше информации, чем следовало. Прижал руку к пояснице — в том месте, где под пальто могла скрываться кобура. Прожигал взглядом переносицу украшенного чёрной бабочкой мужчины.

— Какой сигнал? — спросил усатый. — У нас всё нормально. Мы никого не вызывали.

Говорил он вежливо, но уверенно.

— Сигнал поступил не от вас, — заявил Слава. — Нужно проверить. Не задерживайте.

Раньше не замечал у Аверина актёрских способностей — но сейчас даже в моих глазах Славка выглядел настоящим представителем закона «при исполнении». Я невольно подумал, что горный инженер из старосты получится средний. А вот в Комитете государственной безопасности он быстро бы пошёл расти в чинах.

— Что проверить? — уже не столь уверенно спросил усатый.

Аверин вынул из кармана удостоверение. Но не показал его работнику ресторана — постучал корочкой по своей ладони. Словно раздумывал: дать «халдею» по морде, или достать наган.

— Нужно, — сказал он.

Работник ресторана нахмурился…

И вдруг задержался взглядом за мой рукав.

— Втроём? — спросил он.

Аверин проследил направление его взгляда.

— Коллеги, подождите меня на улице, — сказал нам Слава. — Я один проверю. Если сигнал подтвердится — вызывайте милицейский наряд. С собаками!

Усатый приподнял брови.

— С какими собаками? — спросил он.

На Пашкином лице отразился похожий вопрос, но Могильный промолчал.

Я с интересом наблюдал за отголосками внутренней борьбы должностных инструкций и гражданского долга, что отражались на лице работника ресторана. Испуга в глазах усатого не увидел. Тот не чувствовал себя в чем-либо виноватым. Но он пытался сообразить, за чем мог не уследить.

— Один заходит и проверяет… сигнал, — произнёс, наконец, мужчина. — Остальные ждут снаружи.

— Я отмечу в отчёте ваше желание сотрудничать, — дежурно пообещал Аверин.

Усатый кивнул, посторонился.

Слава прошёл мимо него в зал — походкой грозного блюстителя порядка.

Мы с Могильным повернулись к веселью спиной и вышли на холод.

— Куда пошёл Слава? — спросил я.

Игра парней в таинственность меня нервировала.

— Скоро узнаешь, — сказал Могильный.

Мы с Пашей отошли от двери ресторана на два десятка метров. Остановились на краю созданного фонарём островка света. Скрипели снегом — пританцовывали на холоде. Стряхивали с одежды снежинки, тёплым дыханием отогревали свои озябшие пальцы. Заснеженная улица навевала нам воспоминания. Мне вспоминалось моё житьё в Череповце и два года, проведённые в Костомукше (вот где снега зимой всегда было много). О чем размышлял Павел, я мог только догадываться (о женщинах, конечно же — от каких других мыслей на лице молодого парня могла появиться вот такая мечтательная улыбка?).

Дважды у нас пытались «стрельнуть» папироску (даже ночью около ресторана прохаживались люди) — не подозрительные личности, а вполне приличные на вид советские граждане. То и дело к ресторану подъезжали автомобили с «шашечками» — увозили-привозили клиентов. На наших глазах в «Заречье» ввалилась шумная компания. Мы с Могильным переглянулись, усмехнулись — предвкушали, как опоздавших на начало веселья мужчин и женщин выставят на холод. Но те не вернулась на мороз, как я ожидал. Из-за чего я заподозрил наличие в ресторане некоего «фейсконтроля». Или же вход туда сегодня был платным — неофициально.

Паша посматривал на часы. Со стороны казалось, что он явился на свидание: одетый в костюм, румяный, с мечтательной улыбкой на лице. Для полного соответствия образу ему недоставало лишь букета цветов. Но в декабре с цветами дела в Зареченске обстояли, мягко говоря, «не очень». Пашка утверждал, что можно было «достать» гвоздики, но цены на них, как он говорил, «кусались». Сам он цветы зимой Фролович не дарил — предпочитал «ставить гирьки на чаши её весов» при помощи конфет и билетов в кино. «Двадцать минут у нас точно есть», — вспомнил я произнесённые им недавно слова, поинтересовался у Могильного, чего мы ждём.

— Славу, кого же ещё, — ответил Пашка.

— А зачем он пошёл в ресторан?

— На разведку.

— А…

— Без трёх минут уже, — перебил меня Могильный. — Что-то он задерживается. Небось, музыку там слушает. Или с дамочками выплясывает. Видел, какие там уже все… весёлые?

Паша покачал головой.

— Нет, сегодня точно не мой день, — сказал он. — Только напрасно французскую туалетную воду перевёл. А там каждая капля знаешь, сколько стоит? На те деньги можно было бы флакон обычного одеколона купить!

— Думал, нас в ресторане дожидаются Фролович и Пимочкина, — признался я. — Решил, что вы меня сюда выманили, чтобы «проводить старый год».

Могильный ухмыльнулся.

— Ну, ты даёшь, Сашок! — сказал он. — Ты цены-то в «Заречье» видел? С нашей стипендией там делать нечего. Её хватит только на один вечер в ресторане, а это получится лишь одна гирька — не выгодно.

Ударил ладонью меня по плечу.

— Потом весь месяц придётся Ольге стихи читать или вместе с ней звёздами любоваться. Никаких походов в кино, никаких молочных коктейлей. «Заречье» в нашем случае — не вариант.

Паша моргнул — сбросил с ресниц снежинки.

— Я летом жениться собираюсь, — заявил он. — Поэтому пока обойдусь без ресторанов. Если только сам туда загляну. В этом случае можно и экономить: скромно посидеть, музыку послушать…

Он мечтательно закатил глаза.

— И никто при этом не подумает, что ты жмот. Кроме официантов, разумеется. Но их мысли меня не волнуют. Без моих денег не обеднеют. Они за смену знаешь, сколько зарабатывают? Почти нашу месячную стипуху! Я тут…

Могильный собирался было поделиться со мной не иначе как своими подсчётами заработков зареченских официантов (я давно заметил, что Паша имел представление, сколько денег получали представители самых разных профессий: то была одна из любимых его тем для разговоров). Он махнул рукой — указал на надпись «Заречье». Но вдруг отвлёкся. Потому что из ресторана вышел Слава Аверин. Староста замер, отыскал нас взглядом. Потом поправил шапку и шарф, торопливо зашагал в нашу сторону. Фонарь заставил заблестеть мех на его шапке, осветил Славкино раскрасневшееся лицо.

Аверин подошёл к нам, улыбнулся.

— Всё нормально, — сказал он. — Расплачивается.

— Так время уже! — заявил Паша. — Полночь! Он раньше не задерживался.

Староста развёл руками.

— Ты видел, сколько там сегодня народу? — спросил он. — До официантов не докричаться.

Паша покачал головой.

— Никто не хочет работать, — пробормотал он.

Сунул руки в карманы, втянул голову — спрятал под шарфом подбородок.

— Кого мы ждём? — спросил я.

— Сейчас узнаешь, — сказал Могильный.

Ногой сбил верхушку ближайшего сугроба.

— Увидишь, — пообещал Слава.

Он повернулся: стал в пол-оборота к входу в ресторан — в то самое мгновение, когда дверь «Заречья» снова приоткрылась. На улицу из помещения вывалили полупрозрачные клубы то ли пара, то ли табачного дыма; шагнул через порог невысокий мужчина в коротком пальто и норковой шапке. Слава и Паша при виде него переглянулись. Могильный ухмыльнулся. Мужчина постоял около входа, озираясь по сторонам (взглянул он и на небо, будто собирался отыскать там путеводную звезду). Скользнул по нам равнодушным взглядом, поправил воротник и чинно зашагал мимо тёмных витрин магазинов.