Льды возвращаются - Казанцев Александр Петрович. Страница 18

Апельсин упал шагах в десяти. Она подбежала к нему, подняла и бросила мне. Я хотел поймать его на лету, но промахнулся. Апельсин покатился под гору, я едва догнал его.

Черт возьми! Он был прострелен...

– Теперь слушайте, Рой. Я попробовала этой жвачки – жизни на ферме... Но я предназначена для другого. Может быть, лучше было бы положить апельсин вам на голову и выстрелить чуть ниже цели. По крайней мере, мне не нужно было бы сейчас мучиться...

– Конечно, я безоружен, мисс гангстер...

– Я не шучу. Мне больно. Я позвала вас проститься со мной.

– Разве мы не едем утром вместе?

– Нет. Вы проводите меня сейчас до железнодорожной станции. Я уже посмотрела расписание. Проводите... навсегда...

Я не хотел верить ушам. Я не знал, что она умеет плакать.

Эллен не позволила будить стариков. Мы ушли на станцию, крадучись, пешком, без автомобиля.

Я все никак не мог привыкнуть к ее причудам и уверял себя, что все обойдется. Ведь мы уже прощались в Нью-Йорке...

На перроне заштатного полустанка, где на каждого пассажира смотрят, открыв рот, мы стояли, тесно прижавшись друг к другу, и молчали, у меня вдруг горько защемило сердце, захотелось своей фермы, жены с прелестной мальчишеской фигуркой, дедовского кресла... Я отогнал от себя глупые видения. Что ж, мы снова увидимся в Нью-Йорке?.. Я так и сказал ей.

– Вы ничего не поняли, милый Рой. Мы никогда больше не увидимся. Мне стало не по себе.

– Нет, нет... не потому... – добавила она быстро. – Вы милый, родной... Но так надо... Это уже не зависит от меня... Какое страшное слово «никогда».

С грохотом подошел поезд и тотчас двинулся. Эллен уже со мной не было. Я ощущал только вкус поцелуя на губах и легкий ее аромат...

Я побежал вслед за поездом, остановился у стрелки и заплакал.

...Все это произошло чуть ли не год назад, а я и сейчас, перечитывая свой дневник, помню тот день, будто наше прощание было только вчера».

Глава четвертая

Тяжела мертвая зыбь. Мистеру Джорджу Никсону казалось, что нет никакой волны, но исполинские морщины океана незаметно и неумолимо вздымали на себя и судно, и даже весь мир земной...

Этот мир земной воплощался для мистера Джорджа Никсона в зыбкой палубе предоставленного ему полицейского катера, который он злобно проклинал вместе с почтительными полицейскими чинами и обиженной супругой в бриллиантах, но с припухшими глазами.

Что женщина понимает в бизнесе!

Мистер Джордж Никсон страдал морской болезнью, не выносил мертвой зыби и женских слез. Его детское лицо с обозначившимися подглазными мешками позеленело, как морская трава. Невысокий, но сбитый, крепкий, вцепившись сильными пальцами в холодный прут реллингов, он откинулся на вытянутые руки, сохраняя достоинство. Его маленькие сверлящие глаза исступленно смотрели назад, на взбитую винтом пенную полосу за кормой, на далекий горизонт, из-за которого словно прямо из воды, как в дни нового всемирного потопа, поднимались четкие башни небоскребов.

Что понимает женщина в политике!

Статуя Свободы, сторожившая с холодным камнем факела в руке выход из порта, исчезла первой вместе с тюремным замком у ее ног...

Небоскребы выше. Они остались. И это символично! Мистер Джордж Никсон разглядывал зубцы на горизонте, припоминая названия зданий.

Да, в новом «всемирном потопе коммунизма», как ноевы ковчеги наглого предпринимательства, видны еще над поверхностью и Импейер-билдинг – этот столп американского просперити, и Эдисон-билдинг – символ высоты американской техники, и Рокфеллер-центр – скала мира частной инициативы. Надо шепнуть парням, чтобы использовали эти мысли в своих статьях. Выше всех поднимается, сверкая на солнце, как горный пик слоновой кости, пластмассовый шпиль Рипплайн-билдинга, который на семнадцать этажей выше самого высокого здания в мире.

Рипплайн! Это надо понимать! Если вновь избранный губернатор задумал отметить свое избрание как торжество деловой семьи и силы доллара, если он решил сделать это в открытом море и прислал вместо геликоптера, которого боялась миссис Амелия Никсон, полицейский катер, то приходится все терпеть. Ральф Рипплайн не только учтив, но способен выписать личный чек на девятнадцать миллионов долларов, когда находит нужным спасти какую-нибудь фирму, уничтожить слабеющего конкурента или создать новый газетный трест вроде «Ньюс энд нъюс»...

Отец Ральфа, старый Джон Рипплайн был скуп, сварлив и недалек, но разве не прав был он, борясь против строительства трансконтинентального плавающего тоннеля? Мир памяти пароходного короля! Политика и жизнь – цепь ошибок. Арктический мост через Северный полюс между СССР и США был не только построен, но и стал, конечно, мостом между коммунизмом и американским миром, чего и боялся старик Рипплайн, скупой и тощий рыцарь старого порядка. Его сыну, молодому красавцу Ральфу, политику и бизнесмену дальнего прицела, человеку жадному, веселому и жестокому, возможно, еще придется закрыть движение поездов в плавающем тоннеле... в этом символическом «мосте дружбы»...

Мистер Ральф Рипплайн запросто позвонил сегодня утром по радиотелефону в редакцию главной газеты Джорджа Никсона. Там поднялся переполох, но газетчики – парни вышколенные, не подали и виду, что поняли, кто звонит боссу. Мистер Джордж Никсон одной рукой торопливо натягивал пиджак, а другой ухватился за снятую трубку:

– Хэлло, Мэлли! Двадцать две минуты на вечерний туалет и косметическую магию. Прием на яхте Рипплайна! О'кэй! Губернатор галантен, как учитель танцев, и требователен, как старофильмовый шериф. Придется пачкать палубу вонючей полицейской посудины. Что? Почему прием в море? Да чтобы отгородиться от репортеров океаном. Дырка в жилете! Один из них все же будет. И пусть теперь конкуренты из «Нью-Йорк таймс» жуют мои подошвы, им придется утирать свои гриппозные носы нашими сенсационными полосами! Хэлло, детка! Блеск в глазах и на шее, можно и в ушах и, конечно, на пальчиках. Пятьдесят строк отчета только об этом. Я выезжаю.

Мистер Джордж Никсон предусмотрительно не взял свой знаменитый, известный всему Нью-Йорку, комфортабельный автомобиль с телефоном, телевизором и коктейльным баром, а заехал за миссис Амелией Никсон в потрепанной автомашине метранпажа.

Кто поймет женщин! В конце концов, она могла бы быть более довольной и не так уж бесцеремонно пилить супруга, воспользовавшись отсутствием шофера.

– Джордж, мне не нравится яхта в открытом море и совещание без репортеров, – сразу напала она. – Здесь пахнет радиоактивным дымом. Это Африка.

– Вы носите брильянты, найденные в Африке, моя дорогая, об этом пишут газеты. А я делаю бизнес. На холоде, если хотите, дорогая.

– Джордж, вы не впутаетесь в это липкое дело, не примете никаких предложений.

– Не изображайте, милая, что вы глотнули уксуса вместо коктейля. Было время, когда вы сами устраивали деловые свидания для своего супруга.

– Для Кандербля? – ужаснулась миссис Амелия Никсон. – Оставьте это чудовище! Я не желаю слышать его имени.

– Женщины меняются, как дела на бирже, – раздраженно брюзжал Джордж Никсон, решив вдруг вспомнить всех былых соперников. – Такой ли вы были, когда мы охаживали вас с моим кузеном Майклом?

– К сожалению, он не был тогда сенатором, – огрызнулась Амелия.

– Но и сенатор ныне не миновал тюрьмы.

– А я ныне не хочу больше авантюр, я жажду покоя! – воскликнула Амелия.

– Кто станет вас еще раз похищать? – покосился на нее Джордж Никсон. – У гангстеров тоже бизнес.

Мистер Никсон намекал на похищение Амелии в дни Рыжего процесса, когда ее жениха Майкла Никсона обвинили в ее убийстве, чтобы посадить на электрический стул. Как известно, он сбежал из тюремного двора на геликоптере. Амелия уже позже, освобожденная гангстерами и прославленная газетами, отказалась от жениха.

– Уж ваш бизнес, сэр, мне известен! – зашипела она. – Провал на Рыжем процессе, потом ринг с подозрительным нокаутом негра Брауна.