Мост дружбы - Казанцев Александр Петрович. Страница 69

Амелия ненавидела работу мужа. Она презирала теперь технику в тысячу раз больше, чем тогда, когда пыталась противостоять ей при помощи Лиги борьбы с цепями культуры. Сознание, что техника — ее соперница, бесило ее. Но с Гербертом надо было постоянно сдерживаться. Ах, какие разные бывают мужчины! Взять хотя бы отца, Герберта, наконец Майка…

Амелия неестественно засмеялась:

— Право, ты заставляешь меня думать, что у тебя в подводном доке живет какая-то сирена. О, если бы я ее знала!

Кандербль погрузился в бумаги. Амелия села на ручку его кресла и продолжала болтать:

— Неужели ты не можешь меня брать с собой? Под водой, наверное, ужасно интересно! Верь мне, я умею разбираться в делах.

Кандербль раздраженно отодвинул от себя бумаги.

— Женщина никогда не сможет понять технику! — резко сказал он, вставая.

Вошел инженер Мейс, секретарь Кандербля. Он мрачно посмотрел на Амелию и голосом, в котором чувствовалось подражание патрону, доложил:

— Сэр, только что с пассажирским басом прибыл инженер из Москвы. Я думаю, что вам следует его принять.

— Инженер из Москвы? — оживился Кандербль. — Просите сюда этого русского инженера… Моя дорогая, — обратился он холодно к жене, — я должен поговорить с этим инженером наедине. Вероятно, есть что-нибудь от мистера Стэппена Корнеива. Это очень важно для меня. За Эндрью Корнейвом трудно угнаться.

Амелия капризно пожала плечами и, резко встав, вышла из кабинета. Но, оказавшись в соседней комнате, она с отвращением выбросила толстую сигару и прикрыла за собой дверь, оставив небольшую щелку. Прильнув к ней глазом, Амелия увидела, как в кабинет Кандербля вошла закутанная в доху фигура. Секретарь помог снять тяжелую меховую одежду.

— Я очень рад, сэр, что вы приехали в Туннель-Сити. Если я правильно понял телеграмму мистера Корнейва, вы прибыли изучить опыт нашего строительства и получить от нас техническую помощь.

— Нет, сэр, — раздался звонкий девичий голос.

Амелия вздрогнула. Она видела, что ее муж низко наклонился над изящной фигуркой. Меховое одеяние, делавшее вошедшую огромной, лежало теперь на стуле.

— Я командирована для оказания вам технической помощи.

— Мне? Технической помощи?

— Я приехала по поводу ракетных якорей.

— Якорей? — удивленно повторил Кандербль. — Но по этому вопросу мы ожидали самого мистера Седых. Нам даже сообщили, что инженер Седых уже выехал.

— О нет, если вы имели в виду моего отца, то он тут ни при чем. А инженер Анна Седых — это я, — отрекомендовалась приехавшая.

«Женщина!» — воскликнула мысленно Амелия, и ее отполированные ноготочки врезались в ладони.

Часть третья. ПОДВОДНАЯ СТРОЙКА

Следующий шаг человечества -

в глубину морей.

Глава первая. НОВЫЙ ГОД

Накануне Нового года в подводный док к Андрею Корневу приехал Сурен Авакян. Он привез с собой большой пакет и многозначительно подмигнул:

— Приехал с докладом о строительстве береговых атомных станций. А пока Новый год встречать будем. Понимаешь?

Собрались в «квартире» Андрея — в просторной каюте, представляющей собой правильный цилиндр, покрытый теплоизоляционным слоем и тисненой кожей.

Сурен объявил себя тамадой и теперь проявлял кипучую деятельность: хватался за бутылки, открывал консервы, настраивал приемник на Москву.

Андрей встречал гостей. В числе других были Денис Денисюк и самый молодой из присутствующих — Коля Смирнов, любимец Андрея, электросварщик, применивший свой новый метод сварки и зачисленный в штат туннельного комбайна «сменным оператором».

Дверь открылась, и появилась полная блондинка с быстрыми веселыми глазами и задорным носиком.

— Я не опоздала? — спросила она. — Какой сейчас год?

— Женщина! Настоящая подводная женщина! — Сурен застыл с бутылкой шампанского в руке.

— Конечно, женщина! И притом старая знакомая, — улыбнулся Андрей. — Помнишь, Сурен, корабельный госпиталь, где я лежал?

— Постой, постой, подожди… Ва! Корабельный врач!

— Нет! Нет! Теперь уже не корабельный, а врач подводного дока Елена Антоновна. — И женщина дружески протянула Сурену руку.

Но Сурена ждал новый сюрприз. Вошла еще одна женщина. Заметив, как она робко жмется к стенке, Сурен сразу же устремился к ней.

— Почему прячешься? Первой не хочешь быть? — И он потащил упирающуюся девушку на середину.

— Что ты, что ты? — загремел сзади Денис. — Как это наша Нина не хочет быть первой! Она у нас все время первой была, пока вот этот вот… — и Денис показал глазами на Колю Смирнова.

— А? Соперники? — радостно закричал Сурен. — Это ты, что ли, ее победил?

— Да вот третий день держусь, — скромно сказал Коля.

— Только третий день? Ну, ты не тужи… еще дня два продержишься… Нина, поди сюда. Расскажи, почему отстала?

— Не пойду! — мотнула головой Нина и отошла.

— Ну, не ходи! — засмеялся Сурен. — Но вот что, состязатели. Вы про Америку слышали? Док у них не в шестьсот метров, а в полмили. Они по туннелю не на поездах, а на автомобилях шпарят. Они к Северному полюсу скорее нашего приехать могут. Понимаешь? Вот это состязание! Так что, пожалуйста, больше ссорьтесь. Злее будете!

— Не поддадимся! — засмеялся Коля. — Насчет автомобилей американцы, может быть, и горазды, а вот насчет электросварки… Как вы думаете, Нина?

Нина тоже засмеялась.

— Тише вы там! — пробурчал Денисюк, сидевший у радиоприемника. — В Москве Красную площадь включили.

Все смолкли и невольно встали, глядя на приемник, подтянутые, серьезные. Только Коля и Нина смотрели друг на друга смеющимися глазами.

Слышался шум автомобилей, проезжавших мимо Спасской башни. И оттого, что шорох шин раздавался здесь, в цилиндрической комнате, на глубине, ста метров подо льдом, каждый из присутствующих чувствовал себя особенно торжественно. И бесконечно знакомый мелодичный звон не казался сейчас обыденностью, хотя каждый слышал его сотни раз. Мерные удары — дон… дон… дон… — как-то связывали воедино этих людей со всей страной.

Последний удар — и грянул гимн.

— Одна тысяча четыреста двадцать километров до Северного полюса! — крикнул Сурен. — В наступающем году вы пройдете половину этого пути, а мы закончим строительство атомных станций.

— Ура!

Сдержанность у всех присутствующих исчезла. Послышался смех, громкий разговор. Неожиданно Сурен потребовал тишины:

— Тост говорить буду! Настоящий кавказский тост!

— А ну, давай, давай! — прогудел Денис, откидываясь на спинку стула и ласково усмехаясь.

Сурен оглядел всех озорными глазами и начал:

— Жил-был царь. Невзлюбил он одного князя и решил сделать ему самое большое горе. Позвал он своего палача и велел зарезать у князя жену. — Сурен с шутливой свирепостью взглянул на свою соседку. (Елена Антоновна, не зная, куда он клонит, смущенно улыбалась.) — Выполнил палач приказ, вернулся к царю, а тот его спрашивает: «Ну как, заплакал князь?» — «Нет, не заплакал», — отвечает палач. И велел тогда царь зарезать всех малых детей князя. Вернулся палач веселый, руки потирает, а царь его опять спрашивает: «Ну как, заплакал князь?» — «Нет, не заплакал!» — отвечает палач. Удивился царь и велел зарезать отца и мать ненавистного князя. Вернулся палач, кинжалом в серебряных ножнах играет. — Сурен повертел перед собой столовым ножом. — А царь спрашивает: «Ну как, заплакал князь?» — «Нет, не заплакал!» — отвечает палач. Рассердился царь и крепко задумался. А потом приказал палачу: «Пойди зарежь самого любимого друга у князя». Пошел палач, выполнил приказ и вернулся к царю. «Ну как, заплакал князь?» — спрашивает царь. «Заплакал, горько заплакал, — отвечает палач. — Так заплакал, что я не выдержал и тоже с ним плакать стал». Сильно удивился царь и велел позвать к себе князя. Предстал перед ним князь, голову потупил. И спросил его царь: «Скажи мне, князь, почему, когда твою жену мой палач зарезал, ты не заплакал? Почему, когда отца и мать твоих мой палач зарезал, ты не заплакал? И еще скажи, почему ты безутешно плачешь теперь, когда твоего друга зарезали?» И ответил князь: «Человек второй раз жениться может и детей будет иметь — потому я не заплакал; отец и мать старые были, сами умирать собирались — потому я не заплакал. — Вздохнул князь тяжело. — А вот второго друга, настоящего, хорошего друга, не скоро найдешь — потому и плачу…» — Сурен оглядел притихших людей. — Так выпьем же за дружбу, потому что нет ничего ценней!