Мост дружбы - Казанцев Александр Петрович. Страница 78

— Бросьте, дядя Бен! К тому времени, когда вы поймете, за ваши акции не дадут ни цента.

— Но куда же девались мои деньги? Я их заработал за станком.

— Хе, старина! Они переходят в карманы того, кто купил вчера туннельные дешевле, а сегодня продал дороже. Это куда лучше, чем работать у станка.

Рядом кричали:

— Туннельные, стальные! Они опять поднялись! Кто-то играет на повышение и скупает акции на огромную сумму.

— Дайте мне туннельных, мистер брокер!

Дядя Бен все еще стоял и думал. Как может уступить он свое право владеть хотя бы несколькими винтиками атлантических гигантов за бесценок! Ведь он когда-то отдал за это право собственности свои сорокалетние сбережения.

Наконец он собрался с духом и опять обратился к маклеру:

— Сэр, очень прошу вас…

— Что? Судоходные? — отмахнулся маклер. — Едва ли кто купит…

— Смотрите, смотрите! Огромная сделка!

Биржевой телеграф отметил новое понижение курса судоходных акций.

Дядю Бена толкали, ругали, отпускали по его поводу самые нелестные замечания, а он стоял посредине зала и держал в руках ничтожную сумму, которую получил взамен своих сорокалетних сбережений.

Ограбили! Это было ясно для него. Но кто ограбил и как, этого он понять не мог.

Вспотевшие люди с блуждающими глазами, куда-то спешившие, хрипло переругивавшиеся с брокерами, сновали мимо него, неизменно задевая его огромную тушу.

Кто же ограбил? Куда делись его деньги? Что смотрит правительство? Как может существовать легально такой несомненный грабеж? Ведь у него были деньги, а теперь нет. В то же время он ничего не сделал плохого. Корабли же, владельцем которых он гордо себя считал, продолжают плавать. В чем же дело?

У дяди Бена в руке тоненькая пачка долларов. У низенького соседа с усиками топорщатся карманы. Он только что продал акции железнодорожной компании Бильта. Теперь он покупает туннельные. Каким же образом деньги Бена перешли в карман этого пронырливого биржевика? Ведь он не запускал своих рук в кошелек старого мистера Смита! Где же полиция? Где?..

Бен вышел на улицу и понуро побрел по мокрому тротуару.

Биржевой телетайп, хотя и запаздывал на двадцать три минуты, все же разносил по всему миру известия о небывалой пляске акций.

Мистер Медж, прислушиваясь к ровному постукиванию телетайпа, следил за появляющимися строчками.

Еще три пункта… еще два… Прекрасно! Они летят вниз, как нераскрывшийся парашют.

Мистер Медж никого не принимал в этот день, но тем не менее, видимо, был очень занят. Пиджак висел на плечиках позади кресла, жилетка его была расстегнута, а пополневший, ставший более рыхлым мистер Медж непрестанно вскакивал и бегал в волнении по кабинету. То и дело он срывал телефонную трубку и отдавал какие-то распоряжения, называя акции и стоимость. Потом надевал на голову наушники и слушал на короткой волне передачу своего специального агента, посланного с передающей установкой в зал биржи.

Ах, как запаздывает биржевой телетайп. На разнице показаний в двадцать три минуты можно потерять или составить миллионное состояние.

Кто-то постучал в дверь. Мистер Медж поспешно спрятал наушники, прикрыл бумагами телетайп и, недовольный, тяжеловатой походкой подошел к двери.

— В чем дело? Хэлло! Я же просил никого…

Дверь открылась. Мистер Медж посторонился.

— Хэллоу, дэди! — воскликнула Амелия, подставляя щечку для поцелуя.

Мистер Медж подошел к столу, а его дочь стала бегать по кабинету, как разъяренная пантера. Сквозь стиснутые зубы она выбрасывала короткие, отрывистые фразы:

— Да, дэди, я здесь… Самолетом. Как я его ненавижу! Я разорвала бы ее собственными руками! Я делала все, чтобы привлечь его к себе, а она… она… Я старалась быть заметной, дэди! — уже плачущим голосом продолжала Амелия. — Я делала все в течение всей моей жизни, чтобы быть заметной… Я ненавижу все эти приемы… Хочу, чтобы он просто любил меня! Я пробовала быть всякой… Дэди, я несчастна!

Амелия упала в кресло и зарыдала. Плечи ее вздрагивали. Чтобы глаза не покраснели, она не вытирала слез, катившихся по ее нарумяненным щекам.

Мистер Медж подошел к дочери и, гладя ее волосы, спросил:

— Бэби, в чем дело? Что-нибудь с Гербертом?

Амелия вскочила, отбросив руку отца:

— Я его ненавижу! Я его всегда ненавидела… Какая-то русская женщина занимает его значительно больше, чем я. А она совсем ничего собою не представляет. Грубая, неизящная, глаза выцветшие, фи! Я бы не взглянула. А Герберта я ненавижу! О, как я хотела бы ему отомстить! Чтобы он страдал, мучился. Я готова уничтожить то, к чему он так привязан… Пусть ему станет больно! Пусть!

Мистер Медж улыбнулся:

— О, бэби, я очень рад… Мне хотелось предупредить вас о некоторых действиях… действиях… — мистер Медж замялся, — которые я предпринял.

Мистер Медж наклонился к дочери и стал ей что-то рассказывать.

Амелия вскочила и большими, испуганными глазами, которые сразу высохли, смотрела на возбужденного мистера Меджа, размахивавшего пухлыми руками.

Биржевой телетайп продолжал сообщать о прыгающем курсе акций. Туннельные продолжали неизменно подниматься, судоходные катились в пропасть.

Мистер Ричард Элуэлл нервно расхаживал между столом и зеркалом, наблюдая за лентой телетайпа. Несомненно, он разорялся. Акции Атлантической компании тащили за собой и акции его заводов.

Что делать? Что делать?.. Неделю назад он вынужден был закрыть четыре завода. Два еще работали, но сегодняшние биржевые операции — они окончательно разоряют Элуэлла. В следующую субботу ему уже нечем будет выплатить рабочим их заработок. Что делать? Заказов нет. Старые аннулированы из-за неустойчивой деловой обстановки.

Проклятый туннель!

Арктический мост победил его на политическом поприще и теперь уничтожает на деловом. Кто этот авантюрист Медж, которому улыбнулось счастье на выборах, который теперь, играя из-за угла, сбрасывает вниз судоходные и его, элуэлловские, акции? О, мистер Элуэлл прекрасно понимает, что все это только ловкая игра Меджа! Он искусственно раздувает успехи строительства. Вероятно, туннелю нужно привлечь новые капиталы. И вот серия статей в газетах — и тысячи дураков и любителей легкой наживы спешат отдать свои деньги мистеру Меджу для его туннеля взамен выпущенных Меджем бумажек, которые тот назвал акциями. А завтра эти бумажки будут перепродаваться, и кое-кто наживет на этом огромные деньги. Судоходные же и судостроительные акции ничего теперь не стоят, и он, Ричард Элуэлл, инженер, политик и предприниматель, разорен.

Тщетно искал Ричард Элуэлл выхода. Ему нужна была финансовая поддержка. Но кто, кто мог оказать ее? Джон Рипплайн? Но он и сам потерял добрую половину своих миллионов.

Вошел слуга, которому мистер Элуэлл уже третий месяц не платил жалованья.

— Сэр, мистер Кент просит принять его.

Мистер Элуэлл оживился. Кент? Его бывший импресарио, работавший когда-то у него на жалованье в пятьсот долларов в неделю…

Мистер Кент вошел, как всегда, развязной походкой, жизнерадостный и энергичный. По его лицу нельзя было определить ни его возраста, ни настроения. Это было добродушное и довольное лицо делового американца.

— Хэлло, мистер Элуэлл!

— Хэлло, мистер Кент!

Кент бесцеремонно уселся на край стола и протянул руку к коробке с сигарами. Откусив кончик и выплюнув его на ковер, он начал:

— У меня к вам дело, мистер Элуэлл. Не правда ли, ведь вы не являетесь владельцем своих заводов?

Мистер Элуэлл покраснел.

— Откуда вам это известно, сэр? — выпрямился он, гордо откинув назад голову.

— Деб, сэр. Мне сообщил об этом новый владелец вашего бывшего завода.

Мистер Элуэлл опустился в кресло:

— Кто же? Кто?

— Это лицо, сэр, кроме вашего завода, приобрело также и огромное большинство акций Атлантической судоходной компании.

— Джон Рипплайн? — воскликнул Ричард Элуэлл.

— О нет, сэр, — усмехнулся Кент. — Мистер Рипплайн не в лучшем положении, чем вы, сэр.