Земля после (СИ) - Симоненко Юрий. Страница 53

— Это земная форма вежливости, — улыбнулся правитель. — Положение обязывает меня показывать хорошие манеры… Тем более в присутствии дамы… — Он слегка кивнул головой в сторону Ивилиты.

— У вас хорошо получается, — с улыбкой ответила ему аивлянка.

— Отвечая на ваш вопрос, — произнёс Эвааль, — скажу, что я родился двенадцать с половиной тысячелетий назад.

Слова Эвааля произвели на землян впечатление.

Помолчав какое-то время, Иеремия спросил:

— Это не шутка?

— Нет, Джей, — ответил Эвааль. — Это не шутка. Что же касается возраста, то у аивлян это понятие не тождественно давности рождения.

— Не понимаю…

— Давайте я объясню вам, — сказала тогда Ивилита.

— Прошу вас, Ив… — Иеремия был рад слушать аивлянку.

— Как уже сказал Эвааль, возраст и время рождения у нас — не одно и то же.

— Но, если я родился тридцать девять лет назад, то мне, стало быть, тридцать девять, а не пятьдесят…

— Это логично. Для землян. Для аивлян же, уже много тысячелетий это не так.

Иеремия и Харрис, молча, уставились на женщину. В их лицах читалось непонимание.

— Вот смотрите, — продолжала она. — Наш корабль обнаружила Землю спустя четыре тысячи восемьсот девяносто девять лет после начала экспедиции… Эвааль сказал, что был рождён двенадцать с половиной тысяч лет тому назад… Это укладывается формально в рамки чисел, так как пять тысяч меньше двенадцати. Но взять в пример меня и Альреса… Мне семьсот девятнадцать лет, а Альресу — шестьсот тридцать семь…

— Вы весьма хороши для ровесницы Жанны д’Арк, Ив, — заметил Харрис.

— Спасибо, генерал! — Ивилита снова улыбнулась. — Думаю, я даже постарше вашей Жанны… — уклончиво ответила она. — Говоря о возрасте, у нас принято учитывать лишь прожитое в базовой реальности время.

— Хм… а разве есть какие-то другие? не базовые реальности? — спросил правитель.

— Есть многочисленные симуляции, виртуальные реальности, время в которых воспринимается по-разному. Проведённое в таких реальностях время называется субъективным временем. Человек, младший по базовому возрасту, субъективно может оказаться намного старше того, кто провёл мало времени или вовсе не бывал в симуляции.

— Кажется, я начинаю понимать… — медленно произнёс Иеремия.

— Это ещё не всё. Кроме симуляций есть и ещё кое-что… Нечто, что можно назвать машиной времени…

Последние слова аивлянки заставили землянина вздрогнуть. Иеремия был готов поверить даже в путешествия сквозь время, если о них ему сказала бы эта удивительная женщина. Он, как и всякий, кто читал книги, мечтал в своё время о таких путешествиях. Будучи ещё ребёнком, он читал знаменитый роман англичанина, родившегося в позапрошлом веке и смотрел замечательную кинотрилогию 1985—1990 годов. После было прочтено множество книг, просмотрено множество фильмов, пройдено множество видеоигр, но «Машина времени» и «Назад в будущее» всегда оставались в числе его любимых произведений.

— Значит и это возможно… — медленно произнёс он.

— Ах, нет! — всплеснула руками Ивилита. — Не в том смысле, какой в это выражение вкладывали ваши фантасты… Путешествия во времени остаются фантастикой для нас, как и для вас. Я хотела сказать, что это как-бы индивидуальная машина времени. Мы называем это архивацией. Это когда путешественник во времени прекращает существование на время. Это фактическая смерть. Но смерть обратимая.

— Потрясающе! — воскликнул генерал. — И как, не страшно?

— Вовсе нет! — ответила аивлянка. — Ты просто засыпаешь в одном веке, и просыпаешься в другом, не отправляясь меж тем в виртуальные миры. Это очень здорово. Мы с Альресом — как раз такие путешественники во времени, — она снова улыбнулась. — Мы находились в архивации почти пять тысячелетий, и вот, мне всё ещё семьсот девятнадцать, а Альресу — шестьсот тридцать семь.

— Думаю, тут надо уточнить… — снова заговорил молчаливый Альрес. — Ив имеет в виду стандартные аивлянские годы. — Он перевёл взгляд с Харриса на Иеремию. — На Аиви сутки примерно равны земным, планета получает столько же солнечного света, как и Земля… оттого и жизнь на наших планетах развилась в похожие во многом формы… Не только мы с вами, но и, как уже сказала моя супруга, многие животные и растения наших миров похожи. Но, в нашем году семьсот десять дней…

— Значит, все названные цифры можно смело умножать на два? — уточнил Иеремия.

— Да, если вам не нужна стопроцентная точность, — ответил Альрес.

— Значит, вам, — правитель обратился к Эваалю, — должно быть, по меньшей мере, двадцать пять тысяч наших, земных лет?

— Вовсе нет, — ответил тот. — Мне немногим более четырёх тысяч наших, аивлянских… Если быть точным, четыре тысячи четыреста одиннадцать.

— Девять тысяч земных.

— Что-то около того.

— Значит… de facto вы бессмертны.

— Если говорить строго, то — нет. Сама Вселенная не вечна. Она имеет начало и будет иметь конец… Но, что касается жизни… Технически, мы можем жить пока существует базовая реальность и связанная с ней… изнанка… или подпространство, как писали ваши фантасты… через которую наши корабли обходят открытое землянином Эйнштейном ограничение скорости…

— Среди аивлян есть такие, — добавила Ивилита, — кого мы называем долгожителями. К их числу относятся те, кто застали Эпоху корпораций и последовавшую за ней Революцию. Их не так много… Я имею в виду живущих в базовой реальности или в симуляциях… Большинство из них архивированы…

— Путешествуют во времени? — без тени сарказма уточнил Иеремия.

— Да. Они возвращаются в реальность тогда, когда в нашем мире происходят значительные изменения… или, когда реальность начинает нуждаться в них.

Иеремия размышлял.

Всё услышанное тем вечером от пришельцев — об их странном похожем на Землю мире, где год равен двум земным, об их анархическом обществе, о виртуальных мирах-симуляциях и путешествиях сквозь время — звучало как научная фантастика, которой Иеремия немало увлекался в юности.

В кабинете стояла тишина. Было слышно, как гудел кондиционер. Гости сидели в молчании, видимо ожидая, когда заговорит он, Король Полиса — всего лишь человек, на плечах которого лежало бремя ответственности за жизни почти пяти миллионов человек, его подданных.

Тишина не была «неловкой», какая повисает в момент, когда собеседники вдруг обнаруживают, что им больше нечего сказать друг другу. Тишина была другая — во время которой думают.

Родившийся уже после войны, Иеремия рос в мире «сталкеров» и радиоактивных пустошей, в котором вместо мутантов были просто больные, несчастные люди, а вместо зомби и вампиров — люди-каннибалы. Но одно в его мире точно совпадало с жанром так называемой постапокалиптики: его мир был полон двуногих хищников, грабителей, убийц, насильников, подлых проходимцев. Это очень роднило реальность окружающую с реальностью вымышленной, созданной писателями, киносценаристами, разработчиками компьютерных игр, которые были доступны принцу Джею. И потому он возненавидел постапокалиптику. Терпеть её не мог. Он любил классическую прозу и научную фантастику, — первая показывала ему мир прошлого, пусть и не лишённого множества недостатков, пусть порой и несправедливого, жестокого, но и оптимистичного, населённого героями, вызывавшими у него уважение; вторая же делала попытки описать мир будущего, мир, в котором Джею хотелось оказаться. Принц Джей хотел жить в том мире, хотел бежать в него, а вокруг царила треклятая сталкерщина! И вот перед ним были те, кого он отчаялся встретить при жизни (впрочем, и после жизни он не надеялся никого встретить — Иеремия был атеистом). Эти люди казались ему богами! И их стремление помочь земному человечеству было — Иеремия в этом не сомневался — бескорыстным. Ибо что могут желать боги от простых смертных? Поклонения? Но поклонения жаждали боги, придуманные глупыми смертными, а эти боги — сами создали себя.

Тишину нарушил генерал Харрис: