Полярная мечта - Казанцев Александр Петрович. Страница 51

Ноющая боль — Виктор вообще не переносил боли — не давала ему покоя. Не желая больше обращаться к насмешливому доктору, Виктор решил сам найти в аптечке болеутоляющее лекарство.

Первое, на что он наткнулся, открыв шкаф аптечки, была бутылка спирта.

«Спирт… не то! Впрочем… впрочем, это вполне болеутоляющее. Нечем закусить?..» — И Виктор похлопал себя по карманам, словно хотел что-то найти…

Вместо стакана Виктор достал пробирку, налил в нее спирта и поставил вместе с бутылкой на стол.

Руку он все время баюкал, как малого ребенка.

«В самом деле, может быть, поможет?» — решился Виктор и залпом выпил всю пробирку.

Дух захватило у него, из глаз полились слезы. Он сидел с открытым ртом, забыв про больную руку. Однако это длилось лишь мгновение. Когда ощущение ожога в горле прошло, снова появилась боль в руке. Виктор злобно налил себе вторую пробирку и залпом выпил и ее.

Все это время репродуктор был выключен. Виктор тупо смотрел на телефонный аппарат, который приглушенно трещал.

«Сейчас, сейчас». Машинально кладя на стол трубку, Виктор думал о своем: «Появится или не появится снова боль?»

«Утихла, проклятая! — отметил про себя Виктор. — Сейчас мы ее добьем! А в медицинском мире возьмем патент… да, да… патент на новый способ утоления боли… Что она мигает? Что она надо мной насмехается? — ловил ускользающую мысль Виктор, глядя на сигнальную лампочку аппарата. — Может быть, я смертельно ранен! А никому нет до этого дела!..»

Виктор возмущенно махнул рукой и опрокинул бутылку. Остатки жидкости разлились по столу небольшой лужицей. Виктор уронил голову на руки. В затуманенном сознании усмехалась лампочка. Виктор шаловливо подмигнул ей в ответ.

Трубка назойливо трещала. Если бы Виктор мог соображать, если бы прижал ее к уху, он услышал бы размеренный голос Федора:

— Передайте Карцеву. Туман затянул все вокруг. Только что в нем обнаружены близкие ледяные поля. Целесообразно прекратить работу и поднять кессон. Почему не отвечаете?

В арктической природе перемены происходят с поразительной быстротой. Виктор, как никто другой, знал это, но он уже не слышал предупреждений. Шуршание в трубке прекратилось. Виктор подпер рукой голову, но глаза закрыл.

«А что, если близка смерть?» — горестно думал он.

Снова что-то затрещало в трубке.

«Черт возьми! Не дают покоя!» — со злобой подумал Виктор, хотел встать, но задел больную руку и повалился снова на стул, махая рукой и охая.

— Последние минуты, — слышался в трубке голос Федора. — Преступное легкомыслие. Приказываю от имени начальника немедленно подняться.

«Подняться?» До слуха Виктора дошло это последнее слово, но он отнес его не к кессону, а к себе.

— Пожалуйста! Могу подняться, если вам так хочется, — заплетающимся языком произнес он вслух.

Он еле стоял на ногах, держась больной рукой, не замечая этого, за край стола.

«Что они там бормочут? Ничего не слышно! А почему не слышно? Потому, что репродуктор не включен. Захочу и включу!» — глубокомысленно рассуждал Виктор, стараясь удержать равновесие. Он еле дотянулся — опять больной рукой

— до рычажка и включил репродуктор. Блаженная и глупая улыбка расползлась по его мясистому лицу.

«…какое принято решение? — гремел репродуктор. — Доложите немедленно, какое принято решение товарищем Карцевым? Ждать больше невозможно. Льды надвигаются».

До сих пор Виктор только слышал, что сильное потрясение может протрезвить человека. Сейчас он проверил это на себе, хотя в тот момент даже и не подумал об этом. С холодной четкостью его затуманенное сознание вдруг восприняло страшный смысл услышанных слов.

— Пов-повторите сообщение… — лепетал он в микрофон. — Я не мог его передать… по болезни…

Федор четко повторил то, что напрасно говорил уже несколько раз. Льды вынырнули из тумана. Первые льдины уже проходят над кессоном. Нужно подняться.

— На Алексея Карцева и на вас лично ложится ответственность за прерванную связь, — жестко закончил Федор.

— Я не мог, я не мог… честное слово, — сбиваясь, заговорил Витяка. Им владел теперь страх действительно надвигающейся гибели. Все недавние преувеличенные страдания были позабыты. — Я же терял сознание!

— Не теряйте по крайней мере времени! — повелительно крикнул Федор. Виктор никогда не слышал, чтобы он повышал голос. — Передайте предупре…

Голос в репродукторе прервался. Тщетно щелкал Виктор рычажками. Ни в репродукторе, ни в телефонной трубке не было слышно характерного фона.

В ужасе Виктор опустился на диван. «Связь прервана! Проклятые инженеры! До сих пор не могли изобрести способ подводной радиосвязи!» — еще успел он возмутиться.

Хмель слетел с Виктора бесследно, исчезла и боль в руке. Им владел теперь живой страх. Ему хотелось куда-то бежать, кричать, рвать на себе одежду. Он в отчаянии откинулся на спинку дивана. Через верхнее окно виднелась не зеленая, как минуту назад, а черная, словно нефть, вода. В прояснившемся сознании тяжелым молотом стучали мысли:

«Значит, льды уже над кессоном. Теперь не подняться! Неужели смерть? Он, Витяка, он, геолог Омулев, который подавал такие надежды, не будет существовать!.. Через несколько часов он будет лежать на этом диване, судорожно глотая воздух, раздирая рубашку на груди, задыхаясь… Это невозможно! Почему именно он должен умереть?! Как он раньше не подумал, что в кессоне опасно? Можно было и не спускаться!»

Снова, как пьяный, встал он с дивана. Ноги подгибались. Лоб покрылся испариной. Пот стекал на веки глаз.

Виктор поплелся к лестнице, чтобы рассказать всем о грозящей гибели. Все его существо протестовало. Он готов был кричать. Шум работающих в такую минуту механизмов казался ему кощунством.

Глава десятая. ВО ЛЬДАХ

Льды надвигались на гидромонитор. Ветер пригнал их из-под полюса, матерые, старые, лютые, видавшие виды льды, с рубцами и морщинами торосов, следами ледовых боев. Холодная ледяная броня, равнодушная к любым ударам стали, тупо надвигалась на корабли.

Федор Терехов приказал кораблям-холодильникам и транспортным пароходам отходить на юг. Одновременно он дал приказ шести ледоколам из других групп прийти на помощь гидромонитору.

Гидромонитор уже отнесло от места, где лежал на дне кессон. Предстояло прорваться к северу, но действовать надо было только вместе с остальными ледоколами. Такие льды не под силу даже гидромонитору.

Ходов прилетел на вертолете. Начальник строительства был взбешен «поступком» Алексея. Щеки его провалились больше обычного, под кожей ходили желваки. Сойдя на палубу, он скомандовал подбежавшему радисту:

— Телевизор… связь с Москвой, с Волковым, немедленно!

— Невозможно, Василий Васильевич.

Ходов взглянул на небо:

— Так ведь есть луна для отражения ваших ультракоротких волн.

— У нас она видна, а в Москве еще не взошла.

— О, черт!.. Тогда прямой разговор. Неужели не догадались сами установить связь?

— Я и хотел вам доложить, Василий Васильевич, товарищ Волков у микрофона. Ждет вас.

— Так чего же вы молчали?

Он прошел в радиорубку.

— Поля страшные, товарищ Волков, — сразу сказал он в микрофон. — Допускаю, что ледоколам не выдержать такого боя. Люди — на дне…

— Понимаю, — спокойным голосом ответил Николай Николаевич.

— Примем все меры, товарищ Волков, но… — Хорошо. Все ясно. Бейтесь со льдами. Я поговорю сейчас с физиками.

— Я понял вас, но считаю долгом напомнить: здесь мелко, около двадцати метров… Слой воды может не предохранить кессон.

— Думал и об этом. Принимайте меры. Я сообщу вам, что мы предпримем со своей стороны, однако надейтесь только на себя.

Ледокол содрогнулся. Ходов ухватился рукой за край стола. Палуба под ним стала покатой, накренилась от носа к корме. Снаружи через переборки донеслось шипение, словно пар вырвался из предохранительного клапана.

— Что там у вас? — спросил Волков.

— Началось, — коротко ответил Ходов.