Клоун. История одной любви (СИ) - Монакова Юлия. Страница 35

— П-прости меня, — выпалил он с ходу, даже не восстановив сбившееся после стремительного бега дыхание. — Ну прости. Я дурак. П-правда не подумал, что это для тебя значит… Ну, не нравится тебе воздушная г-гимнастика — и хрен бы с ней.

Динка покачала головой, глядя на него с искренним изумлением.

— Да при чем тут воздушная гимнастика?! Я об этом вообще не думаю. Ты совсем, что ли, ничего не понимаешь? Я боюсь за тебя и за твою жизнь, Макар. Мне… очень страшно тебя потерять, — ее губы задрожали.

Он прижал Динку к себе так крепко, что чуть не сломал ей ребра.

— Ты меня не п-потеряешь, слышишь? — заражаясь ее отчаянием, шептал он жарко и исступленно, в промежутках между этими лихорадочными заверениями беспорядочно целуя ее в мокрые соленые щеки. — Никогда не п-потеряешь. Обещаю!

Разумеется, когда он вернулся в цирк, Сони уже и след простыл.

Зато у двери служебного входа стояла мать — сложив руки на груди, она наблюдала за его приближением, и, судя по выражению ее лица, Макара не ждало ничего хорошего.

— Ты спятил? — резко спросила она, когда он подошел достаточно близко. — Что это за шоу ты сейчас устроил?

— К-какое шоу? — непонимающе переспросил Макар; мысленно он все еще был с Динкой и медленно и нежно, словно смакуя, сцеловывал слезинки с любимого лица.

— Да вот это вот все, — она брезгливо кивнула в его сторону. — Сорвался бежать в одном трико, зимой… Свалиться с температурой хочешь? Марш внутрь! И сейчас же выпей горячего чаю в буфете.

— Ой, да ладно тебе, мам, — отмахнулся он. — К-какая там зима… одно название. П-плюс пять.

— Макар, — она повысила голос, — мне не нравится твое поведение в последнее время. Честно говоря, оно меня… настораживает.

Он открыл дверь и посторонился, пропуская мать вперед, а затем вошел следом.

— Что именно т-тебя настораживает? — спросил Макар.

— То, что ты изменился… стал совсем другим после того, как связался с этой девочкой, — поколебавшись, негромко выговорила она. — Как там ее?.. Дина, что ли?

— Т-ты прекрасно помнишь, как ее зовут, — холодно отозвался Макар. — Не надо, п-пожалуйста, притворяться, что это настолько неважная и ненужная для тебя информация.

— Вот видишь! — тут же начала заводиться мать. — Ты же воспринимаешь в штыки любые мои попытки поговорить о твоем увлечении.

— Не любые, — возразил он, — а т-только уничижительные. Это не просто «увлечение». А ты на Динку смотришь сверху вниз и п-постоянно пытаешься убедить меня в том, что она меня недостойна…

— Ох, Макар… — она бессильно сжала виски пальцами, — если бы я только могла объяснить тебе, чего именно я боюсь…

— Так п-попробуй? Словами через рот, — предложил он.

— Хорошо, — она с шумом выдохнула. — Меня пугает, что эта девочка стала играть слишком большую роль в твоей жизни. Я боюсь, что она оказывает на тебя… не очень хорошее влияние.

— Полагаешь, Д-динка может приучить меня курить, б-бухать и ширяться? — уточнил Макар.

— Ну почему сразу… да что ты начинаешь-то! — нервно воскликнула мать, но, быстро оглядевшись по сторонам, тут же снова понизила голос. — Ты же специально доводишь любую мою мысль до абсурда. Я совсем другое имела в виду!

— Что именно? — мрачно уточнил он.

— Мне кажется… кажется, что ты готов пойти ради нее на многое. Даже на то, о чем еще месяц назад не мог бы подумать даже в шутку.

— Например?

— Не знаю, Макар, — раздраженно отозвалась она, — я боюсь даже произносить это вслух, мне не по себе… Ну, допустим, если она скажет тебе уйти из цирка — ты уйдешь?

Макар некоторое время молчал.

— Зависит от того, — наконец выговорил он медленно и раздельно, — что именно б-будет стоять за этой ее просьбой. Если п-причина будет уважительная и серьезная… да, уйду, — он прямо взглянул матери в лицо.

— Ну вот! — она всплеснула руками. — Этого я и боялась! Ты же до знакомства с этой самой… Диной даже помыслить не мог о подобном! Ведь цирк — вся твоя жизнь, вся наша с тобой жизнь, неужели ты сам этого не понимаешь?! Неужели все это вмиг стало для тебя настолько незначительным?

— Не стало, — покачал головой Макар. — П-просто у меня появились другие п-приоритеты.

— И какие же это приоритеты, позволь полюбопытствовать? — язвительно осведомилась мать. — Постельные? Я все понимаю — гормоны, возраст, темперамент, но… нельзя же настолько отключать мозги!

— Не надо, — коротко бросил Макар.

— Что не надо? — не поняла она.

— Не своди все к банальной п-постели. У меня это намного… серьезнее.

— Господи, — мать подняла глаза к потолку, — только не говори мне, что ты собираешься на ней жениться!

Макар пожал плечами:

— В п-перспективе — возможно.

— Я же и говорю — спятил, — прошептала она, обессиленно качая головой. — Это твоя Дина, что ли, поставила тебе условие? Понять бы еще, чем она тебя так зацепила, — добавила мать с неприкрытым раздражением.

— Никаких условий она мне не ставила, — отрезал Макар.

— Да уж будь уверен: поставит! Она же… человек совершенно не нашего круга. Ей никогда не понять жизнь и страсть цирковых артистов, ей все это чуждо. Я видела, с каким «интересом» эта девица наблюдала за твоей тренировкой, — подпустила она шпильку.

— Она п-просто за меня испугалась. На это-то она хоть имеет п-право? Или волнение за жизнь любимого человека ты т-тоже поставишь ей в вину?

— Да что тут волноваться! Отработанные до автоматизма трюки, ты — профессионал… А вот эти показательные драмы на публику: ах, я так боюсь, ах, мне дурно, ах, Макарчик, больше никогда… — пропищала мать, явно пародируя Динкин голос, и это было обиднее всего.

— Между прочим, — тихо заметил Макар, — п-папа тоже был профессионалом и все номера у него были отработаны д-до автоматизма.

Мать тут же замолчала, лишь сделала судорожный вдох.

— Я не понимаю, почему ты вечно д-делаешь вид, что п-произошедшее с папой… — от волнения он даже не сразу смог выстроить фразу, — что это редчайший случай, один на миллион. Мы же с т-тобой прекрасно понимаем, что это не так. Мы знаем, сколько артистов калечится и п-погибает в цирке. У нас опасная профессия, т-ты не можешь этого отрицать. Из нее можно уйти т-только… ногами вперед, — выговорил он. — Сама же знаешь п-поговорку: из цирка не уходят — а уносят.

— О боже, замолчи, — она в суеверном ужасе округлила глаза. — Не смей даже думать об этом!

— Поэтому, — продолжал Макар, с трудом подбирая слова, — если вдруг встанет вопрос о выборе м-между душевным спокойствием любимой девушки и воздушной г-гимнастикой… мое решение будет очевидным.

Глаза матери тут же налились слезами.

— Да не паникуй ты, — он неловко попытался ее успокоить. — Динка мне пока т-таких условий не ставила.

— Вот именно, — горько кивнула мать, — пока… А что, если потом ей потребуется от тебя что-то большее? Что, если она, к примеру, велит выбирать между мной — и ею? Кого ты предпочтешь? Тоже ее? — голос дрогнул.

— Ой, мам, сбавь п-пафос, — Макар поморщился, — ты прямо королева д-драмы. Зачем ты строишь из Динки чудовище? С чего ей вдруг ставить мне такие условия?

Мать многозначительно вздохнула, как бы демонстрируя всем своим видом, что Макар слишком наивен и еще хлебнет по полной от своей обожаемой Динки. Но в этот момент они как раз дошли до буфета, в котором, как всегда, толклись артисты, так что тяжелый разговор пришлось прекратить.

Вся жизнь Макара делилась теперь на две важнейшие составляющие: утренние встречи с Динкой в школе, счастливые минуты вместе, украдкой переплетенные под столом пальцы, торопливые поцелуи и жаркие объятия в укромных закоулках — и послеобеденные тренировки в цирке, отработка трюков до автоматизма, совместные изнуряющие репетиции с Яночкой. Он практически перестал обращать внимание на все остальное. Не зацикливался на том, что ест и когда спит, как учится, что носит — все эти действия выполнялись им на автопилоте.