Последний министр 4 (СИ) - Гуров Валерий Александрович. Страница 24

— Не смогут ответ дать или не успеют, значит больно им эти переговоры нужны были. Кто ж шлёт не уполномоченных делегатов на встречу? — заметил военный министр Беляев, поддерживая Протопопова.

— Ну я же вам вот только что объяснил, как по дипломатической практике происходит! — возмутился Покровский. — Все не так, как вы, господа, представляете. Куда сложнее!

— Не так, и ладно, а кто сказал, что...

Спор снова продолжился и ещё некоторое время не утихал.

Александр Дмитриевич на пустой трёп делегатов если и отвлекался, то постольку поскольку. Слушал в пол уха и мельком. А зачем? Собственно, все итак понимали зачем едут в Брест-Литовск и что будут там оппонентам говорить. Изначально. Да, Протопопов, конечно, чутка импровизации добавил, но это и хорошо. Немца из зоны комфорта действенно выбило.

В остальном — все эти нынешние разговоры были по большей части для того, чтобы скрасить время в ожидании ответа противника на выдвинутый ультиматум.

Однако Покровскому он все же решил кое-чего отдельно объяснить.

— Вы, Николай Николаевич выдыхайте, немцев наше требование выбило из седла, — терпеливо начал он. — Мне вам надо напоминать, что в Германии всерьёз считают, что наш Государь Николай примет любые условия?

— Ну, тут уж, извольте, — развёл руками Протопопов. — Именно к этому царь вёл последние месяцы.

— И полагаю, что вы догадываетесь, что от русской делегации ожидали, что она едет за тем, чтобы подписать мир на условиях Германии?

— Догадываюсь, милостивый государь. И тут опа, и выяснилось, что не тут то было. Ультиматум, — скормил рожу Покровский.

— А раз догадываетесь, то вспомните и о наличии глубинных противоречий по вопросу возможного мира с Российской Империей?

— Вспомню.

— И о том, что высшие круги Германии и Австро-Венгрии испытывают острую личную ненависть к русскому Государю, стало быть поманите тоже?

Протопопов прекрасно знал, что это было одним из неофициальных пунктиков, который сводил возможность адекватного мирного исхода на нет — личностный фактор.

— От того, тем более забавно представить, что русский царь поставил немцев в положение, когда любый их шаг пойдёт на пользу русскому самодержцу?

— Как? — удивился Покровский.

Ну Александр Дмитриевич и рассказал своё виденье. Начнут немцы идти вслед за русскими, бросившими фронт — так растянут уже собственные войска на неприличные расстояния. Решат таки остаться на прежних занятых позициях — так будет провисать немалая армия без дела, что непозволительно ввиду имеющихся угроз. Выдвинутся на западный фронт, так это будет значить, что Российская Империя руками своего одного врага расправится со своим другим давним супостатом... ну или измотает его. А что если в Петрограде блефуют и ударят в спишу отходящим немецким частям и никто не собирается отказываться от первоначально озвученных намерений?

Кто же его на самом деле знает?

Поэтому, с какой стороны не заходи и не анализируй, немцы не имели более возможности тянуть с принятием решения. И ультиматум Протопопова был направлен именно на это, а заодно оказался крайне своевременно поставлен. Германию загнала в тупик новая позиция Государя Николая.

— Вы правда послали телеграммы в Рим и Софию? — восхищенно спросил русский министр иностранных дел.

Александр Дмитриевич снова улыбнулся на вопрос Покровского.

Правда.

Послал.

Италия имела готовность к сепаратному миру. Болгария тоже. Каждый на своих условиях разумеется.

— Так что пусть Германия опасается и берет во внимание, что в их спину может быть воткнут нож на фоне их попыток действовать на опережение, до вступления в войну США, — резюмировал Протопопов.

— М-да, что-то в этом определённо есть. Неудачное окончание войны грозит правящим домам центральных держав куда худшими последствиями, чем нашему царю, — задумчиво протянул Николай Николаевич, попивая свой остывший чай. — Я сразу не понял глубины вашего замысла, Александр Дмитриевич, а теперь вот понятно все сразу стало — вы нивелировали неприятие Германией нашего режима, дав немцам шанс самим спасти себя, как барон Мюнхгаузен, за волосы... ловко!

Покровский хмыкнул.

— Забираю свои слова обратно, — тотчас добавил он.

По итогу всего через пару часов немцы ответили.

Явились не запылись, что называется. Снова прибыла целая делегация. Уже в другом составе правда. У всех хмурые рожи, перекошенные, как из-под кирпича. Как будто их к русскому поезду под дулом автомата привели.

Кривятся, в глаза никто толком не смотрит, а смотрят по большей части в пол, носами как кокаиновые наркоманы шмыгают. А если случайно взгляды пересекутся — глаза сразу отводят. Как бы то ни было, бумажку эти скромняги принесли и вручили министру иностранных дел Покровскому, как формальному главе делегации от Российской империи.

Молча.

Следом, не дожидаясь, когда русские с содержанием бумажки ознакомятся — свинтили. И не понадобилось никаких долгих согласований, зондирований и прочей белиберды.

— Ну вот, а вы переживали, Николай Николаевич, что не ответят, что не успеют, — подмигнул Римский-Корсаков. — Ответили же!

— Ответили, то ответили, вот только что конкретно? — пробурчал в ответ министр иностранных дел, более смиренно, чем прежде, это после доводов министра внутренних дел. — Вы кашу, Александр Дмитриевич, заварили, вам и пробу с неё снимать. Будьте так добры.

Покровский вручил послание от немцев в руки Протопопову.

Министр внутренних дел взял документ охотно. И с предвкушением открыл, заскользив глазами по строкам.

Сначала прочитав немецкий ответ про себя, ну а затем вслух, когда остальные делегаты стали изнывать от любопытства.

— Ну что братцы, поздравляю!

Поднялись улюлюканье и шум.

Как несложно догадаться, немцы приняли предложение. И обратно русская делегация могла ехать со спокойной душей. Расчёт Александра Дмитриевича сработал на все сто...

Понятно, что в Германии все тысячу и один раз могли переиграть, изменить, но сейчас подобные условия, какие бы неприятные они не были для самих немцев, их более чем устраивали.

И это значило, что немец смирился и по сути расписывался под тем, что проливы перейдут Российской Империи. Под тем, что Германия отказывается от реализации задумки превратить Польшу в вассала Германии и Австро-Венгрии.

По крайней мере здесь и сейчас.

А нет ничего более постоянного, чем временное. Об этом Александр Дмитриевич помнил очень хорошо.

Глава 11

«Одна минута решает исход баталии; один час — успех кампании; один день — судьбу империи», Александр Васильевич Суворов.

Год 1917, январь 23, поздний вечер, на железнодорожном вокзале Петрограда, по возвращению из Брест-Литовска.

Если по пути в Брест-Литовск без задних ног дрых только Протопопов, то на обратном пути — дрыхли уже все остальные. Теперь только за исключением самого Протопопова. Выезд к немцам отнял немало энергии и господа делегаты решили использовать все свободное время на восстановление сил. Сил скорее больше морального плана, потому как за двое последних суток господа Римский-Корсаков, Голицын, Покровский и Беляев только и делали, что сидели ровно на пятых точках. Но знаете, подчас моральная усталость перерастает в усталость физическую, от которой буквально валишься с ног не хуже, чем после изнуряющих нагрузок в течение дня.

Вот здесь, пожалуй, наступил тот самый случай. Потому для делегатов сутки, проведённые в поезде, пролетели незаметно. Да и прежде, чем завалиться спать, они спешно приговорили бутылочку крепкого, опрокинув за воротник по сто граммов. Дабы лучше спалось и беспокойства меньше было.

Того же нельзя было сказать о Протопопове — Александр Дмитриевич, напротив, не спал, пить тоже откатался и все следующие ночь и день был занят тем, что готовил срочные телеграммы, не вылезая из-за стола. Требовалось незамедлительно выдать новые поручения и приказы. Их министр отправлял во время остановок на станциях.