«Точка бифуркации» (СИ) - Батыршин Борис. Страница 34
Серб снова взялся за ручку и с натугой провернул. Деревянный круг пришёл в движение, и статуя медленно поплыла по дуге, сближаясь со жгутом молний. Когда до соприкосновения осталось не больше полуметра, стало заметно, что чаша, которую таким образом намеревались совместить с разрядом, оказывается в стороне – немного, но достаточно существенно. Но дядю Юлю и его помощника это нисколько не смутило – они взялись за другие рукояти, до сих пор мною не замеченные, в недрах» подиума» что-то заскрипело, заскрежетало – и статуя стала неторопливо менять своё положение. Вот она чуть приподнялась, потом сместилась на полфута в сторону – и так пока невооружённым глазом не стало ясно, что следующий поворот главного рычага приведёт хрустальную чашу прямиком в энергетический жгут. Понял это и дядя Юля – он сделал знак сербу, который на секунду замер, держась за свою загогулину, а потом, закусив губу , сделал оборот.
Если честно, то я ожидал чего угодно – вспышки, взрыва, после которого острые хрустальные осколки чаши, не выдержавшие контакта с этим буйством энергии, разлетятся по каземату, поражая зрителей и участников действа подобно шрапнели. Но – ничего подобного не произошло; жгут молний упал на выпуклую сторону чаши и пропал в ней – вторая катушка Тесла немедленно погасла, треск разрядов стал тише. А вот статуя изменилась – вместо отражённых сполохов она как-то сразу, вдруг, наполнилась внутренним сиянием, в котором гасли даже бешеные отсветы энергетического жгута. Прошло ещё несколько секунд, и по всей статуе стали пробегать волны лилового света – он подножия до самой верхушки. Я, перестав дышать, принялся их считать – «третья… пятая.. седьмая…»
Когда я досчитал до девяти – всё вдруг закончилось. С громким хлопком погасла катушка, исчез, словно его не было вовсе, энергетический жгут, и помещение погрузилось в непроглядный мрак. Я поспешно стащил с глаз гогглы – не помогло, света не хватало даже на то, чтобы увидеть растопыренные перед глазами пальцы. «Ослеп?» - пронзила меня пугающая мысль, но тут рядом раздался щелчок, вспыхнул оранжевый крошечный огонёк – это Толик вытащил из кармана зажигалку. Его примеру последовали и другие; дядя Юля извлёк и-за ящиков с трансформаторами две керосиновые лампы и по очереди их зажёг. В неровном свете стали видны пустые решётчатые плафоны под низким сводчатым потолком, в которых несколько минут назад горели электрические лампочки. Под ногами хрустело стеклянное крошево – всё, кто осталось от этих нехитрых устройств, не выдержавших соседства с буйством электрической стихии. Зрители ошеломлённо переглядывались, Николу Тесла, так и не отпустивший свой рычаг тоже сдвинул на затылок защитный щиток и теперь то и дело облизывал запёкшиеся губы.
Дядя Юля отошёл от шкафа с рубильниками и сделал несколько шагов по направлению к статуе. Она по-прежнему стояла на своём круглом подиуме – волны фиолетового сияния ушли, пропали, словно из хрустальной фигуры в единое мгновение вытекла жизнь – и только тусклые оранжевые отсветы перемигивались на острых прозрачных гранях.
- Не получилось?.. шепнул кто-то справа от меня. Может, Николка? Дядя Юля не обратил на вопрос внимания – он порылся в кармане, извлёк маленький серебристый цилиндрик лазерной указки и направил его на чашу. Тонкий зелёный лучик упёрся в хрусталь – и по каземату прокатился изумлённый вздох.
Статуя ожила! Теперь она светилась мягким лилово-голубым светом, который наполнял её до краёв, вырисовывая все складки хламиды, все изгибы тонких многосуставных пальцев, подсвечивая несуществующее лицо в глубоком вырезе капюшона. А из чаши, из вогнутой её стороны, вырвался расходящийся пучок острых ослепительно белых лучей. Эти иглы прошли там, где в другой руке статуи полагалось быть дырчатой пластине-«тентуре», но не найдя её, упёрлись в каменную кладку дальней стены.
Дядя Юля щёлкнул указкой, и дивное видение погасло.
- Эксперимент удался. – сказал он. – У нас получилось «накачать» статую тетрадигитуса энергией, чему вы все только что стали свидетелями. Теперь следует провести некоторые подготовительные действия, кое-что уточнить – и можно приступать к следующему, решающему опыту. О дне его проведения мы сообщим дополнительно – а сейчас – прошу всех выйти на воздух, господа. Нам надо работать».
III
- Новости из Москвы, Евгений Петрович. – сказал Яша, расстёгивая на коленях портфель. Он видел, что шеф вымотан до крайности, и если в чём сейчас и нуждается – так это проспать те несколько часов, которые карета будет трястись от Шлиссельбурга до Питера. Увы, полученные из Первопрестольной сведения не терпели отлагательства, и когда Корф пригласилруководителя «особой сыскной службы» (а заодно, и внутренней контрразведки) Д.О.П.а в свой экипаж, отказавшись от места в гондоле дирижабля - Яшарешил использовать время поездки для доклада и обсуждения текущих проблем.
Весьма, надо заметить, тревожных.
На краткое изложение ушло минут десять – карета как раз миновала заставу, за которой начинался питерский тракт, раскисший, окаймлённый по обочинам грязными, оплывшими сугробами да чёрными скелетами деревьев, на которых хрипло орали стаи ворон.
- Значит, назревают беспорядки, причём на религиозной почве. – подвёл итог услышанному Корф. – Ах, как не вовремя, Яков Моисеевич… Ваши люди хоть смогли выяснить, кто возглавляет сие пакостное начинание?
Сообщение о готовящемся в Москве протестном шествии (оба собеседника старательно избегали слова «демонстрация») Яша получил накануне, из московского филиала своего сыскного бюро. Кое-какие сигналы мелькали и раньше, но подтверждений они не имели, а потому отправлялись в соответствующую папку на предмет изучения и анализа – когда-нибудь потом, когда дойдут руки. Но вчерашнее сообщение игнорировать было никак невозможно: руководитель московского филиала сообщал, что двадцать первого февраля, на второй день масленицы, совпадающий с церковным поминовением великомученика Фёдора Стратилата, должно состояться шествие с призывами ко всем православным выступить против творящихся близ Санкт-Петербурга адских дел. Некий монах явившийся из какого-то дальнего монастыря, с чьей проповеди должно было начаться «мероприятие», собирался объявить во всеуслышание, что в казематах Шлиссельбургского тюремного замка немецкие да еврейские учёные, давно уже свившие свои змеиные гнёзда в университетах, намереваются провертеть дыру до самой преисподней и выпустить оттуда бесов, от которых и произойдёт конец всему. Для чего в самом глубоком подвале возвели идола главного беса Бафомета, и ежедневно поливают его кровью мучеников, страдающих за народную правду узников этого страшного узилища – чтобы упомянутый идол набрался адской силы и ту дыру в земле и провертел, потому как человеческими руками сделать это никак невозможно. После того, как слушатели будут доведены до нужного градуса, проповедник кинет клич, возьмёт в руки хоругвь, и во главе толпы, к которой, как предполагается, присоединятся разогретые по случаю Масленицы неумеренным потреблением спиртного московские обыватели и всякий сброд с Хитровки, двинется на Моховую, к зданию Московского Университета – громить рассадник «жидов, немчуры и скубентов», от которых, как известно, и проистекает главный вред и погибель православному люду.
Московское жандармское управление, как градоначальник с полицмейстером, конечно, были предупреждены о готовящихся безобразиях и собирались принять жёсткие меры. Филеры шныряли по всей Москве выискивая упомянутого монаха и прочих зачинщиков беспорядков. Московский гарнизон приведен в состояние готовности, и чуть что – на улицы вместе с казаками выйдут и регулярные части, с которыми не очень-то забалуешь.
Пролистав ещё раз доклад, Корф покачал головой. Вид у него был встревоженный.
- В исполнительности генерал-майора Юрковского я не сомневаюсь. В марте восемьдесят восьмого он отлично показал себя при ликвидации вылазки террористов оттуда, – барон пошевелил пальцами в воздухе, что, вероятно, должно было означать «червоточину», через которую в Первопрестольную проникла банда вооружённых экстремистов из двадцать первого века, - Сейчас угроза иная – если я не ошибаюсь, «потомки» называют подобные вещи «эксцессами исполнителей».