Красная королева - Генри Кристина. Страница 7

Конечно же, первым делом Алиса решила проверить пекарню, где надеялась встретить дружелюбного пекаря, а заодно и плотно позавтракать. Они с Тесаком поднялись по ступенькам, заглянули в окошко и увидели выстроившиеся на полках ряды булок и кексов – но не заметили ни одной живой души. Тогда по молчаливому обоюдному согласию они попробовали открыть дверь – и та легко поддалась под рукой Алисы. Хоть Тесак и убрал топор, вид у него был взвинченный: он готов был, чуть что, броситься в бой.

– Эй? – позвала Алиса.

Ни малейшего шороха, никаких признаков того, что тут кто-то есть. Однако все продукты выглядели свежими, только-только испеченными, да и пахли соответственно. От голода у Алисы закружилась голова.

– Ау? – крикнула она снова.

В голове мелькнула странная мысль, что, возможно, жители этой деревни не говорят на ее языке и не понимают ее слов.

«Но на зов-то они все равно должны ответить, – подумала она. – Не станут же они прятаться под столом просто потому, что не поняли чье-то “эй”?»

Алиса и Тесак переглянулись; в глазах их читалась одна и та же мысль.

– Думаю, мы можем взять немного еды, если, конечно, заплатим за нее, – с надеждой сказала Алиса.

– У меня еще осталось немного золота тех работорговцев, – ответил Тесак.

Алиса уже заметила огромный кусок желтого торта, покрытый толстым слоем лавандовой глазури, и с губ ее сорвался тихий стон. Желтый торт и цветная глазурь. Все как она любит!

Лакомство оказалось у нее во рту прежде, чем она вообще поняла, что пересекла комнату. Невероятная сладость взорвалась на языке – влажная зернистость мякиша, густая, тающая маслянистость глазури. Кусок исчез в мгновение ока, а у Алисы закружилась голова от сладости и восторга. Она опустилась на пол, ожидая, когда приступ дурноты пройдет.

Довольно скоро она пришла в себя и посмотрела на Тесака, смущенная собственным поведением. Но ей не стоило беспокоиться, поскольку Тесак сидел на полу напротив нее, окруженный тем, что стащил с полок. Занятый набиванием рта, он вовсе не обращал на нее внимания.

Алиса медленно встала и выбрала две буханки хлеба, прихватив заодно немного бумаги. Одну буханку она завернула целиком, другую разломила пополам, отложив половинку на потом. Вторую половинку она съела – аккуратно, тщательно прожевывая, смакуя каждый кусочек.

За все то время, что Тесак и Алиса были в пекарне, никто так и не появился – ни владелец лавочки, ни какой-нибудь покупатель из деревни. Когда Тесак наконец насытился, они смели крошки («Улики», – подумала Алиса), оставили, не скупясь, пригоршню золота в уплату за съеденное, засунули еще кое-какие припасы в мешок Тесака и вышли из пекарни.

Снаружи, на площади, ничего не изменилось, там царили все те же тишина и неподвижность, хотя тишина теперь отчего-то стала уже не такой зловещей. Алиса решила, что на полный желудок все кругом кажется немного лучше.

Солнце стояло почти в зените, но маленькая деревенька оставалась прохладной и тенистой. Тесак с Алисой обошли площадь, заглядывая в каждый магазинчик, звали хоть кого-нибудь.

И всюду они обнаруживали одно и то же: разложенные товары, все свежие, чистые, не запыленные – и никаких людей. Как будто нынче утром жители деревни проснулись и тут же ушли, бросив все.

Учитывая состояние их одежды и скудость припасов, Алиса и Тесак сочли возможным уделить время сбору необходимого. Вдобавок к хлебу они прихватили сыр и фрукты, а еще заплечный мешок для Алисы, веревки и одеяла.

Алиса избавилась наконец от плохо сидевших на ней штанов, приобретя новую пару, а заодно и чистую рубашку, хотя на витрине красовались прелестные платья, совсем как в городском магазине. Она потрогала одно: из легкого хлопка, расписанного голубыми цветами.

– Тебе бы пошло, – заметил Тесак.

Алиса поспешно отдернула руку, залившись румянцем.

– Это непрактично, – сказала она. – В любом случае я слишком высокая, чтобы влезть в него, и я уже привыкла к штанам.

«Кроме того, в штанах куда легче бегать».

Она не забыла об опасностях, оставшихся позади, и помнила о тех, что еще могут поджидать их впереди.

Алиса аккуратно сложила старые брюки, скатала их и положила на дно мешка. В кармане брюк все еще была спрятана склянка с Бармаглотом, от которой она так и не избавилась.

Переодевшись в чистое, Алиса пожалела о том, что не искупалась тогда в реке вместе с Тесаком. Свежесть новой одежды, казалось, только подчеркивала целые грязевые отложения на ее коже.

Во всех пустых магазинах они оставляли монеты – столько, сколько считали справедливой платой за выбранные товары.

– В конце концов, – рассуждала Алиса, – что, если они просто отправились на праздник или что-то в этом роде? Что бы они почувствовали, вернувшись и обнаружив, что их обокрали?

– А что, если кто-то придет следом за нами и заберет и наше золото, и их товары? – возразил Тесак.

– По крайней мере, мы будем знать, что поступили правильно. Кроме того, кто может за нами прийти? Мы не видели ни одной живой души, пока брели по этой проклятой пустоши.

«Если не считать людей из Города», – подумала Алиса, но вслух ничего не сказала.

– Прийти в деревню можно не только через пустыню, – Тесак кивнул на горы. Но деньги он все же оставил – потому что так захотела Алиса.

Купив все, что нужно, Алиса с Тесаком вернулись к фонтану в центре городка. Тесак, задрав голову, поглядел в небо.

– Солнце садится. Мы можем переночевать здесь, вместо того чтобы рисковать, отправляясь в горы.

– Это ужасно – спать в чьем-то доме без приглашения, – сказала Алиса. – А что, если хозяин вернется и обнаружит тебя в своей кровати?

Она вспомнила сказку, которую рассказывала ей одна из гувернанток, – о маленькой девочке, которая вошла в чужой дом. Девочка посидела на трех стульях, поела каши из трех мисок и повалялась на трех кроватях. И за то, что она была слишком любопытна (а еще, по мнению Алисы, слишком груба), маленькую девочку съели три медведя, которые жили там. Она пересказала эту историю Тесаку, и он посмотрел на нее с любопытством:

– Ты боишься медведей?

– Ну, нет, – призналась Алиса. – Но мораль все та же. Вспомни, с какими чудовищами мы сталкивались после побега… кто знает, что за люди живут в этих домах? Мы можем уснуть, а, проснувшись, обнаружить безумца с занесенным над нами ножом.

– Я – безумец с ножом, – возразил Тесак. – Да и ты сама орудуешь клинком будь здоров.

Алису это замечание даже возмутило, поскольку она считала, что убивала только ради самозащиты или по необходимости. Она не такая, как Тесак, который, оставь его без присмотра, устроит кровавую баню просто забавы ради.

– Но мы можем переночевать и тут, на площади, если тебе так больше нравится, – предложил Тесак.

– Да, – кивнула Алиса. – Но сперва я хочу помыться.

Они вернулись к ручью. Тесак, не смущаясь, откровенно наблюдал, как Алиса раздевается. Она знала, что ей не следовало бы позволять ему это делать – это неприлично для незамужней девушки. Но он уже видел ее без одежды, обнимал ее, когда она стояла, обнаженная, в гостевой комнатенке Бесс. И хотя Тесак никогда не навязывал ей своего внимания, их связь была куда крепче близости любых мужа и жены. Такая близость возникает, когда вы убиваете друг за друга, уберегая другого от опасности.

Алиса вошла в чистый прохладный ручей и принялась соскребать с кожи и волос многодневные наслоения грязи и пота. Тесак не отводил от нее глаз. Потом она вылезла на берег, обтерлась кое-как ладонями, смахнув с тела капли, и натянула новую одежду.

Тесак остановил ее руки, потянувшиеся к пуговицам рубашки, и сам аккуратно застегнул их. Его пальцы легко касались ее влажной кожи. Когда он закончил, она обнаружила, что все это время не дышала. Потом он улыбнулся, повернулся и зашагал к деревне. Алиса последовала за ним, чувствуя себя не в своей тарелке и не вполне понимая почему.

Солнце уже скрылось за пустынным горизонтом. Они разложили одеяла рядом друг с другом, под деревенским фонтаном, и Алиса уютно устроилась под мышкой Тесака. Она была уверена, что не сможет заснуть, что странная атмосфера деревни лишит ее покоя. Но сытый желудок и чистая одежда сделали свое дело, а то, что земля была твердой, – так это куда лучше песка, имеющего скверную привычку проникать под одежду и вызывать при пробуждении дикий зуд.