Сорняк из райского сада - Иванова Татьяна Антоновна. Страница 41

— Где у вас нашатырь? — спросил у нее Касимов.

— В ванной, там аптечка, белая полочка у двери. — Сказала Мария, стуча зубами.

…..Лейтенант Свиридов позвонил Серафиме на мобильный, как было условленно.

— Алло! Серафима Алексеевна, это Свиридов.

— Ну, что? — нетерпеливо воскликнула Серафима, услышав его голос.

— Взяли с поличным! Пистолет лежал там, куда Вы указали.

— Слава богу! — с облегчением и одновременно с горечью, произнесла Серафима.

— Она не сказала, почему это сделала?

— Пока нет! Ее только что взяли под стражу. Завтра будет допрос, и я думаю, что мы узнаем о причинах убийства.

— Спасибо Вам, Егор.

— И Вам спасибо, Вы облегчили нам очередное раскрытие!

Серафима сложила мобильник и убрала его в сумочку.

— Ее взяли? — поинтересовался стоящий рядом с ней Серафим.

— Да! Нашли пистолет, представляешь! Она считала себя такой неуязвимой, что даже не удосужилась избавиться от него, и он все еще лежал на прежнем месте. Ну…. Там, где мне приснилось.

— Угу!

Серафима тяжело вздохнула.

— Ты довольна? — поинтересовался Серафим.

— На этом этапе, вполне. Но Машка!.. У меня все это просто не укладывается в голове!

— Ладно, куда мы теперь?

— Знаешь, я проголодалась. Может, поймаем такси и поедем к маме поужинать?

— Не поздновато ли?

— Думаю, нет! Она, наоборот, будет рада меня увидеть. И потом, мы ей все расскажем. Теперь уже можно!

…….Марию привели в камеру предварительного заключения, в которой уже находилась какая-то пожилая женщина.

— Бомжиха, или алкашка отпетая. — Непроизвольно отметила про себя Мария, взглянув на замызганную одежду и пропитое, опухшее лицо незнакомки, с подернутыми бледной паутинной поволокой, мутными, как слабо забеленный сгущенкой чай, глазами. Она опустилась на привинченную к полу скамейку, с противоположной стороны от сокамерницы. Однако, та, совершенно не взяв в расчет брезгливое пренебрежение хорошенькой молодой девушки, поднялась и подсела к ней.

— За что тебя? — поинтересовалась она, заглядывая в глаза своей новой соседке.

— Отстаньте, пожалуйста! — вежливо попросила ее Маша, и, почувствовав неприятный запах, исходящий от незнакомки, отодвинулась на край скамьи.

— Брезгуешь? Ну и черт с тобой! — обиделась женщина и отсела от нее на свое прежнее место.

— Слава богу, что она меня сразу поняла! — подумала Маша, и прислонившись к стене, устало прикрыла глаза.

Теперь, когда первое затянувшееся шоковое состояние стало понемногу отступать, в голове ее сам собой образовался вопрос. — Почему оперативники о ней узнали? Ведь она продумала все до мелочей, обеспечила себе стопроцентное алиби! Она в течение полугода, с того самого момента, как задумала преступление, методично пыталась пройти каждый свой шаг в предстоящей операции! Она знала, что ее молодость вполне естественно, может потянуть за собой достаточно много опрометчивых вещей, и потому подходила к делу очень серьезно. Ошибок быть не должно! — Говорила она себе, и всякий раз как в кино, представляла себя на месте следователя, ведущего дело об убийстве Голубева, причем опытного и дотошного, умеющего профессионально подойти к делу со всех сторон! А потому, в самую первую очередь, после высадки из машины, когда ей, якобы, нужно было зайти в магазин, она определила для этой роли крупный универсам, где покупатели самообслуживались, расхаживая с металлическими тележками или корзинками. В таком магазине люди, проходя через кассовый контроль, становились, практически незаметными для кассиров. Те, порою, даже не поднимали на них глаз, по той простой причине, что их мишенью, в которую следовало целиться, являлась не личность покупателя, а проплывающая перед ними по ленточному эскалатору, груда всевозможных товаров, которую необходимо было правильно обсчитать и выбить чек. Мария, при случае, всегда могла бы сказать следователю, что заходила именно в этот универсам. И сколько бы кассиров он ни опросил потом, никто из них не смог бы ее узнать, и это с учетом обстоятельств их работы, выглядело бы вполне закономерно! Чтобы обеспечить себе и дальнейшее алиби, Маша уговорила маму, при необходимости, сообщить следователю, что она пришла домой не в десять, а гораздо раньше.

— Зачем? — удивилась Галина Дмитриевна.

— Понимаешь, мам, — сказала Мария, — сейчас у всех нас проверяют алиби на момент убийства Голубева.

— Ну и что? — еще больше удивилась Галина Дмитриевна. — Ты же сама сказала мне, что была в офисе на фуршете!

— Да, я была там, но не все время! — сообщила Маша. — Дело в том… она театрально потупила глаза.

— Ну, говори, не лисничай! — велела ей Галина Дмитриевна.

— Мам! — Мария доверительно положила руку ей на плечо. — Ты же наверняка знаешь, что я встречаюсь с женатым человеком?

— Догадываюсь! — Галина Дмитриевна с укором посмотрела на дочь. — Машка, ты ведь у меня такая красавица, неужели тебе свободных ребят не хватает?!

— Ладно, мам, пилить меня будешь в следующий раз! Одним словом, после фуршета я уехала вместе с Голубевым на машине. По пути вышла, встретилась с любовником и была с ним где-то немногим больше часа. И ты прекрасно понимаешь, что следователю говорить об этом я не хочу по вполне естественным причинам.

— Понимаю!

— Ну, так вот! Если он поинтересуется, запомни на всякий случай, что я пришла домой примерно в восемь часов пятнадцать минут. Только говори это естественно. Сделай вид, что пытаешься припомнить и все такое!

— Ладно, разберусь! — пообещала Галина Дмитриевна.

Однако ничего из четко продуманного алиби ей не пригодилось. Следователь Свиридов этим даже не поинтересовался, удовлетворившись тем, что она вышла из машины Голубева первой на глазах Косовой Ирины Валерьевны.

Таким образом, они никак не могли записать ее в разряд подозреваемых, чтобы так дотошно акцентировать на ней свое внимание. Егор Свиридов, который допрашивал Машу раньше и в офисе и дома, в основном пытался узнать у нее о ком-то другом, и прежде всего, о самом Голубеве. О его отношениях с сослуживцами, с партнерами по бизнесу, с фирмачами — иностранцами, и даже о том, каким тоном он беседовал со своей женой, если им приходилось разговаривать по служебному телефону! И она, после таких разговоров была уверена, что под нее никто не копает! А тут, на тебе, пожалуйста! Что же произошло такого, что могло навести оперативников на мысль о ней, Маше Кружилиной?!

Егор сообщил, что ее узнала свидетельница по фотографии. Они, что же, показывали свидетелям фотографии всех служащих фирмы? — Не может быть, это полный абсурд! И потом, у нее никто из оперативников фотографию не спрашивал! И она знает точно, не спрашивали у остальных! Ведь после очередной беседы со следователем каждый из сослуживцев делился новостями с окружающими. И никто из них ни разу не сообщил о том, что у него попросили фотографию! И впрямь, откуда у ментов взялась ее фотография? Может, мама дала? Глупости! Она бы сказала, да и потом, без Маши они ни разу в квартиру не приходили.

Сокамерница, некоторое время сидевшая тихо, заерзала на скамейке, заставив Машу непроизвольно открыть глаза, а как только она это сделала, у женщины больше "помолчать" не получилось!

— А я вот, мужика своего сегодня зарезала! — сообщила она, и, для начала шмыгнув носом, зарыдала в голос.

— Довел он меня, сука! Бил, бил, и наконец, дождался! Знаешь, он ведь меня со вчерашнего дня в ванной держал! Сначала гад, нажрался, а потом Маргулиху привел. Я, было, хотела ее вытолкать из квартиры, вот тут меня мой бугай в ванной и запер. И еще даже свет погасил, зараза! Они потом всю ночь с Маргулихой гужевались, а я об дверь все кулаки оббила! Так и просидела в ванной, аж до самого утра, пока мой гад эту суку выпустил! А как открыл он меня, тут я и озверела. Глянула, а у них на столе поллитровка недопитая стоит. Я тогда тяпнула и с кулаками на него! Ну, он меня и отмтузил, а сам потом спать улегся. Вот и прирезала я его, как уснул он! Схватила ножик, и по горлу! — алкашка, уткнув грязное лицо в ладони, снова зарыдала.