Мой бывший муж - Лейк Оливия. Страница 9

– Кать, это реально не смешно.

– А где ты видишь веселье?! – всплеснула руками она. – Не ври, что увлекся только вчера! Ты последние несколько месяцев сам не свой. Я думала это работа, а это… Это коллега! – горько припечатала. – Ты думаешь, я дурочка совсем? – спросила тихо. – Не вижу перемен в тебе?

Ебаный в рот. Какой же я мудила конченный. Пока варился в страстях низменных, родная девочка моя страдала, беду предчувствуя.

– Я не дам развод, – рубанул жестче, чем нужно было. – Не отпущу тебя. Ты моя жена. Ты моя, Кать!

– Я не спрашиваю разрешения, – она тоже на повышенные перешла. – Я перед фактом ставлю, Дим!

Я сглотнул, успокаивая бешеного зверя, голову из глубин моей сущности поднявшего. Мое забрать хотят. Жены и дочери – семьи лишить! Не отдам!

Я со свистом воздух из легких вытолкнул и с другой стороны зайти попытался.

– А Ника? Для нее это большой стресс будет. Я не хочу подрывать ее психическое здоровье. Дети должны расти в любви и полной семье.

– Семья, где папа ночами пропадает, а мама плачет – плохая экосистема. Я не хочу жить вместе только ради ребенка. А еще не хочу каждую отлучку или позднее возвращение истерить, представляя тебя с любовницей. Ревновать к каждой юбке в твоем офисе. Я не смогу так, Вадим! Не выдержу долго!

– Катюша, – я обнять ее попытался, почувствовать снова. Боль, которую сам же причинил, забрать, но она на другую сторону кухонного островка убежала. Не желала моей близости, – я не изменял тебе.

Сука, я даже не трахнул Вику, а отгребаю по полной!

– Правда? – склонила голову на бок и взглядом жгучим прошила. Я смутился и с глухим звуком кружку на стол поставил. Наелся и напился уже.

– Остынь, Катя. Вечером поговорим, – буркнул и убежал. Не могу с ней такой говорить! Мне и злиться, и прощения просить одномоментно хочется! Голову остудить нужно. Жену понять и себя заодно.

Глава 4

Катя

– Мяу, мяу! – Я встрепенулась, когда кот о ногу ластиться начал. – Мяу!

Голодный. Вместо того, чтобы бежать корм насыпать, я взяла его на руки, в рыжую шерсть лицом уткнулась. Британская шиншилла, подаренная Нике на пятилетие, стала котом Баяном. Нежным и ласковым, но с характером, естественно. Его Дим подарил. ВаДим. Вадим…

– Почему тебя Дым называют?

– Я петарду в классе поджог и бросил в ведро с мусором. До сих пор помню, какой дым повалил. Так и привязалось.

– Я думала из-за цвета глаз.

– Пацанов мои глаза мало волновали.

– Тогда я буду называть тебя Дим, за глаза.

– Я согласен, моя Мальвина.

– Я не твоя, Полонский, – напомнила строго.

– Ну это пока…

Дим… Нет его больше. Я позволила Баяну спрыгнуть на пол и на автомате корм взяла, заметила, что руки от дрожи не слушаются и глубоко размеренно задышала. Вчера первый за год приступ астмы накрыл: я полагала, что практически излечилась, ушла в легкую сезонную аллергию. Я ошибалась. Во многом ошибалась.

Ночь провела бессонную, в голове прокручивала сцену в прихожей. Каждое слово Вадима разбирала и себя препарировала. Поверить не могла. Разве так бывает? Бывает в счастливой семье?! Нет, с кем-то возможно, но не с нами! Мы же любим друг друга! Я усмехнулась горько. Любили. Наверное, каждая женщина думает, что с ней такого быть не может, ведь верилось в долго и счастливо.

К зеркалу подошла, в отражение взглянула – я смогла сдержаться, не удариться в истерику. Не накрыло меня еще. Осознание не заполнило душу. И перед Вадимом хотелось сильной быть, гордой и знающей себе цену. Он такую меня полюбил, а не слезливую кисейную барышню. Возможно, всколыхнется в нем что-то. Я не поверила его заверениям в любви. Это страх потерять привычное. А вот осталась ли яркая искра ко мне? Ответ еще предстоит выяснить. А что потом? Не знаю, совсем не знаю. Я уверенно и жестко заявила о разводе, но не готова к нему морально. Как к этому подготовиться можно?! Моя жизнь в одночасье изменилась, то, что создавалось годами рухнуло в момент. Всего три слова и предлог…

У меня есть другая…

– Дикость какая, – шепнула, взглядом свою крепость оглядывая. Вот моя кухня с моей посудой, бокалами и множеством ваз и вазочек – люблю я их в интерьере! В спальне мое белье и подушки, а в ванной моя мочалка! Только муж больше не мой! Это сложно в голове уложить, а сердцу принять нереально просто!

Когда же это случилось? Где я ошиблась? Оступилась в чем? Когда внимание его утратила, что на других женщин смотреть начал? Я всегда красивой быть старалась, ухоженной, подтянутой. Фитнес, спа, салоны красоты, шмотки стильные, сексуальные, модные. Разной для Вадима хотела быть. Я развивала Нику и развивалась вместе с ней. Даже четвертый язык выучила. Мне они легко давались, а учеба в институте привила любовь к ним. Я пыталась быть не скучной, не тупеть с годами, общественные инициативы поддерживала, чтобы занятой и для мужа в том числе быть. Чтобы ждал порой, как я жду.

Мои труды даром не пропали. Я ведь не затюканная домохозяйка, я могу нравится мужчинам. Вадиму льстило, что на меня заглядывались. Его самолюбие еще больше вверх устремлялось от понимания, что для меня только он желанен. Мой муж в этом уверен был на тысячу процентов. И прав был, прав. Пусть мы переступили этап влюбленности, экстаз новизны утратили, но страсть не иссякла. Она сменилась глубоким осознанным чувством. В нашей постели больше не было неожиданных фейерверков, но было единение тел: когда знаешь каждую клеточку, каждый миллиметр плоти и безошибочно уносишь партнера к звездам. Да, о полигамности мужчин не слышал разве глухой, но помимо звериных инстинктов покрыть большинство самок, есть базовая потребность любить и быть любимым. Возвращаться в дом, где тебя ждут и принимают, выслушают и помогут. В богатстве и бедности, болезни и здравии, в горе и радости. У нас осталось только горе.

Я истерично рассмеялась и успокоиться минуты две не могла. Вадим даже не пытался оправдываться, прощения просил сухо. Семью сохранить хотел, естественно, но там лейтмотивом: мое, моя, хочу! А я на искренность надеялась. Молчала, не подталкивала, но ждала. Такие вещи должны из души литься без толчков в спину, только тогда им вера есть. Расскажи все, поделись своим грехом и смятением, и вместе решим, как быть дальше. Есть ли в принципе, что спасать? Я не святая и могу с плеча рубануть, но я не такая максималистка уже, чтобы из-за подозрений и фантазий, пока ничем не подкрепленных, разводиться. Возможно, еще не произошло самого страшного – измены сердечной помноженной на деяния плоти. Возможно…

Я увлекся коллегой…

Поверила бы, что за рамки ненамеренного влечения, не подкрепленного физиологией и душевной привязанностью «это» не вышло? Не знаю. Простила бы, если покаялся бы? Не знаю. Пока Вадим уехал думать. Вполне возможно, думать: любит ли меня, или новое чувство успело дать всходы, корнями в сердце прорасти. Если любовь умирает, то происходит это именно так: атрофируется с годами, а когда время приходит, отпадает, как хвост у ящерицы, за который дернули случайно. Или, наоборот, неслучайно? Но рана кровоточащая в любом случае будет…

– Мам, – после короткого гудка сказала я, – ты на работе? Можно приехать?

Через пять минут я уже мчала в Боткинскую больницу. У меня мама заведующая онкологией там – знает, как людей утешать, а мой случай не самый тяжелый. Для вселенной, естественно, для меня – полнейшая катастрофа.

Мама, как назло, нашлась в ординаторской, обычно гудящей врачебным персоналом. Я коротко постучала, вошла, быстро обстановку оценила: кроме нее, уборщица баба Тая – сто лет работает здесь. Как и мама.

– Здравствуй, Катюш. У тебя что-то срочное? У меня обход в стационаре через десять минут, – спросила врач с ног до головы Нина Михайловна и снова в компьютер уткнулась. На работе она в первую очередь доктор, а потом уже жена, мать, бабушка.