Стремнина - Бубеннов Михаил Семенович. Страница 17

Геля часто смотрела на порог.

Ей казалось, что мудрая природа не без умысла забросала устье Ангары огромными каменными глыбами, навечно вогнав их наполовину в речное дно, и заставила неистовую реку метаться меж этих глыб, неумолчно шуметь и клокотать так, что ни течение, ни ветер не успевали уносить отсюда хлопья пены. Властная мать земли, по мысли Гели, не хотела, чтобы каждый, кому легко вздумается, осмелился ступить в тот мир, что укрывался в синей дымке за ее преградой на реке. Но он несказанно манил к себе, тот мир, от него нельзя было оторвать взгляд, и уже самый первый из людей, оказавшийся здесь когда-то, не мог, конечно, устоять перед ним со спокойным сердцем.

Поселок, где жила Геля, стоял на левом, отлогом берегу Ангары, давно уже отвоеванном у тайги. Весь берег выше поселка был завален штабелями леса-кругляша и разными материалами из древесины, которые изготовлял здешний лесозавод, да еще толстым слоем опилок, щепы и коры. Древесные, смолистые и дегтярные запахи держались в поселке устойчиво при любой погоде и стали особенно сильными теперь, в июльский зной.

С начала навигации длиннорукие краны от зари до зари переносили со склада на палубы и в трюмы разных судов тяжелые тюки лесин, шпал, досок и теса, но пока что очистили лишь небольшой участок берега.

А сверху все шли и шли плоты; одни из них попадали в чрево лесозавода, другие в сопровождении теплоходов отправлялись на Енисей.

В этот поселок близ порога Геля приехала ранней весной вместе с подружками-радистками, окончившими курсы в Красноярске. Девушки поселились в общежитии и быстро обжились на новом месте. Никаких особых таежных трудностей, к превеликому огорчению девушек, им не пришлось пережить. Правда, одна трудность, и, несомненно, таежного происхождения, все же повстречалась: за обаятельными, жизнерадостными, изящно одетыми девушками, только что выпорхнувшими из города, тут же бросилась ухаживать несметная ватага парней. В дни ледохода уже состоялась первая свадьба.

Вскоре в поселке появился Борис Белявский. С бешеной скоростью он носился туда-сюда по реке на нарядном голубом глиссере; рядом с ним, развалясь на мягкой подушке, восседал «лесной бог» — влиятельный и властный представитель какой-то мощной организации, принимавший ангарский лес для отправки на Енисей.

Однажды после утреннего сеанса передач Геля, по обыкновению, спустилась от своей рубки к реке — подышать свежим таежным воздухом да побыть наедине со своими мыслями. Она взобралась на лежавший у самого уреза большой камень и засмотрелась на порог…

От пристани, что у самого слияния двух великих рек, в эти минуты отошел небольшой пассажирский теплоход, заселенный геологами да изыскателями, сплавщиками да золотодобытчиками. Увидев его на стрежне, Геля, по исстари заведенному обычаю, начала махать косынкой, желая счастливого пути людям, отправляющимся в таинственный мир за порогом. Пассажиры, стоявшие вдоль правого борта, охотно ответили доброй девушке.

Позади раздался мужской насмешливый голос:

— Не страдай! Другой найдется!

Она и не слышала, как невдалеке к берегу приблизился нарядный голубой глиссер. Выскочив из него, Борис Белявский позвал:

— Помоги!

Гелю удивило, что незнакомый парень кричит ей требовательно. Она хотела обидеться на Белявского, но из этого ничего не вышло, удивляясь своему миролюбию, она спрыгнула с камня.

— Берись за борт!

Вдвоем они вытащили нос глиссера на песчаную отмель. Чувствуя, что она раскраснелась от смущения перед бойким и красивым черноглазым парнем, Геля тут же хотела броситься от него прочь, но он опять потребовал, хотя и помягче:

— Обожди-ка…

— Ну что тебе? — крикнула Геля, злясь на себя за то, что не может осердиться на бойкого моториста. — Затем и позвал, бессовестный, чтобы заговорить? Что, неправда?

— Истинная правда, — с радостным смирением сознался Белявский.

— И не стыдно?

— Проморгаюсь…

— Не в первый раз, да?

— Все бывало в жизни…

— Видать тебя — бывалый.

— Вот я и приметил тебя на камне, — заговорил Белявский, очевидно вполне довольный началом знакомства с Гелей. — Думаю, да кто же так трогательно провожает теплоход? Не иначе — романтическая душа. Мне надо бы к пристани, а я сюда…

— А что сказано о любопытстве? — спросила Геля.

— То афоризмы старины! — весело отмахнулся Белявский. — Любопытство — божий дар в человеке. Потеряй его — и ты мертв. Вообще, любопытство — один из сильнейших двигателей прогресса.

— Говорун ты…

— Как все бывалые.

— Да еще веселый…

— Я сразу всем нравлюсь, — сообщил он с наигранной застенчивостью, стараясь, очевидно, рассмешить и смягчить Гелю. — А ты, видать, занозистая, а? — Он присмотрелся к Геле, откровенно любуясь ею. — Откуда такая явилась, а?

— А вон, с нёбушка, — ответила Геля насмешливо.

— На самолете, надеюсь?

— Что ты! На своих…

— И давно?

— Вместе со скворушками…

— Охотно, охотно верю: такие могут явиться сюда только с нёбушка, — продолжал Белявский, с удовольствием поддерживая, вероятно, привычный для него иронический тон. — Замуж еще не выпорхнула?

— Ха! И развестись успела!

— Современно, — похвалил ее Белявский, может быть даже поверив ей. — Но все равно скоро опять выпорхнешь! Такие занозистые здесь нарасхват. Да и не принято в здешних местах волынить. Некогда. Тут все делается быстро и круто.

— Страсти-то!

— Кстати, нравится здесь?

— Очень!

— Не верю, — сказал Белявский. — Что тебе может нравиться в этой глухомани? Что ты нашла здесь хорошего? Тайга. Мошка. И люди, как мошка: толкутся на земле, а зачем — и не знают. Мыслить не умеют, да и не желают. Совершенно серьезно считают, что вполне достаточно тех истин, какие уже познали…

— Не выдумывай! — сказала Геля серьезно.

— А ты и сама уже разочарована здешней жизнью, — уверенно заявил Белявский. — Оттого и ходишь сюда каждый день и смотришь на порог. Все думаешь: вот за порогом — там чудеса. Так ведь? А я тебе скажу: и там тайга, и там мошка, и там люди…

— Перестань! — одернула его Геля уже сердито. — И не стыдно так говорить о людях? Вот они пошли туда, и я уверена: у всех там интересные, увлекательные дела. Есть и трудности и неудачи… Но именно они закаляют волю! Есть открытия, находки, какие приносят истинное счастье!

— Восторженность — самая распространенная болезнь юности, — с сожалением сказал Белявский. — Особенно страдают ею девушки. К счастью, она проходит быстрее, чем корь.

— А, опять афоризмы! Я пошла…

Кивнув в сторону реки, Белявский осведомился:

— Каталась?

— Все собираюсь, — ответила Геля.

— Тогда садись. Тебе повезло.

У Гели порозовело лицо.

— А не утопишь?

Не отвечая, Белявский подхватил Гелю и перебросил ее ноги через борт глиссера. Протестовать было поздно, да и не хотелось: Геля давно уже мечтала о прогулке по Ангаре. Конечно, Белявского все же стоило бы побранить, но девушкам, как известно, порой даже немножко нравится властная, грубоватая решительность парней.

Глиссер полетел вверх по реке.

Ангара очаровала Гелю давно, сразу же после ледохода, неоглядным раздольем плеса в устье, мятежной силой своей, бесстрашными волнами, летящими на прибрежные камни, ветром, несущим запах свежей хвои из глубин тайги. Но прежде Геля любовалась рекой только с берега. Теперь же она впервые оказалась на речном просторе и только тут поняла, что еще не знала Ангары. В ее потоке было столько порыва, кипения, неистовства, нестерпимо обжигающего блеска прозелени, что Геле даже стало тревожно, и у нее легонько закружилась голова.

— Хорошо? — крикнул ей Белявский через плечо.

Геля не ответила.

Некоторое время шли вдоль левого берега, заваленного лесом, прямо на створы, возвышавшиеся на пригорке, позади избушки бакенщика. Но, поравнявшись с перевалочным столбом, глиссер начал отваливать к середине реки. Приближался порог. Совсем уже близко Дворец, самый большой в пороге темно-серый камень, вокруг которого бьются, брызгают пеной тяжелые, словно из жидкого металла, но раскаленные добела струи. Геля думала, что Белявский покажет ей порог с близкого расстояния и завернет обратно. Но Белявский, дойдя до белого бакена перед Дворцом, направил глиссер прямо через порог, строго на створные знаки Порожные, маячившие вдали. Тут глиссер заметно сбавил ход, а река, прорываясь сквозь завал подводных камней, заревела и понеслась навстречу, как водопад. Геля невольно ухватилась за руку Белявского и стала трясти ее, хотя и понимала, что поворачивать поздно. Отрываться от Белявского ей уже было боязно. Так она и держалась за него, пока поднимались в пороге, а он, прижимая ее руку к себе, радостно выкрикивал: