Школа боя - Казанцев Кирилл. Страница 2

– Да-а... – поддержал кто-то заместителя старшины. – Несправедливо...

– Ну, ничего! – Ромоданов завелся. – Я им напоследок устрою службу!..

Старший сержант встал с места, начал расстегивать пуговицы на курточке "пэша".

– Да оставь ты их, Леха! – попросил Колядин. – Пусть спят! Им еще завтра пахать!

– Ты вспомни, как сам "духом" был!.. – Заместитель старшины сбросил курточку, оставшись в неуставной тельняшке. – Вспомни сержанта Мазитова! До хера ты у него тащился?! До хера спал?! Но не умер! И человеком стал! Солдатом!

Толян сокрушенно махнул рукой. Да, было такое... Но давно... Он уже и забыть-то про это успел. Ну по крайней мере старался забыть...

– Дневальный! – Заместитель старшины вышел на середину расположения.

Бегом – руки высоко подняты и согнуты в локтях – прибежал дневальный из молодых, громко топая сапогами. Изможденное лицо, впалые щеки, какое-то застарелое отупение в воспаленных глазах... На затянутом до предела ремне болтается штык-нож...

– Товарищ старший сержант! Дневальный по роте рядовой!..

– Отставить! – негромко буркнул Ромоданов. – Знаю, что дневальный... Слушай приказ: "духам" и "лимонам" – подъем. Строиться в сушилке через три минуты, форма одежды – номер один. Время пошло!

– Есть! – Дневальный развернулся через левое плечо и бегом бросился выполнять команду. Уже через минуту по полутемному расположению замелькали тени полуодетых людей.

Старший сержант не спеша, на ходу разминая кисти рук и слегка поводя широкими плечами, вышел в сушилку. Остановился перед реденькой шеренгой наголо остриженных исхудавших пацанов.

– Равняйсь! Сми-ирна! – Подбородки качнулись в сторону и вернулись назад. – Вольно... Товарищи разведчики!..

Сейчас старший сержант явно подражал кому-то из офицеров роты. Вполне возможно, что замполиту.

– ...Вы являетесь элитой армии! И в любой момент должны быть готовы выполнить боевой приказ командования и Родины! В любое время суток вы должны быть готовы вступить в бой с противником! Поэтому сейчас мы с вами проведем внеочередное занятие по рукопашному бою!

Заложив руки за спину, Ромоданов прошелся вдоль строя, заглядывая в лица солдат...

– Свободный спарринг со мной! Тот, кто меня сделает... Короче, будет жить "дедом"! Добровольцы есть?..

Добровольцев не было. "Рукопашка" была коньком старшего сержанта, еще до армии занимавшегося в секции карате. И связываться с ним себе дороже...

– Добровольцев, значит, нет... – с недовольством отметил заместитель старшины. – Никто не хочет жить "дедом"... Ссыте, салабоны?!

Ответом ему была тишина. Молодые стояли опустив глаза. Они действительно боялись... То, что заместитель старшины называл "свободным спаррингом", как правило, превращалось в обычное избиение. А Ромоданов "берегов" никогда не видел. И жалости не знал.

Старший сержант еще раз прошелся перед строем. Взгляд его упал на одного из молодых.

– Рядовой Горный!

– Я! – Солдатик вздрогнул и втянул голову в плечи.

– Выйти из строя!

– Есть! – Босые ноги звонко зашлепали по бетонному полу сушилки.

– Рядовой Горный, сейчас перед вами не я... – старший сержант ткнул себя пальцем в грудь, – сейчас перед вами – военнослужащий блока НАТО! Убей врага!

Солдатик колебался. Ему очень не хотелось быть избитым...

– Ну!!! – Заместитель старшины поднял руки на уровень груди.

Горный тоже принял какое-то подобие боевой стойки... Он уже понимал, что его в любом случае поколотят. И собирался оказать хоть какое-то сопротивление.

Хищно ухмыльнувшись, старший сержант сделал быстрый скользящий шаг вперед. Этот салабон ему не нравился с самого начала. Слишком умный, городской... Слабосильный, но ставит что-то из себя, чмо...

Горный, широко размахнувшись, неловко махнул кулаком. Было заметно, что драться он совсем не умел...

Ромоданов, нырнув под руку рядового, стремительно и точно пробил по корпусу, в печень и селезенку. Солдат задохнулся и скрючился от нестерпимой боли. А старший сержант, захватив его голову, дважды ударил коленом в лицо, вкладывая в эти удары всю свою силу и злость... Отшвырнул вырубленного рядового в сторону – тот тяжело упал на кипу старых шинелей.

– Вот так, – сказал Ромоданов. – Ни хрена вы ни к чему не пригодны, чмошники. Только "чернягу" хавать...

Наверное, он бы продолжил избиение молодых – глаза уже искали следующую жертву, – но в сушилку вошел Колядин. Полуобняв земляка за плечи, тихо зашептал ему на ухо:

– Слышь, Леха, кончай, а?! Пойдем еще по пять капель тяпнем... Там еще осталось...

– Подожди... – Старший сержант подошел к заворочавшемуся на шинелях Горному. – Слушай сюда, боец! Ты проиграл... Поэтому сейчас ты оденешься и принесешь бутылку водки и пачку "цивильных" сигарет! Тебе на это час. Время пошло, солдат!..

Горный приподнял голову. Окровавленное лицо, бессмысленный, "плывущий" взгляд...

– Ты понял, солдат?! – Ромоданов норовил вывернуться из цепких рук "земы". – Время пошло!

– Понял, товарищ старший сержант... – Горный встал на ноги, но его слегка "штормило".

– То-то... – Ромоданов позволил земляку увести себя, но напоследок бросил: – Горный – умыться и вперед! Время идет... Остальные – отбой!

Рядовой Иван Горный прошел в умывальник, поплескал холодной водой в лицо... Саднили разбитые губы, распухший нос не дышал...

– Сука! – На глазах молодого проступили слезы. – Сволочь!

Скобливший бритвенным лезвием писсуар дневальный отвернулся – он не желал становиться соучастником "преступления". Обзывать "старого", даже за глаза, – это, знаете ли, чревато...

Горный не спеша оделся, взял в сушилке бушлат. Вышел из казармы... На улице моросил мелкий противный дождик, дул неласковый ветер. Пронизывал до костей – сырая страна Германия. Чужая, совсем чужая...

Втянув голову в плечи, ссутулившись, солдат направился в сторону кочегарки, где было легче всего преодолеть забор...

Добыть "цивильные" сигареты и выпивку можно было только одним способом – пробираться в город, прячась от патрулей, прогуливающихся офицеров и "вольняг". Немцы за долгие годы фактической оккупации научились вполне прилично "шарить" по-русски. "Припаханный" "стариками" молодой вставал у какого-нибудь гаштета и клянчил у входящих и выходящих немцев то, что от него требовали в родном подразделении. И частенько бывало так, что разжалобившийся замурзанным, жалким видом просителя немчик угощал его... Или давал немного денег...

Однако это можно было проделать днем. А сейчас, глубокой ночью... Да где бы он что взял?!

Но Горный прекрасно понимал, что если он не принесет искомое, то будет избит еще более жестоко... Невыполнение распоряжения "старого" – заявка на бунт. А такого рода бунты в Советской армии подавляются беспощадно. Выхода, казалось, не было...

Солдат остановился у двери кочегарки. Оттуда тянуло теплом и еще каким-то родным, почти домашним запахом... Помявшись, Горный воровато огляделся по сторонам и нырнул внутрь приземистого здания...

Забившись в дальний темный угол, за кучу угля, он устроился у теплой кирпичной стены, прислонившись к ней спиной. "Только погреюсь немного – и пойду..." – сам себя успокаивал солдат. Пригревшись, незаметно для себя он задремал...

Проснулся он только утром... Сладко потянулся, зевнул – впервые за немногие дни службы ему удалось выспаться по-человечески... И тут он вспомнил все то, что произошло вчерашним вечером... Все страхи навалились с новой силой.

Он не выполнил приказа Ромоданова! Он не принес требуемого! Мало того! Он не ночевал в расположении роты...

Теперь его не просто изобьют – его будут "чморить" по полной программе, так, что небо с овчинку покажется... Причем не только "старики" – свой же призыв, пацаны одного с ним срока службы, с молчаливого одобрения "дедов" будут над ним издеваться...