Скрытая камера - Казанцев Кирилл. Страница 46
Его "достижение" было отмечено громким грубым хохотом окружающих...
Мишка и хотел бы, но не мог отвести глаз от ужасной и отвратительной картины. Наверное, только сейчас он начал понимать, что произошедшее с ним – не игрушки. Что все это – серьезно... Если до этого он просто боялся, то теперь оцепенел от страха.
Донец легкой затрещиной привел его в чувство:
– Пошли! Не хера тут порнуху смотреть!
Мишку затащили в четвертую, следующую комнату. Тоже пустая, только стульчик в углу да под потолком крепко вделанная в стены толстая металлическая труба...
– Короче, так... – Тима развернул Мишку к себе лицом. – Сейчас я тебе в последний раз задаю вопросы. Где диск и от кого он тебе попал? Все.
– Да я... – захлебнулся Мишка. – Я правду говорю! Я не знаю никакого!..
Тяжелый удар в солнечное сплетение вышиб из него дух... Когда он пришел в себя и сумел наконец-то сделать вдох, его руки уже были связаны в запястьях длинной веревкой.
– Мужики, вы че, мужики?! – в ужасе заверещал он.
– Заткнись, урод! – сказал, как сплюнул, один из "мужиков". Другой отрезал от большого рулона пластыря кусок и, бесцеремонно хлопнув ладонью, заклеил Ромову рот.
Свободный конец веревки был переброшен через трубу, и уже через минуту Мишка висел... Нет, не висел, а стоял на самых кончиках пальцев!
Стоящий перед ним Тима взялся за ворот Мишкиной рубашки и резко рванул вниз. Послышался треск, и обрывки рубахи повисли вокруг пояса брюк подобно юбочке папуаса.
– Короче, захочешь говорить – просемафоришь... – негромко сказал кто-то из-за спины.
Мишка хотел было спросить, как это – "просемафорить". Забыл бедолага, что у него рот заклеен. Но в это время невероятно болезненный удар заставил его вздрогнуть. Мишка, извиваясь на веревке, яростно замычал, пытаясь что-то объяснить. Только его уже никто не слушал. А удары сыпались один за другим...
– ...Так ты будешь говорить или нет?! – опять закричал курильщик.
– Мужики, поймите, я... – Мишка плакал. От бессилия, от переполняющей его жалости к себе самому. – Мужики!..
Он был настолько напуган, что даже не пытался соврать и тем самым дать себе небольшую передышку – от всей души старался говорить одну только правду. Беда была в том, что эта правда не нужна была его палачам. Ему просто не верили.
– Мужики поле пашут, – мрачно сообщил курильщик. Пришлепнув пластырь на место, он раздавил окурок на голой Мишкиной груди и, отвернувшись, бросил своему полуголому напарнику: – Поехали дальше!
– Давай отойдем... – предложил тот.
Они отошли в дальний угол комнаты, и тот, что до этого поработал плетью, сказал:
– Знаешь, а сдается мне, что этот в натуре не при делах...
– Никитич сказал... – начал было курильщик, но полуголый перебил его:
– Никитич не бог... Он и ошибиться мог... Ты как хочешь, а я лучше туда пойду... – Он качнул подбородком в сторону двери.
– Ты думаешь, там еще что-то осталось? – презрительно скривил губы курильщик. – Стерли уже все по самое не могу!
– Посмотрим! – Полуголый бросил плеть на пол и вышел из комнаты.
Курильщик посмотрел ему вслед, поднял плеть и подошел к Мишке:
– Ну что?.. Продолжим?..
8
В соседней комнате все еще продолжали насиловать Гальку. Девушка уже не могла ни кричать, ни стонать, ни даже двигаться. Безучастная ко всему, она смотрела в потолок и кусала губы. А бандиты отрывались по полной программе, вертели ее и так и этак, пристраиваясь и по двое, и по трое... Их переполняло возбуждение...
И не то чтобы она была сногсшибательной красавицей... В другое время и в другом месте, ну, где-нибудь в приличном кабаке, никто из них и внимания бы на нее не обратил. "Чушка деревенская" – высшая оценка, которую она бы у них заслужила...
Но сейчас их возбуждало ощущение вседозволенности. Они прекрасно знали – из этого подвала ведет только одна дорога. Еще глубже... В могилу. Их жертва уже никому и ничего не сможет рассказать. И вот это чувство безнаказанности пьянило их крепче любого вина, заставляя браться за истерзанное девичье тело раз за разом, воплощая в жизнь свои самые гнусные и изощренные желания.
Глава 11
1
Василий не мог найти себе места в своей собственной квартире, в своей маленькой крепости.
Черт возьми, ну как же так могло получиться, что он потерял Татьяну и ребенка?! Эта мысль не давала ему покоя.
Он метался из кухни в комнату, из комнаты – назад в кухню. Несколько раз его посещала дикая мысль – а вдруг Татьяна просто не заметила его записки? И тогда он начинал названивать на телефон матери, надеясь услышать только одно короткое слово:
– Да?..
Но телефон отвечал протяжными гудками... И Василий опять бегал по своим "квадратам", сходя с ума от отчаяния, да курил сигарету за сигаретой. Это было все, что он сейчас мог сделать.
Неожиданный звонок в дверь вернул его к жизни. Почему-то он вообразил, что это Татьяна, и бегом бросился к двери. Из головы совершенно выскочил тот факт, что ни сам Федор Михайлович, ни тем более его дочь никогда раньше не бывали у него дома.
С улыбкой на губах Скопцов широко распахнул дверь и... замер. Улыбка медленно сползла с лица... За дверью не было ни Татьяны, ни Настеньки. Только какой-то незнакомый Василию мужик стоял и нахально скалился ему в лицо.
Скопцов чуть не заплакал от обиды. Заглянул за спину нежданному и незваному гостю, но и там никого не оказалось.
– Чего надо?! – грубо бросил пришельцу Василий.
– Здорово, Скопа! – Незнакомец демонстрировал великолепные зубы. Незнакомец?.. Или... Наверное, если бы Василий не был так озабочен возникшими у него проблемами, он бы узнал его сразу.
– Ты чего, старшой, своих не узнаешь? – насмешливо спросил... Нет! Не незнакомец! Василий прекрасно знал этого человека.
– Юрка!.. Глаз!.. – Скопцов шагнул вперед и обнял пришельца. – Здорово, братишка!..
На какой-то миг он забыл обо всех своих заботах – к нему пришел не знакомый и не друг... Произнося слово "братишка", Василий был совершенно искренен. Именно так они обращались друг к другу там... В армии...
2
– ...Спортсмены есть?.. – Щупловатый капитан в мятом камуфляже красными похмельными глазами ощупал неровный строй призывников.
– В спортроту набирают! – толкнул Василия в бок Володька Шварц, стоящий рядом. С Володькой они познакомились здесь, на призывном. Веселый и общительный парень, называвший себя немцем, но ни единого слова на родном языке не знавший и отличавшийся поистине русской бесшабашностью.
Из строя не спеша, с чувством собственного достоинства вышли несколько качков, пара ребят помельче и какой-то заморыш-очкарик.
– Пошли! – продолжал дергаться Володька. Шварц занимался боксом, причем достаточно серьезно, и его первый спортивный разряд был ярким тому свидетельством. А так называемая "спортрота" – светлая мечта любого призывника, имеющего хоть какое-нибудь отношение к спорту.
Василий колебался – капитан не был похож на спортсмена. Хотя... кто его знает. Может, стрелок какой или по спортивному ориентированию мастер...
– Все?.. – Капитан-"покупатель" явно стремился побыстрее закончить все дела. – Больше спортсменов нет?
– Есть! – Шварц сделал два шага вперед, потянув за собой Скопцова.
Вышедшие из строя по команде капитана отошли немного в сторону и сомкнулись. После этого "покупатель" прошелся перед небольшой командой. Перед каждым останавливался и спрашивал:
– Вид? Разряд? Среди тех, кого Скопцов про себя окрестил "качками", двое оказались тяжелоатлетами, один – борцом-вольником и еще один – дзюдоистом. Пятый был просто боди-билдером, и капитан ему сказал:
– Давай, малый, в общий строй... Ты мне не подходишь...