Последнее искушение Христа - Казандзакис Никос. Страница 85

Многие исполнялись веры и, едва начинали верить, сразу же чувствовали, как кровь их устремляется вверх и питает онемевшее тело: они отбрасывали прочь костыли и пускались в пляс. Другие, когда Иисус опускал длань свою на угасшие глаза их, чувствовали, как свет изливается с перст его, приоткрывали веки и издавали радостный крик: они видели мир!

Матфей держал тростинку в руке. Зрение и слух его пребывали в напряжении, он старался не упустить ни единого слова, но бережно собирал каждое и закреплял письменами. Так постепенно, изо дня в день внутри него создавалось Евангелие — Благая Весть, которая пускала корни, разрасталась ветвями, становилась древом, чтобы принести плоды и накормить уже рожденных и еще не рожденных. На груди Матфей носил Писания и видел: нынешние слова и деяния Учителя были точь-в-точь тем, что за многие столетия до него провозгласили пророки. А если иной раз пророчества не находили соответствия, то было это потому, что разуму человеческому трудно постичь тайный смысл, содержащийся в священной книге. Семью смысловыми уровнями обладает слово Божье, и Матфей пытался найти и определить, на каком уровне согласуется несогласуемое, а если иной раз делал это с натяжкой, то Бог прощает. И не просто «прощает», но сам же Бос желает того, ибо разве не приходит ко всякому, кто берет в руки тростинку, ангел, чтобы, склонившись к у его, помогать в писании»?

В тот день Матфей впервые ясно и четко осознал, с чего следует начать и как следует приступить к житию и деяниям Иисуса. Перво-наперво — помянуть, где он родился, кто были родители его и предки его до четырнадцатого колена. Родился он в Назарете от бедных родителей — плотника Иосифа и Марии, дочери Иоакима и Анны. Итак, взял он тростинку в руку и мысленно воззвал к Богу, дабы Тот просветил его разум и дал ему силы. Но едва начал Матфей выписывать первые слова, рука его онемела, ибо ангел схватил ее, а в воздуха гневно затрепетали крылья и раздался трубный глас в ушах:

«Не сын он Иосифа! Что гласит пророк Исайя? «Узришь ты, как дева зачнет и родит сына». Пиши: «Мария была девой, архангел Гавриил спустился в дом ее: еще до того, как муж прикоснулся к ней, и сказал: «Радуйся, Мария: благодатная, Господь с Тобою!» и сразу же заплодоносило чрево ее». Слышишь? Так вот и пиши! И не в Назарете, не в Назарете родился он. Вспомни, что сказано у пророка Михея: «И ты, Вифлеем, мал ты между тысячами Иудиными? Из тебя произойдет мне Тот, который должен быть владыкою в Израиле и которого происхождение из начала, от дней вечных». Стало быть, в Вифлееме родился Иисус, и притом в хлеву. Что гласит псалом непогрешимый? «Я вывел Его из хлева, где сосал Он млеко овечье, дабы сделать Его пастырем стад Иакова». Что же ты остановился? Я отпустил твою руку, пиши!

Но Матфей разозлился, повернулся к невидимому крылу и тихо, чтобы не услышали спящие ученики, прорычал: «Это неправда! Не буду писать, не желаю!»

Презрительный смех раздался в воздухе, и голос сказал: «Разве способен понять ты, прах, что есть правда? Семью уровнями обладает правда, и на высшем уровне восседает на престоле правда Божья, которая совершенно не схожа с правдой человеческой. Эту правду и нашептываю я тебе на ухо, Матфей Евангелист. Пиши: «И пришли три Волхва, следуя за великой звездой, поклониться младенцу».

Холодный пот струился по лицу Матфея. «Не буду писать! Не буду писать!» — кричал он, но рука его бегло вела запись.

Иисус услышал сквозь сон, как мучается Матфей, открыл глаза и увидел, что тот, тяжело дыша, сидит, склонившись у светильника, а тростинка неистово несется по странице и трещит, готовая сломаться.

— Матфей, брат мой, — тихо сказал он. — Почему ты стонешь? Кто пребывает над тобою?

— Не спрашивай. Учитель, — ответил тот, а тростинка продолжала стремительно писать. — Некогда мне. Спи.

«Должно быть, Бог пребывает над ним», — где-то в глубине души подумал Иисус и закрыл глаза, дабы не потревожить святой одержимости.

Глава 24

Проходили дни и ночи. Новая луна пришла, затем ушла, а за ней пришла другая луна. Дожди, холод, горящий очаг, святые бдения но ночам в доме почтенной Саломеи. Каждый вечер после работы приходили бедные и обездоленные из Капернаума, слушали нового Утешителя — приходили бедными и нуждающимияся в утешении, а возвращались в свои убогие лачуги богатыми и утешенными. Он переносил их виноградники, корабли и радости с земли на небо, и сердца несчастных наполнялись терпением я надеждой. И даже свирепое сердце почтенного Зеведея мало-помалу становилось ручным: слова Иисуса постепенно проникали внутрь него, слегка опьяняя разум, окружающий мир рассеивался, и над головой его вставал миражом некий новый мир, сотворенный из нетленных сокровищ и вечности. В этом дивном новом мире он, Зеведей, его сыновья, почтенная Саломея, его пять лодок и набитые сундуки будут пребывать вечно. Так что не следует ворчать при виде незваных гостей, которые и днем и ночью навещают его дом и сидят за его столом: за все, за все получит он сполна.

Среди зимы пришли солнечные дни оттепели, засияло солнце, плоть земли прогрелась, а миндальное дерево посреди Зеведеева двора впало в соблазн и, решив, что уже весна, начало набухать почками. Этих теплых, милостивых дней ожидали и зимородки, чтобы доверить скалам яйца. Все пташки Божьи несутся весной, только зимородки — посредине зимы: Бог смилостивился над ними: ради них позволил солнцу появляться с горячими лучами в течение нескольких дней и зимою. И вот теперь эти морские жеманницы радостно порхали, щебеча над водами и скалами Геннисарета, благодаря Бога за то, что и в этот год Он сдержал свое слово.

В эти прекрасные дни и остальные ученики разбрелись по окрестным селениям и рыбачьим суденышкам испытать свои крылышки. Филипп и Нафанаил отправились в глубинные области возглашать слово Божье своим друзьям — земледельцам и пастухам, Андрей и Фома — к рыбакам на озеро, а нелюдимый Иуда — в горы, чтобы гнев отстоялся в сердце его. Многое из того, что делал Учитель, нравилось ему, но было и такое, чего он ни за что не мог принять: его устами, бывало, низвергал громы и молний гневный Креститель, а бывало, лепетал, как и прежде, Сын Плотника: «Любовь! Любовь!» Да кому нужна твоя любовь, полоумный?! Кого любить? Мир поражен гангреной и нуждается в ноже — вот что ему нужно!

В доме с Иисусом остался только Матфей, который не желал уходить от Учителя: если он заговорит, слова его не должны оказаться брошенными на ветер; если он сотворит какое-нибудь чудо, нужио увидеть это чудо собственными глазами и поведать обо всем. Да и куда было идти Матфею, пред кем речь держать? Никто и близко не подходил к нему из-за того, что некогда он был отверженным мытарем. Потому он и оставался в доме, тайком наблюдая из угла за Иисусом, который беседовал во дворе, под распустившимся миндальным деревом, с сидевшей у его ног Магдалиной. Иисус говорил тихо, и, чтобы разобрать слова, Матфею приходилось напрягать слух, однако попытки его оказывались тщетными. Он видел только, как время от времени Учитель прикасался к волосам Магдалины, а его лицо было строгим и печальным.

Рано утром в субботу паломники из отдаленных велений — хозяева из Тивериады, рыбаки из Геннисарета, пастухи с гор — отправили послушать нового пророка: что он скажет им о Рае и аде, об обездоленных людях и о милосердии Божьем. В тот день ярко сияло солнце, и паломникам захотелось взять Иисуса с собой, в покрытые зеленью горы, и слушать его там, усевшись на пригретой солнцем сочной травке, пока не смежит им очи на весенней лужайке сладкая дрема. И вот они собрались на улице у запертых ворот и стали звать Учителя.

— Слышишь, сестра моя Магдалина? Люди пришли за мной, — сказал Иисус. Но Магдалина впала в забытье, продолжая смотреть в глаза Учителю. Ничего из того, что говорил он ей все это время, не доходило до ее сознания, и только голос его радовал ее, голос его говорил ей все: она ведь не была мужчиной и потому не нуждалась в словах. Как-то она сказала: «Зачем ты говоришь мне о грядущей жизни, Учитель? Мы не мужчины, которым нужна иная, грядущая жизнь. Мы — женщины, и потому миг, проведенный вместе с любимым, — наш вечный Рай, а миг, проведенный вдали от любимого, — наш вечный ад. Мы, женщины, живем вечностью здесь, на земле!